Ныряльщик хмуро покосился на девушку, но ничего не сказал. Каспер и отец Кондрат дружно ухмыльнулись, чем вызвали гневное сопение Ныряльщика.
— Зезва, — произнесла Аинэ тихо, пригубливая стакан с разбавленным вином.
— Чего тебе?
— Когда ты брился в последний раз?
Зезва замер, затем медленно повернулся на скамье и уставился на серьезную Аинэ. Каспер прыснул.
— Госпожа Йиля, — продолжала Аинэ, — велела следить, чтобы ты почаще брился. Ходишь, как медведь, заросший. А еще рыцарь!
— Ох, молчи, — простонал Зезва. — Отче, ну скажи ей… уф… дуб меня дери.
— Не помолчу, вот не помолчу! — не унималась девушка. — Вот поедешь снова в Даугрем, может, к гамгеону Антану отправишься на аудиенцию, а зарос, словно гел какой-то!
— Ну, хватит! — взорвался Зезва. — Мало того, что ты мне всю дорогу душу вынула, так еще и тут пристаешь?! Побрейся, почисть плащ, почему дырка, не груби… Отстань, сударыня! Слушай, тебе не пора на кухне помочь, курвова могила?
— И не сквернословь, — улыбнулась Аинэ.
Зезва пару мгновений сверлил девушку взглядом, затем демонстративно отвернулся. Аинэ покачала головой, кивнула сочувственно щурившемуся отцу Кондрату и завела с Каспером беседу о Даугремских шалях. Зезва вздохнул. Быстро взглянул на Аинэ, ну тут же потупился, потому что словно ждавшая этого девушка подняла на Ныряльщика свои глаза цвета моря.
Раздался скрип высоченных дверей, и все несколько десятков монахов и послушников дружно поднялись. Брат Кондрат тоже вскочил, схватив за локоть замешкавшегося Каспера. Аинэ быстро отошла к стене, присоединившись к нескольким монахиням. Зезва провожал ее взглядом до тех пор, пока не получил увесистый толчок в бок. Повернулся, увидел страшные глаза отца Кондрата, и поднялся, опрокинув кружку с пивом себе на штаны.
— Курвин корень…
Монахи зашикали, а брат Кондрат закатил глаза, еле слышно застонав. Зезва поставил кружку на место, оглядел одежду. Ну, уж нет, сам постираю, решил он. Пусть Аинэ Касперу плащи полощет!
— Аккуратнее нужно, сын мой, — раздалось на мзумском с легким душевным акцентом. — Это же наши гости из столицы, так ведь? Судя по звуку — рыцарь Зезва из Горды.
— Прошу великодушно извинить, — смущенно пробормотал Ныряльщик, — право, отец Андриа, я случайно…
— Ормаз с тобой, сынок, не опускай голову из-за такого пустяка. Садитесь, братья. Посадите меня.
Два рослых монаха осторожно подвели отца Андриа к головному месту и усадили на высоченный стул с мягкой подушкой. Настоятель слегка наклонил голову, обрамленную длинным седыми волосами, словно прислушиваясь.
— Снег валит и валит.
Зезва вздрогнул. Неужели слышит, в самом деле, как идет снег за окнами? Говорят, слепые обладают отличным слухом. Он взглянул на изуродованное лицо отца Андриа, на страшные рубцы вместо глаз. Словно чудовищный вешап ударил лапой, с мясом выдрав глаза у настоятеля Кеманского храма. Брат Кондрат рассказывал, что в когда-то Андриа едва не погиб, на него напали лихие люди, вот и изуродовали. Просили, молвят, денег, а что взять с бедного монаха? Изверги.
Отец Андриа с аппетитом ел, запивая красным вином. Два дюжих монаха ему не прислуживали, застыв, словно столбы. Слепой безошибочно наливал себе вина и пользовался двузубой вилкой. Зезва вспомнил, как страшно было поначалу смотреть на лицо настоятеля. Но со временем ужасные шрамы уже не так приковывали взгляд. Теперь, по истечении месяца после встречи с отцом Андриа, Ныряльщик больше не обращал на уродство внимания.
Трапеза подошла к концу, и монахи потянулись к выходу. Часть из них, а также послушники задержались, чтобы помочь монахиням убирать со столов. Зезва с товарищами также остались. Аинэ метнула на него взгляд, затем вышла, увернувшись от руки брата Севдина, что грозно хмурился на племянницу. Толстый монах насмешливо посмотрел на Ныряльщика и тоже вышел.
