ее к матери обращенного, в пригород Лиона. Заодно он с ней спит.
— Шпионить за журналистами дурно.
Понсо бросил взгляд в сторону Магрелла и увидел, что тот улыбается.
— Эта малышка меня очень интересует.
— Почему? Она хорошенькая?
Офицер госбезопасности проигнорировал его замечание:
— Я тебе говорил, что ее родители марокканцы? Похоже, за последние три года их вера сильно окрепла. Они готовятся совершить хадж — великое паломничество в Мекку, которое каждый истинный мусульманин должен совершить хоть раз в жизни. Ее сестра верующая и замужем за мусульманином, соблюдающим обряды.
— И поэтому молодая женщина является опасной террористкой?
— Нет. И все же меня интересует, почему вдруг четыре раза на этой неделе она наведывалась в главную парижскую мечеть. Разумеется, в часы молитвы.
— На то может быть множество причин. Меня больше волнует, как им удалось напасть на след наших бородачей.
— Не имею ни малейшего представления. Информация не может идти от вас?
— Не более чем от вас. — Офицеры обменялись взглядами, после чего Магрелла закончил: — Возможно, Институт судебно-медицинской экспертизы, но я сомневаюсь. Им ничего не известно о генеалогии трех наших покойников.
Они въехали на мост Конкорд.
— Ладно, и что теперь?
— Ты хочешь найти убийцу, а я хочу знать, почему убили этих типов.
— Я думал, твой информатор сказал тебе, что…
— Моему информатору известно не все, и он упоминал только ливанца. А не двоих других. Я ему доверяю, но, как ты знаешь…
— Доверяй, но проверяй.
Понсо улыбнулся:
— Если, как мы полагаем, супербомж — это брат-мститель, он должен скрываться в компании, состоящей из бывших знакомцев троих наших приятелей. Никто не заговорит, если мы станем ломиться в дверь. Хуже того: тот или те, кто нас интересует, могут сбежать. Мне кажется, нам предпочтительнее было бы наблюдать и ждать.
— Снова это «мы».
— Простой обмен удачными методами между старыми друзьями.
— Мы-то не шпионим.
— Знаю. Я только предлагаю тебе первое время просто понаблюдать за происходящим. Сент-Элуа ведь не оказывает на тебя давления?
— Нет, у них есть и другие громкие процессы, которые вредят их репутации больше, чем мои мелкие второстепенные уголовные дела. Мне не кажется, что судья принимает нас слишком всерьез.
— Понимаю. Это глупо, но нас устраивает.
— Так кем мы займемся?
— Я бы хотел, чтобы ты сел на хвост Мессауди.
Магрелла недовольно прищелкнул языком:
— Отдел по борьбе с наркотиками не обрадуется, что я слежу за одной из их дойных коров.
— У них нет необходимости знать об этом.
— Это одна шайка-лейка.
— Вопреки тому, что он нам говорил, Мессауди вдобавок был близок с Сесийоном.
Офицер сыскной полиции свернул на авеню Мариньи.
Понсо пальцем указал на угол авеню Габриэль:
— Высади меня здесь, пройдусь пешком.
— Тебе за меня стыдно?
— Похоже на то.
— Мне надо обдумать то, что ты мне сказал.
— Думай быстрей.
Магрелла согласился с шефом:
— Во всяком случае наше маленькое импровизированное собрание было забавным. До скорого.
Дверца хлопнула, автомобиль тронулся.
Глядя, как удаляется его коллега, Понсо задумался, правильно ли он поступил, что не упомянул о Стейнере. С тех пор как рассматривалась возможность его причастности, причины всей этой истории выглядели все более пугающе. Он предпочел прогнать эту мысль из головы. В ближайшем будущем ему предстоит встретиться с патроном и убедить его держать наготове боевое подразделение двадцатого округа.
Автомобиль Ружара на средней скорости двигался по улице Сен-Фаржо. Амель сидела рядом с ним на переднем сиденье. Недавно пробило двенадцать, и возле пассажа Планшар они увидели первые закутанные в синее и черное силуэты спешащих на пятничную службу верующих.
Молодая женщина была одета в такой же наряд, но еще не закрыла лица. Она не испытывала большой уверенности в том, что ей хочется довести их план до конца. Она боялась. Какими далекими казались ей теперь все репетиции в большой мечети пятого округа в течение недели.
Ружар свернул на маленькую улочку и остановился, заехав на тротуар одним колесом. Его пассажирка разглядывала свои лежащие на коленях, стянутые перчатками руки. Они немного подрагивали.
Журналист нежно сжал ее ладони, стараясь успокоить девушку:
— Все будет хорошо. Вспомни: то, что ты должна сделать, очень просто. Ты входишь, делаешь все по ритуалу, наблюдаешь и записываешь что можешь. Представляешь, как это оживит материал об атмосфере места в нашем досье. Я уже вижу заголовок: «Путешествие в сердце парижского исламизма, в закулисье проповедников ненависти».
— Это не наш сюжет.
— Знаю, наш сюжет «Война с террором: какие средства для каких целей?», если я не ошибаюсь. Но и это, — Ружар указал рукой в сторону мечети Пуанкаре, — все-таки является частью нашего сюжета. — Его взгляд уперся в глубину улицы. — Черт возьми, были бы мы в Штатах, получили бы за такой сюжет Пулицеровскую премию.[197]
— Можно еще получить премию Альберта Лондра.[198] — Амель произнесла это не совсем серьезным тоном.
— Я — нет: слишком стар. Ты — возможно, когда-нибудь. Пока у тебя недостаточно своих людей. Магнитофон в порядке?
Амель машинально провела указательным пальцем по проводу микрофона, идущему от груди, под
— Надеюсь, что да.
— Тогда пора. Жду тебя, где договорились.
Прежде чем накинуть на лицо
Ружар не стал ждать и уехал сразу, как только захлопнулась дверца.
Карим привык в целях безопасности перед молитвой всегда совершать длинный обход. Собираясь нырнуть в пассаж Гамбетта, чтобы выйти на улицу Сен-Фаржо, он внезапно заметил плохо припаркованный автомобиль с двумя пассажирами. Спрятавшись за углом здания, он некоторое время наблюдал за их поведением, пытаясь определить, кто они. Это оказалось несложно. Водитель был тот самый бумагомаратель, который так разозлил Мохаммеда. Рядом с ним сидела женщина. Она изменила свой облик
