МЭЛИС КРЭШ И НЕВЕСТА ДЬЯВОЛА

секунду мальчик потерял равновесие и вынужден был держаться как мог. Из витражной рамы выпал алый кусок стекла – выпал и медленно полетел вниз. В какой-то момент он исчез, и бессознательно ищущий взгляд наткнулся на очень похожее по тону яркое пятно в мрачности улиц. Галиар остался в городе, и сейчас он смотрел на замок с одной из крыш. И рядом с ним был кто-то еще – в темном плаще с капюшоном...

Хейтер протер глаза, и плащ исчез. Дядя уходить не собирался, он явно нес своего рода стражу, контролируя перемещения – сеть давно сняли, но контроль, куда менее ощутимый, не мог не остаться на месте. Ничего неожиданного.

Рингил вздохнул. Он так и не узнал того, что собирался выяснить. И вместо ответа получил новую загадку.

Что именно считает достойным смерти Гэбриел Илсинг?

И Алара ли вообще ему нужна здесь, в этой реальности?

Дневник Алары. День 145 год 11.

Самая жестокая мечта – это реальность.

Двусмысленно, но в целом правда. А я зациклилась на той музпродукции, которую можно достать в обработке моих бывших одношкольников и соперников. Достаю через Флаина – этот олух светел настолько, что сидит в «Пути» уже второй срок. Говорят, правда, что во «Вратах» есть более впечатляющий второгодник со стажем.

Самая жестокая мечта...

Почему мне нужно подтверждение того, что эти годы были? Все еще нужно. Странно.

Мэлис больше не поет, жаль. Очень жаль. Но ее записи можно легко достать.

Илсинг мне нравится все больше и больше. Когда он говорит, что мир нужно менять, я верю. Я знаю, что его можно изменить – где-то внутри меня засел занозой образ иной истории. Гэбриел говорит, что историю творим мы сами. Что мы заслужили возможность ее творить.

Он не знает, что я однажды видела, как творится история. Наверное, я ему расскажу. Он должен знать.

Самая жестокая мечта – это реальность. А с нами всеми что-то не в порядке.

Кажется, я в это верю.

Рингил вернулся смурным – похоже, не нашел своего Илсинга. Оно и понятно – он сейчас наверняка с Аларой... Я поставила в центр диск без надписи и услышала нечто в стиле наших подоконных серенад. Только у нас это под окнами не пели. Неужели светлые тоже заразились?

–Галиар еще здесь, – все мысли о музыке вылетели у меня из головы. Неужели он не мог спрятаться лучше? Или...

–А ты что хотел? – пусть думает, что это все – часть моего плана. – Видимость в случае чего создать надо будет... И что ты решил насчет Илсинга?

–Я его не встретил, – на поспешность ответа я не обратила внимания, посчитав ее обычным раздражением. – И ничего не решил. Мэлис, тебе что, так не терпится уйти?

–Что? – я уронила очередной рассматриваемый диск, с которого пыталась считать немного информации без центра. Диск упал на пыльный холмик ткани.

Я не думала о том, чтобы уйти – куда бы то ни было. Я могла рвануть в любом из семнадцати направлений, но мысль об уходе ко мне еще не приползла.

–Я же вижу, как тебе скучно, – полосатик вздохнул и подобрал то, что я уронила, закрутил на пальце – мне показалось, что воздух начал воспроизводить звук с поверхности диска, но это была иллюзия. – Скука, опасность, скука... Ты из-за этого и беспредельщиков провоцируешь.

–Ты что, психолог? – огрызнулась я и отвернула до предела регулятор громкости. Как раз началась новая песня... О рабстве иллюзий.

