нежданной помощи, было далеко не лишним.
– Уголек – убит у себя в 'берлоге', Длинный Ганц, – лишенным эмоций тоном перечислял рыцарь, – попытался договориться с сотником, когда дружинники окружили 'Трех девчонок'. Предложил ему отступного… – Венк запнулся, делая вид, что вспоминает, – кажется, пятьсот гульденов. Сотник взял, а потом один из его меченосцев… Из тех, что ходят с двуручными мечами – укоротил Ганца ровно на голову. Восьмерых его людишек, что при нем были, тут же прикололи, а остальных – частью развесили вокруг заведения, частью, говорят, отослали на Голодный остров. С последующей пересылкой бессрочно гребцами на галеры. Есть личный приказ имперского канцлера отправлять туда всех… ну, кого не прикончат на месте. Могу поклясться, что таких немного, и они должны считать себя настоящими счастливчиками.
Рыцарь на мгновение замолчал, переводя дыхание. В этот момент 'баронесса' громко так, что все посмотрели на нее, выругалась. Женщина с силой ударила кулаком правой руки о ладонь левой. Голубые глаза горели ненавистью:
– Если бы я узнала, кто молодого графа порешил – сама бы убийце яйца вырвала. Да что там… Он бы у меня, урод безмозглый, неделю бы умирал. Ведь жили же спокойно, никого не трогали! Кто только у меня в заведении не перебывал! Сам князь…
– Заткнись, – оборвал жену фон Сегер. – Что толку стонать? Рано или поздно этим должно было закончиться. Не дело сыну имперского графа по борделям и кабакам шляться. Наши-то его все знали… Нарвался, поди, на чужаков, вот и прикончили.
– Да-да, – закивал Свен. – Никто из наших на него руку бы не поднял. Точно пришлые постарались.
– Раз хрен ему отрезали – значит, из-за бабы, – глубокомысленно заметил второй сын барона. – Да вот только теперь, похоже, скоро нам всем из-за чужой вины яйца оторвут. Нельзя так… Неправильно.
– Да, – согласился фон Сегер. – Дали бы нам время – мы бы сами убийц, хоть из-под земли вырыли и на суд его сиятельства представили.
Вздохнув, Венк заметил, что имперский канцлер, к несчастью, от горя сошел с ума:
– Его сиятельство третьи сутки сидит в родовом склепе рядом с телом сына, все волосы на голове от горя вырвал. Позавчера к нему в загородное поместье делегация во главе со столичным бургомистром явилась. Просить, чтобы отряд капитана Хагена отозвал, кровопролитие, поджоги прекратил… Но его сиятельство – я точно знаю, мне советник Герке рассказывал, он там был, – так разъярился, что приказал страже всех взашей гнать. Древками алебард по спинам. А городского прево грозился, вообще, повесить.
Нервно покусывая нижнюю губу, барон кивнул:
– Слыхал я о таком. Ни магистрат, ни прево не хрена нам помочь не могут. А ведь сколько денег каждый год получали!
– Теперь гнилую репу они получат, – зло встряла женщина. – Когда солдаты уйдут – с чего платить? Все бордели пожгли, кабаки пожгли, девок… – ее лицо перекосилось от ненависти:
– Ну, насильничали бы вволю, если хотят! Перетерпели бы, не в первой. Но ведь глотки бабам режут, животы вспарывают, калечат ни за что ни про что! Я из своих только шестерых вывести успела…
– Да, – сухо сказал Венк. – Люди фон Типпа и графа Туршского жалости не знают. Просто звери какие-то. 'Серебряную лилию', после того как девиц изнасиловали… Двери, ставни в ней досками забили, соломой обложили, маслом облили и вместе с хозяйкой – Пышкой Инге и двумя девками – сожгли. Дескать, она с помощницами – ведьмы. Всех, кого ведьмами считают, – тут же на костер. Капеллан барона фон Типпа хвастался, что только за первые сутки изобличил с божьей помощью и сжег девять ведьм и двух колдунов.
У Магды задергался левый уголок рта. Она снова полезла за пазуху, вытащила золотую фляжку. Надолго приложилась, громко причмокивая. Венк подумал, что и он не отказался бы промочить сейчас горло хорошим глотком вина. Хотя, судя по тому как остекленели глаза 'баронессы' и она враз осоловела, – пила баба не вино. Может, настойку с белладонной или еще какое зелье.