Высоченные монахи, что привели отца Андриа в трапезную, вышли. В зале остался еще один священник. Зезва видел его два или три раза. Отец Гулверд, худощавый, с пытливым взглядом монах средних лет.
Дребезжа посудой и деревянными подносами, монахини и послушники покинули трапезную, прикрыв за собой двери.
— Пожалуйста, садитесь поближе, — попросил Андриа, улыбнувшись. — Не хочется кричать на весь зал. Извините, что беспокою вас, дети мои. Брат Кондрат, ты тоже здесь?
— Здесь, ваше высокопреподобие, — Кондрат почтительно приложился к руке настоятеля. Зезва снова вздрогнул. Если бы не шрамы вместо глаз, он решил бы, что слепой священник видит. А еще… Ныряльщик украдкой прикоснулся к ножнам. Нет, не вибрирует клинок, и не светится больше. Хотя пару раз, во время пребываний в Кеманах, подарок мага Вааджа еле заметно мерцал голубоватым светом и словно вздрагивал. В первый раз Зезва всполошился и долго рассматривал потускневшее лезвие, тщетно стараясь усмотреть новое сияние. Когда призрачное сияние повторилось, Ныряльщик рассказал все Касперу и отцу Кондрату. Огромный монах насупился, но ничего не сказал. Молодой Победитель же высказал предположение, что в горных лесах, окружающих монастырь, явно водится страховидл. Не иначе, меч на него среагировал. Дэв горный или еще кто-нибудь. Мало ли какая нечисть в горах живёт. Услышав про дэвов, Зезва разозлился и воззвал к курвовой могиле. С тех пор прошло уже десять ночей, а меч Ваадж безмолвствовал. То ли дэв убрался восвояси, то ли Зезве померещилось спьяну, по выражению отца Кондрата.
— Вы знакомы с отцом Гулвердом, — Андриа откинулся на спинку стула, провел ладонью сначала по красивой седой бороде, затем по скромной опрятной рясе. — Он прибыл вчера из Даугрема, так же как и вы. Скверно, что не ехали вместе, иначе бы волки не так сильно бы его испугали.
— Волки, отче? — поежился брат Кондрат. — Страх какой, прости Ормаз. Не люблю я их, вот не люблю и все тут.
— Отчего же? — усмехнулся отец Гулверд, барабаня пальцами по посоху. — Те же твари Ормазовы.
— Кушать хотят, — вставил Зезва, подавив зевоту. Отец Кондрат вперил в него гневный взгляд. Настоятель улыбнулся.
— Конечно, хотят, сын мой. Всякое живое существо хочет жить и подарить жизнь потомству. Разве мы вправе осуждать волка за то, что он волк? По крайне мере, — помрачнел Андриа, — зверь никогда не будет мучить, пытать, издеваться, он убивает сразу. Ни одному волку не придет в голову поджечь соседский дом или обесчестить чью-то дочь. Для этого он не настолько умен, как другой зверь. Зверь по имени человек… Впрочем, давайте оставим волков в покое. Тем более, у них и без нас полно забот. Рассказ отца Гулверда я уже слышал. А что расскажете вы? Как дела в Даугреме?
Каспер ткнул Зезву в бок. Брат Кондрат все еще не мог успокоиться, кипя от гнева.
— Что вас интересует, ваше высокопреподобие? — спросил Ныряльщик, чувствуя, как липнет к ладони пропахшая пивом штанина. Хорошее пиво варят служители Ормаза, курвин корень…
— Как идут военные действия? — тихо спросил отец Андриа. Его акцент усилился. Значит, волнуется, подумал Зезва. Интересно, каково ему, по отцу душевнику, а по матери — мзумцу, да еще и с примесями рменской и эстанской кровей?
— Даугрем под контролем королевских частей, ваше высокопреподобие, — Зезва опустил глаза. — После того, как закончились бои за город, и наши…э…э…
— Наши войска, не волнуйся, сынок, — улыбнулся Андриа, но Зезва видел, как налились кровью страшные рубцы на месте глаз. — Все мы — подданные Королевства Мзум. Продолжай.
— Влад Картавый молит о перемирии, но королева и слышать ничего не хочет. А как же иначе, мятежники не хотят сдать оружие и расформировать отряды, и еще смеют надеяться на милость двора?! Махатинцы и рыцарская конница уже обложили Ашары, вот-вот начнется осада, и…