Психологом мой «брат по вере» быть не мог, поэтому отрицательно промолчал. Мне показалось, что он пытается решить параллельно какую-то свою дилемму. Возможно, и не одну. А я задумалась на тему того, не скучаю ли здесь, в самом-то деле. Нет, в других местах меня, конечно, ждал весь спектр развлечений, от невинных до запретных. Первое можно было получить прямо в этой реальности. Без такой радости, как возвращение в общагу «Врат», я пока пожить точно могла, но оставалось еще бесконечное количество миров, куда можно было рвануть прямо отсюда. К несчастью для Рингила, я предпочитала пока что оставаться здесь, ожидая его решения на тему личной жизни Алары и ее, жизни, принципиальной допустимости. А то, что пока заняться нечем, кроме прослушивания извращений светлых (и песен вполне каноничного исполнения в их же обработке), так все равно этим надо было бы заняться. Изучить, так сказать, историю вопроса. Вот тут выясняется, что светлые вовсю юзают связанные песни первой ветки. А мы-то думали, что у нас монополия... Нет, дело не в том, что какие-то светляки могут нам противостоять, просто перед единоверцами неловко. Хотя связь, строго говоря, через апокриф идет.

Надо будет немного подумать о смене курса. В сторону лирики, например. Будет неожиданно, а удивить аудиторию – значит победить. Когда-то на этом выплыли рейзовцы, пусть теперь они и доказывают иной постулат. О том, что в погоне за двумя зайцами скорее поймаешь того, на которого уже согласен плюнуть.

Включилась очередная песня – на сей раз «Нон-стандарт», и ради разнообразия голосом Алары. Мой год, в смысле конец девятого. Если бы я это не из-за сцены слышала, и не вперемежку с хлопаньем дверей... Даже на секунду показалось, что все-таки судили тогда не слишком справедливо. «Ангела» заслуживала светлая команда. Хотя все-таки – нет. Мы смогли оказаться лучше...

–Мэл, поставь себя, – вот и глас народа не возражает. Ему тоже я больше нравлюсь, чем сестра. Я пощелкала клавишами, интуитивно понимая, что окажусь дальше на том же диске.

Рингил присел у самых колонок, словно ему не хватало громкости. Или словно колонки здесь были окошками, через которые проникал чистый воздух.

Я больше не слышала в своих словах ничего особенного. Слух замылился ли, изменилась ли я сама – неважно. Мне, как ни крути, любить вредно – для тех, кого я люблю. Значит, есть ли смысл вообще думать о любви? Пусть вот Рингил об этом думает, он-то никого в случае чего не подставит...

Продолжая разбирать накопированное, я сдвинула точку слуха – как-то надоедает все время себя слушать, честное слово. И попала прямо на диалог о высоком искусстве. Или об истории? В любом случае, систему образования тоже затронули, в порядке культуры...

–...петлями. И петли накладываются друг на друга. Мы видим всю историю целиком, и выбираем из того, что видим. Некоторые рискуют сопрягать варианты. Ты, например, решила использовать классику, и получилось прекрасно. Если не нужно производить впечатление на того, кто этой классики по разным реальностям насмотрелся...

–Думать лучше на тесте надо было, – вставила возражение Алара.

–Причем тут тест? Ты сама там, – Илсинг кашлянул и продолжил уже ровным тоном, – так же честно отвечала. Я же не ругаю твой дом. Прекрасно сделано. Те, кого я насмотрелся, лично бы себе локти сгрызли, если бы увидели.

–Тогда что тебе не нравится?

–Все, – тут я прислушалась более внимательно. – Не твой замок. Не эта реальность. Не частности. Все. Вся история, все эти повторения, все это разнообразие в кавычках, чтоб ему... мы же нового не делаем. Сберегаем старое, даже то, что повторяется учетные единицы раз, словно нам его менять на что-то можно.

–А, ты в этом смысле...

–Именно. Я не призываю рушить миры, ну их, места всем хватит. Систему надо менять, нас надо менять! Чтобы ни темных, ни светлых, чтобы лжи и пафоса поменьше... Чтобы не лезли с грязными руками в чужую жизнь, чтобы путей было больше, понимаешь? Лезем, спасаем, губим, а кому это надо? Лезем,