Похоже, Сегер не одобрял напитка, который потребляла супруга: он строго посмотрел на старшего сына, и тот подошел к матери. Отобрал фляжку, отвел в угол пещеры. Усадил на корточки и остался рядом, что-то успокоительно нашептывая.
– А я слышал, что в Двух Шестерках, – глядя на рыцаря, начал Свен, – ребятам Ловкача и Счастливчика солдаты кисти рук отрубают. Потом прибивают к воротам заведений.
– Да, – подтвердил гость. – Ну, что поделаешь? Нечего было приезжих обыгрывать. Чужаки – люди злопамятные – вот и отыгрались, когда случай подвернулся. Сейчас они кости мечут, – Венк жестко усмехнулся. – В Двух Шестерках половину заведений уже спалили. Ловкачу – повезло: пристрелили из арбалета. А вот Счастливчику… – он сокрушенно покрутил головой. – Ему…
– Знаю, знаю, – недовольно перебил барон. – Кончилось его счастье в один миг. Погано подох. И Жирный Марк, и Шварц – всех прикончили. В первый же день. Причем, говорят, знали все их берлоги: шли прямо туда, где те были, и кончали.
Черные, чуть навыкате глаза Сегера испытующе уставились на рыцаря. Фон Швертвальд встретил их взгляд спокойно.
– Да, – сказал он тихо. – Из ночных баронов, только вы, господин барон, остались. Остальных уже убили.
Лицо фон Сегера потемнело.
– Это вы о чем? – зловеще понизив голос, спросил он. – Намекаете, что я ночных товарищей выдал?
– Ну какие они вам 'товарищи'? – скривил губы Венк. – Быдло, хамы, висельники. Самого подлого происхождения. Убили их? Ну и ладно. На земле только чище стало.
– Зато в Аду потеснились, – хихикнула из угла женщина. – Прибавилось чертям работенки… – громко икнув, она замолчала.
– Говорят, Скромняга Жан спасся, – подал голос старший сын барона. – В первую же ночь сообразил, что к чему. А, может, предупредил кто, чем дело пахнет. Людишек своих бросил, всю мошну сгреб и на лодочке по Троице за город отправился.
– Да, так оно и было, – согласился фон Швертвальд. – И не просто лодочка, а суденышко одного сеньора из Шотвальда. Тот Скромняге ее за тысячу гульденов на три дня уступил. Даже не из-за денег, а по старому знакомству. Были у них какие-то общие дела…
– Все-то вы знаете, – зло перебил барон. – И меня, и Жана, и остальных. Про все наши дела…
Пропустив слова фон Сегера мимо ушей, рыцарь продолжил:
– Только не повезло Скромняге. Сразу за городскими стенами стоят галеры имперского адмирала Бегера. И у него приказ: любые суда, независимо от владельца и флага останавливать. Так как известно, что многие злодеи, чуя гибель, словно крысы, из Годштадта удрать пытаются. В том числе и по воде. В общем, судно сейчас под арестом, Скромняга Жан щук на дне кормит, а на его денежки господин адмирал думает построить дом в Южной провинции. Для молодой жены. Тридцать тысяч гольдгульденов ему как раз хватит.
– Скока? – задохнулся от удивления Свен.
– Да не может быть, – второй сын оторвался от матери. – Откуда у Скромняги такие…
– Может, – опередил рыцаря фон Сегер. – Он свое прозвище не просто так получил. Всегда строил из себя бедного святошу, попам подарки слал.
– Все краденые золотые и серебряные вещи, – поддержал Венк, – в Двух Шестерках и Фляге через него проходили. Он их потом в соседние города сбывал ювелирам. Кроме того, ссужал Жан под верный залог и хороший процент всех нуждающихся. Вот и нажил.
– Верно, господин Всезнайка, – кивнул барон. – Все это очень интересно… Но теперь скажите мне, зачем вы нас от смерти спасли? Что хотите взамен?
В какое-то мгновение Швертвальду захотелось ответить 'ваши души', чтобы посмотреть на физиономии барона и его семейства, но сдержался. Сейчас было не до шуток, разыгрывать из себя дьявола не стоило. 'Хотя, чем черт не шутит, – весело подумал он, – может, и поверили бы'.
– Через неделю все в городе успокоится, – медленно начал рыцарь. – Будет новый имперский канцлер, будет новый государь. Рейхстаг изберет императора, и тот быстро наведет порядок. Но герцог
