уловил какой-то подвох. Прежде чем хозяин заговорил, наемник заметил на столе обнаженный кинжал. Тонкие пальцы мессира как бы рассеянно поглаживали перевитую стальной проволокой рукоятку.
– Сержант, я вас вызвал, – начал Хлонге, – вот по какому делу… Когда вы последний раз видели нашего казначея?
Подумав, Мориц ответил, что видел мальчишку позавчера, перед тем как отправиться в Хошбург. В этом сонном городишке он провел целые сутки, вызвав своими расспросами немалое любопытство у тамошних бюргеров. Как и следовало ожидать, Клауса Нимера никто не видел. В лагерь фон Вернер вернулся к полуночи и сразу лег спать.
– Ну, предположим, – холодно глядя на сержанта, Хлонге поджал и без того тонкие губы, отчего рот стал походить на свежий шрам. – А нашу дорогую госпожу баронессу? Когда вы последний раз говорили с ней?
– Четыре дня назад, – мрачно ответил Мориц.
После встречи на пляже ему так и не удалось выяснить отношения с Алиной. Девушка избегала его, почти не выходила из палатки, а у входа постоянно кокетничала служанка с кем-нибудь из ухажеров. Причем, когда баронесса разорвала отношения с молодым человеком, Труди перестала встречаться с его товарищами. Но в скандал такой поворот событий вылиться не успел: несколько дней наемники буквально не слазили с седел. Местность была густо населена, и, вымотавшись за день, стрелки предпочитали отсыпаться.
– Дело в том, дорогой фон Вернер, – сверлил взглядом мессир, – что сегодня ночью, а может быть, утром, из лагеря исчезли ваша протеже – баронесса фон Раер, ее служанка и наш казначей, вверенный моей опеке Михель Шрун. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Повозка Алины стоит на месте, – промямлил огорошенный новостью Мориц, – ее палатка…
– В том-то и дело, сержант, – в голосе Хлонге прорвалось раздражение, – что багаж баронессы и вещи Михеля лежат на своих местах. Нет только трех сменных лошадей и маленького пустячка. Сундучка с деньгами. Почти тысяча гольдгульденов лежала в чертовом ящике! – неожиданно мессир грохнул кулаком по столу. – Я одолжил их у отца Шруна, а теперь его сыночек… – сделав над собой усилие, Хлонге замолчал.
– А как же часовой? – растерянно спросил стрелок. – Ночью дежурил… э-э-э… Курт. Я сам его поставил. Нужно позвать старика, – фон Вернер оглянулся на полог палатки.
– Я уже допросил его, – зло сказал Хлонге. – Старый пьянчужка врет, что ночью все было спокойно, но от него так несет перегаром… Якобы он никого не видел, но скорее всего просто напился и заснул.
– Что же теперь делать? – упавшим голосом спросил Мориц.
– Искать беглецов, сержант, – сухо ответил мессир. – Из-за вашей глупости и разгильдяйства я потерял огромную сумму, которую одолжил для проведения… Ну кто вас просил, – перестав сдерживаться, заорал Хлонге, – кто вас просил тащить за собой эту чертову суку?! Вы хоть понимаете, что наделали?
– Я не совсем понимаю, при чем здесь госпожа баронесса? – с трудом удержавшись от ответной грубости, спросил оскорбленный Мориц. – Насколько я знаю, деньги всегда были в распоряжении господина казначея.
– Замолчите, сержант, – обычно бледное лицо мессира побагровело от ярости, пошло желваками. – Не считайте меня слепым и глухим! Я видел, какими глазами вы смотрели на шлюху…
– Я попрошу вас! – вздернув подбородок, фон Вернер положил руку на рукоять палаша, но в тоже мгновение телохранители схватили его. Не успев ничего сообразить, он очутился на коленях с вывернутыми назад руками. От пронзительной боли в локтях и кистях на лбу выступил холодный пот. Не сдержавшись, Мориц застонал.
– Слушай ты… наивный мальчишка, – мессир подошел к наемнику. – Мне безразлично, что ты вообразил насчет этой шлюхи! Да, именно шлюхи! Такой же, как и ее служанка, которая, как оказалось, успела переспать со всеми моими людьми, – переведя дыхание, Хлонге взял себя в руки и продолжил более спокойным тоном:
– Значит, так. Совершено преступление, украдены мои деньги. Ты и твои люди проявили непростительную небрежность. Если хочешь исправить свою ошибку, продолжить службу по контракту и остаться в моих глазах человеком чести, придется отыскать воров. Отпустите его, – приказал мессир слугам.
Поднявшись, Мориц ответил деревянным голосом:
– Я сделаю все, чтобы вернуть ваши деньги, мессир. Но при одном условии.
– Что? – Хлонге в изумлении уставился на наглеца. – Ты в своем уме?
– После того, как мы отыщем беглецов, – продолжил фон Вернер, – вы не будете препятствовать мне выяснить отношения с мастером Шруном. Независимо от того, чем бы не закончился наш… разговор.
– Да сколько угодно, – остывая, проворчал наниматель. – Я хотел повесить его сам, но легко уступлю эту сомнительную честь тебе. А теперь иди, собирай людей. Выезжаем через полчаса.
– Слушаюсь, – сдержанно поклонившись, стараясь не смотреть на телохранителей, фон Вернер поспешно вышел.
Напасть на след сбежавшей троицы оказалось совсем несложно: две женщины и молоденький парнишка верхом были достаточно заметной дичью. Пасшие скот пастухи, работавшие в полях крестьяне, владельцы постоялых дворов охотно отвечали на расспросы фон Вернера. Если бы не время, требовавшееся лошадям, чтобы отдохнуть, за сутки погоня настигла бы беглецов. Но животные нуждались в передышке, и погоню пришлось приостановить, дав возможность беглецам оторваться. Воспользовавшись случаем, оставили повозки с имуществом на постоялом дворе под надзором одного из людей мессира. Там же между стрелками и фон Вернером произошла ссора, едва не закончившаяся кровопролитием.
Бегство казначея с женщинами вызвало у товарищей сержанта нехорошее воодушевление. Все, кто погулял с Труди, злорадствовали, предвкушая, как отыграются на девке, как отберут назад подарки: Олень с Фрицем умудрились потратить на нее все свое жалование. Попытались распустить языки и в отношении баронессы, но взорвавшись гневом, словно мина, фон Вернер оборвал болтовню.
– Кто вам сказал, болваны, – заорал он на оторопевшего Виктора, – что баронесса замешана в краже?
