Опустив фонарь, направив его так, чтобы видеть ведшие вниз ступени, Швертвальд начал спуск. Подождав, пока голова в шлеме опустится ниже уровня пола, отец Николаус с легким стуком закрыл люк.
'Комната' оказалась маленькой, хорошо освещенной факелами пещерой. Стены были обшиты почерневшими досками, низкий потолок укреплен балками. Время от времени с него сыпалась какая-то труха. Когда это происходило, фон Швертвальду казалось, что еще немного и толща земли над головой обрушится. Погребет под собой его и четверых людей, находившихся вместе с ним в подземелье. Даже узкий коридор, по которому он добирался сюда и то произвел на Венка менее гнетущее впечатление. Несмотря на жутковатые ниши, где лежали человеческие скелеты, а желтые черепа скалили зубы в дрожащем пламени светильников. Рыцарь знал, что Нищие братья, как и монахи других орденов издревле хоронят своих умерших в катакомбах под обителью. Низенький потолок – рукой можно достать – подействовал на рыцаря гораздо сильнее. Но страх быть погребенным заживо отвлек его от опасности более реальной. Той, что исходила от его нынешних собеседников: троих мужчин и женщины.
Молодой светловолосый крепыш со шрамом через всю правую щеку встретил Венка в коридорчике. Не приветствуя, отступил, пропуская внутрь пещеры. Громко сказал из-за спины:
– А чего это он с оружием?
И бесцеремонно коснулся ножен фон Швертвальда.
– Нехорошо, – к рыцарю шагнул второй парень. – У нас клинки отобрали, когда входили. Даже у вас, папаша, – он покосился на оседлавшего табурет грузного мужчину в кольчуге и стальных наручах. – Нечестно, не по-рыцарски как-то.
– Ну, что ты, сынок, – подала голос рассевшаяся на втором табурете немолодая женщина в мужском дублете, штанах и ботфортах. – Просто господин… не имею чести знать его имени, опасается. За жизнь свою боится. А мы нет.
Нагло уставившись ярко-голубыми, словно светящимися изнутри глазами на Венка, она отхлебнула из маленькой фляги. Золото, чеканка, эмаль – тонкая ювелирная работа, увидев сосуд, невольно отметил рыцарь. Полсотни талеров, не меньше.
Делая вид, что не обращает внимания на оставшегося за спиной крепыша, он шагнул вперед и вправо. Вместо приветствия молча кивнул старшему мужчине – Дитриху фон Сегеру.
– Не зря боится, – сказал второй парень – самый молодой из четверки. – Голыми руками, если што управимся. И меч достать не успеет.
– Заткнись, Свен, – тихо приказал не спускавший глаз с вошедшего фон Сегер. – Ты, Магда, освободи табурет. Негоже благородному человеку стоять, когда ты – простая баба – сидишь.
Женщина в мужском наряде громко фыркнула, но поднялась. При этом зацепила ногой табурет так, что тот опрокинулся. Молодые люди гоготнули. С потолка посыпалось, и, забыв о происходящем, Венк озабоченно глянул вверх. Потом, не обращая внимания на опрокинутое седалище, переместился направо, к стене. Отсюда он мог видеть всех сразу и в случае нападения защищаться.
С самого начала рыцарь был готов к такому поведению людей, с которыми пришел на встречу. 'Ночной народ', былые собратья по разбою и темным делишкам всегда пытались взять незнакомца на испуг. Нащупать в новом для них человечке страх или иную слабину. Поэтому Венк сделал вид, что не обращает внимания на грубость, хотя пришел сюда не просить, а отдавать приказы. Но решил вести переговоры на равных, чтобы не испортить дела: у подобных людишек самолюбие порой было похлеще, чем у иного вельможи. И, самое смешное, человек, сидевший на одном из двух бывших в пещере табуретов, не уступал фон Швертвальду происхождением. А по своему званию, можно сказать, стоял в иерархической лестнице на ступеньку выше, чем фактотум графа Ландера.
