Амель не двигалась, ничего не говорила.
— Мы уедем. Завтра утром. Нет, сегодня же вечером. Сейчас же. Так будет лучше для нас. Я увезу тебя в Этрета, в тот маленький отель, где мы уже столько раз бывали. Скажи «да», прошу тебя, скажи «да». Ты слишком дорога мне, я не хочу из-за ерунды потерять тебя.
Шоссе 191 представляло собой самый короткий путь из Аленвиля в Абли. После пересечения с местной дорогой автострада шла через поля, а потом делала длинную дугу, рассекавшую надвое небольшой лесок. Отсюда расходилось множество лесных дорог, теряющихся где-то среди возделанных участков. На выходе из этого не слишком крутого виража национальная трасса снова на два километра становилась прямой как стрела и в конце концов вливалась в зону пригородной застройки.
По ночам Нурредин и Халед Харбауи работали в Аленвиле. Жили они в общине Абли. Всю неделю они каждый вечер возвращались домой этим путем.
Вскоре после полуночи Линкс поставил мотоцикл под деревьями и накрыл его камуфляжной сетью. Затем он нашел выбранное заранее место на границе полей. В наушнике звучала музыка; он удобно устроился в чехле от спального мешка из непромокаемого горетекса и приступил к сборке своего М4[202] и проверке оптики.
Прошло уже почти три часа.
Полчаса Сервье ждал, лежа на животе. Его одиночество скрашивали только радиопомехи, которые выплевывал наушник, надетый слева, — прицел обязывает. Перед ним расстилалось обработанное, серое, пустынное пространство, ограниченное автострадой, расположенной, согласно использованному им лазерному дальномеру, в 2357,763 метра на юго-восток от его позиции. Если бы не желтоватое освещение, обозначающее в воздухе траекторию национальной трассы, и фары редких автомобилей, проезжавших в этот час, местная автострада была бы совершенно не видна.
Линкс подышал на свои специальные рукавицы и потер их друг о друга. Скорее нервная реакция, нежели средство от пронизывающего ночного холода. Он поковырял иней, уже начавший покрывать отверстие спального мешка.
Второй сигнал не заставит себя ждать. Очень скоро верные профессиональным привычкам братья Харбауи, возвращаясь со своей подпольной стройки, появятся в конце этого участка дороги. С тех пор как контрразведка отпустила их, они были начеку и буквально исполняли последние инструкции, переданные Фодилем перед его похищением. Они работали как ни в чем не бывало и избегали любых контактов с бывшей своей сетью.
Если они кому-нибудь понадобятся, Мустафа даст знать.
Вот вкратце то, что он сообщил агенту во время одного из своих конфиденциальных разговоров с ним. Оба брата скомпрометированы после ареста, и остальные бородачи, вероятно, надолго оставят их в покое, прежде чем снова воспользуются их услугами. Фодиль ему в этом поклялся. В этом, а также в том, что «Нурредин и Халед больше ничего не знают». Вполне правдоподобно. И все же Линкс предпочел бы поподробнее побеседовать с ними, чтобы убедиться, что они не располагают никакой заслуживающей интереса информацией. Но его работодатели не желали больше терять время или расходовать средства. Отныне все свои надежды они возлагали на другого человека, который, по мере того как «Эль-Хадж» обрастал плотью у них на глазах, заявлял о себе как о важной движущей силе боевой группировки, — на Нуари Мессауди.
Мессауди из окружения Лорана Сесийона. Мессауди — доверитель Фодиля и адресат переписки, которую передавали этому последнему. Мессауди, который появился в сопровождении неизвестного, пока не установленного лица, на видео, записанном камерами наблюдения промзоны в Бонди десятого ноября две тысячи первого года. В тот день, когда склад, арендованный братьями Харбауи, был освобожден.
Приказ поступил: обрубить мертвую ветвь обоих братцев и управиться таким образом, чтобы это было похоже на несчастный случай. Предлагалось для сокрытия следов вмешательства секретной службы сделать так, чтобы братья не вызвали нежелательного интереса своими вопросами касательно исчезновения Фодиля… Если они поймут, что он действительно исчез. А так, в конце концов, и произошло бы.
Сервье особенно опасался, что возбужденный запахом крови Монтана увязнет в своей игре и захочет показать пример. Опасное смешение жанров.
«Уран вызывает Алекто четыре…»
Женский голос у него в ухе. Теплый, восхитительный, несмотря на помехи.
«Уран…»
Уран, персонификация неба в греческой мифологии. Кровь, упавшая на Гею, Землю, при его оскоплении, породила эриний,[203] эллинский эквивалент римских фурий: Мегеру, Тисифону… и Алекто.
Уран, позывные Аленвиля…
Уран, шеф миссии наблюдения.
Впервые с начала операции Линкс работал в непосредственном контакте с офицерами службы, взявшими Нурредина и Халеда под наблюдение сразу после их выхода из камеры контрразведки. Теоретически его товарищи по команде в этот вечер были не при деле. Но они отличались сообразительностью и, возможно, подозревали неотвратимость какой-то акции, поскольку нынешняя инструкция — непривычная — настоятельно требовала в режиме реального времени оповещать руководителя задания обо всех перемещениях обоих Харбауи. Секретный агент настроился на их радиоволну. И молча слушал, ожидая сигнала.
Время тянулось медленно. Последняя машина прошла по национальной автостраде двадцать минут назад. Сообщение из Аленвиля поступило восемь минут назад. Прежде чем включить оптический прицел, Линкс расстегнул и отогнул верхнюю часть рукавиц, чтобы освободить пальцы.
«Уран вызывает Алекто четыре…»
Тот же женский голос, такой утешительный ночью.
«Уран…»
Линкс прижал глаз к окошку светоумножителя и стал отслеживать зеленую и призрачную траекторию национального шоссе от леса.
«Уран, позывные местной автострады. Мы отключаемся…»
На расстоянии восьмидесяти метров на электрическом столбе он разглядел свою первую метку: крест из белого лейкопластыря, наклеенный в двух метрах от земли. Если Харбауи переместятся за эту точку, угол стрельбы будет слишком острым — и он промажет.
Он продолжал скользить визиром вдоль призрачной асфальтовой ленты.
На расстоянии трехсот метров — практическая дальность его оружия — он увидел вторую метку, свой «сигнал к действию». До этой границы он не может стрелять. Автомобилю, движущемуся со скоростью девяносто километров в час — средняя скорость для пикапа его жертв, рассчитанная по времени их перемещений в последние дни, — потребуется чуть менее девяти секунд, чтобы покрыть разделяющие две эти точки двести восемьдесят метров.
Не так уж и мало для стрельбы по движущейся мишени. Достаточно для сегодняшней акции.
Линкс продолжил осмотр и остановился на третьем ориентире, в пятистах метрах, отвечающем за включение Сабера М203.[204] Он замер, положив палец на выключатель и сосредоточившись на небольшом объекте, светлым пятном выделяющемся на бетоне.
В оптическом приборе появился грузовичок Харбауи. Сервье затаил дыхание и включил толстую черную трубу, закрепленную на дуле винтовки. Его цепкий глаз, следя за приближением кабины пикапа, уловил легкое изменение освещенности. Перекрестье оптики было нацелено на водителя, Нурредина, черты лица которого он отчетливо различал.
На долю секунды возник второй ориентир, и автомобиль целиком заслонил его. Линкс начал беззвучный отсчет.
Тысяча один.
Тысяча два.
На счет «тысяча три» он нажал на спусковой крючок лазерной винтовки. Спустя три секунды после «сигнала к действию».