Скрестив руки на закованной в кирасу груди, фон Швертвальд сухо произнес:
– Рад видеть ваше семейство. Живым и здоровым, господин барон. Хоть и не полным…
Широкоплечий, высокий и грузный Дитрих фон Сегер был единственным среди разбойничьих главарей, для кого 'барон' не являлось прозвищем. Венк знал, что четверть века назад мальчишкой- оруженосцем, Сегер воевал в Заморье. Поход, предпринятый одним из курфюрстов, оказался удачным: неверные были разбиты, удрали в пустыню жрать песок, а всем участникам войны за веру досталась богатая добыча.
Хозяин фон Сегера погиб в схватке, оруженосец стал рыцарем и за храбрость в стычке получил от князя баронство – городок, населенный чернокожими. Правда, наслаждаться богатством и славой всем участникам похода в Заморье пришлось недолго. Через два года огромное войско язычников неожиданно отбило утраченные земли. Барон остался без феода и вместе с немногими, кому повезло уцелеть, бежал в Империю.
Но дорога на родину сильно затянулась. На Калийских островах у заморского аристократа вышла какая-то неприятная история с законом. Что точно произошло, Венк не знал. Похоже, барон вместе с другими возвращавшимися неудачниками попытался поправить дела, ограбив несколько торговых судов. Был пойман, осужден на галеры, но сумел купить свободу, всучив судье-ослу дарственную на свои земли в Заморье. Тогда Союз Вольных городов вкупе с курфюрстом готовился нанести ответный удар по неверным, и сделка показалась слуге закона выгодной.
Освободившись, фон Сегер перебрался на материк, долго 'странствовал' по большим дорогам, пока не очутился в Годштадте. В имперскую столицу барон явился уже не один, а с женой, четырьмя сыновьями-погодками и сотоварищами. Младший сын вскоре погиб от ножа конкурентов, двое сейчас находились здесь, в пещере под обителью Нищих Братьев. Четвертого же позавчера захватили дружинники барона фон Типпа.
– Мне сказали, – медленно начал Сегер, – что вы, мессир неизвестный рыцарь, изволили, не далее как позапрошлой ночью, спасти нам жизнь.
– Да, – кивнул Венк. – Это я предупредил вас и договорился с отцом Николаусом об убежище в монастыре.
– Гм, – барон поскреб бритый подбородок. – Тогда мне хотелось бы узнать, кому я обязан жизнью. Ваше имя, герб?
– Да видела я его, – вмешалась 'баронесса'. – Точно не упомню, но сдается мне, что он из людей Серого. То ли Франком, то ли Рисом кличут.
Снова пристальный взгляд голубых глаз. Надеется уловить, правильно ли угадала. И близко не попала, мысленно усмехнулся рыцарь. А вот про тебя, дорогуша, мне все известно. Жена Дитриха держала в Монашке бордель, варила на заказ яды, приворотные зелья, средства для выкидышей и слыла ведьмой. Фон Швертвальд презрительно усмехнулся, спокойно посмотрел на барона. Ответил в тон Сегеру:
– В свое время я дал обет пред Господом, что открою имя только на смертном одре. На исповеди. Ибо грешен.
Переглянувшись с братом, Свен шагнул к гостю. Кривя рот в поганой усмешке, сказал:
– Так может самое время? Для исповеди…
– Заткнись, – тихо приказал барон, и его щенок замер на месте. – Подними табурет, пусть мессир рыцарь сядет.
Сын молча повиновался, и фон Швертвальд сел:
– Благодарю, господин барон. Думаю, пора закончить с именами, благодарностями и прочим, что не имеет отношения к будущему, – Венк сухо улыбнулся:
– У меня к вам предложение.
– Это было ясно с самого начала, – проворчал фон Сегер. – Чего вы от нас хотите?
И окинул быстрым взглядом жену, сыновей:
– Говорите при них. Мне так проще.
Гость кивнул:
– Их присутствие меня не смущает. Иначе мы были бы здесь один на один.
Нет-нет да поглядывая на потолок, рыцарь постарался коротко пересказать, что произошло с того момента, как 'господин барон' нашел убежище под монастырем Нищих Братьев. Не то чтобы главарь одной из шаек, заправлявшей в Монашке, совсем ничего не знал. Но напомнить о том, чего он избежал благодаря
