необычного?
– Девять, – испуганно повторила Калерия Яковлевна.
Дронго еще раз посмотрел на стол с посудой. Чашки были красивые, фарфоровые, расписанные на старые саксонские мотивы.
– Сколько у вас таких чашек на кухне? – быстро уточнил он, обращаясь к Калерии Яковлевны.
– Одиннадцать, – пояснила она. – Было двенадцать, но одна разбилась в прошлом году.
– И вы принесли нам девять чашек на девятерых, – решила помочь женщине Эмма.
– Она не могла принести девять чашек, – возразила Мадлен, она никогда не садится пить с нами за одним столом. Вы ошиблись, Эмма, – она принципиально сказала это громко и четко, – и вообще вы все время ошибаетесь. И вы, и ваша сестра. Здесь, на столе, должны быть только восемь чашек.
Все еще раз посмотрели на стол.
– Одна лишняя, – шепотом сказала Анна. – Почему здесь лишняя чашка?
– Не знаю, – ответила Калерия Яковлевна.
– Вы сказали, что чашек было одиннадцать, – напомнил Дронго, – восемь вы принесли нам. А где остальные три?
– На кухне, – ответила Калерия Яковлевна. – Я сейчас проверю.
Она повернулась, чтобы выйти.
– Нет! – крикнули одновременно Герман и Берндт. Настолько одновременно, что испуганно посмотрели друг на друга, словно голос каждого был эхом другого.
– Не уходите, – попросил Дронго, – лучше посидите здесь и вспомните, где еще могли быть чашки.
– Я вспомнила, – выдохнула Калерия Яковлевна. – Одна чашка осталась в комнате фрау Сюзанны. Я приносила ей утром чай.
– Опять тетя Сюзанна! – не скрывая своего раздражения, произнесла Мадлен. – Сколько можно обвинять эту несчастную женщину! Получается, что она, будучи в психиатрической клинике под надзором полиции, снова умудрилась кого-то отравить? Поневоле поверишь в привидения, которые живут в этом доме.
– Ее чашка осталась наверху? – уточнил Берндт.
– Да, – кивнула Калерия Яковлевна. Она чуть не упала от волнения.
Дронго взял стул и принес его пожилой женщине. Она тяжело опустилась на него.
– Чашка наверху, – подтвердила женщина.
– Тогда получается, что вместо вашей чашки кто-то принес чашку кофе с ядом и дал несчастной женщине, – предположил Берндт.
– Нет, – возразил Арнольд, – этого не может быть. Калерия Яковлевна поставила перед нами две чашки кофе. Я точно помню, что она поставила две чашки кофе, и мы его выпили. Но Леся выпила его не сразу, кофе был обжигающим, и она решила немного подождать, чтобы он остыл.
– Верно, – сказал Дронго, – я сидел напротив и все видел. Калерия Яковлевна поставила две чашки кофе перед ними, и Леся не сразу выпила свой кофе. Ваша версия, герр Ширмер, не выдерживает никакой критики. Если даже убийца заранее принес сюда чашку, то он должен был наполнить ее горячим кофе, то есть пройти на кухню, набрать кофе, положить яд и вернуться к столу. А мы все помним, что никто, кроме Калерии Яковлевны, на кухню не входил, когда она несла нам кофе и чай. Значит, чужую чашку подложить погибшей никто не мог.
– Господин эксперт, посмотрите на стол и посчитайте чашки, – предложила Мадлен, – здесь девять чашек. А это значит, что кто-то принес сюда лишнюю чашку.
– Я умею считать, – сказал Дронго. – И я уверен, что погибшая пила свой кофе, который отравили уже после того, как она начала его пить. Как раз в тот момент, когда мы все поднялись и не обращали внимания на стол.
– Все, кроме девочки, – напомнил Берндт.
– Ты переходишь всякие границы, – сурово сказал Герман. – Что опять ты хочешь сказать? Что она отравила фрау Пастушенко?
– Нет. Но она могла видеть, кто это сделал.
Герман перевел взгляд с Берндта на Еву. Он явно хотел что-то спросить, когда Анна неожиданно крикнула:
– Не смей! Не смей ничего спрашивать! Она ребенок, это может сказаться на ее психике. Она ничего не видела и ничего не знает. Тетя Леся спит, и все в порядке.
– Она могла видеть, – задумчиво произнес Герман.
– Она ничего не видела, – вступилась за дочь Анна. – Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? Убийца находится среди нас. И он сейчас слышит, что именно ты говоришь. Хочешь, чтобы мою девочку убили как опасного свидетеля?
– На столе девять чашек, – продолжал настаивать Берндт, – и мы не понимаем, кто принес девятую чашку и как она оказалась на столе. А самое главное, почему. Если герр эксперт считает, что она ни при чем, то зачем она здесь стоит?
– После появления герра эксперта в нашем доме произошли два убийства, – напомнила Мадлен, – а вы не можете нам помочь с их расследованием.
– Я не волшебник, – ответил Дронго.
– Но это ваша специальность, – настаивала Мадлен.
– Неужели вы еще не поняли, – вмешалась Эмма. – Сначала они с мужем пытались обвинить Анну в убийстве супруги Арнольда, а теперь намекают на вас. Причем не столько на вас, сколько на меня, ведь именно я привела вас сюда.
– Я этого не говорила, – возразила Мадлен.
– Мама, можно я поднимусь в комнату? – попросила Ева.
– Нет, нельзя! – строго сказала мать. – Потерпи немного, мы скоро поднимемся туда вместе.
Пастушенко поднял голову, прислушиваясь к словам Анны. Его лицо скривилось.
– Потом вы все разойдетесь, – горько произнес он, – а Леся останется здесь, и мы ее уже не вернем.
– Я тебе соболезную, – тихо сказала Анна.
– Она что-то чувствовала, – задумчиво проговорил Пастушенко, – очень не хотела сюда приезжать. Понимала, что ее здесь не ждут и не любят. Ты бы слышала, как твоя младшая сестра на нее нападала. Это было так страшно. И теперь она умерла.
– Получается, что во всем виновата именно я, – изумилась Эмма. – Теперь меня будут обвинять в том, что я ее не любила.
– Можно подумать, что ты ее любила, – вздохнул Арнольд. – Конечно, это я во всем виноват. Не нужно было ее сюда приводить. И вот теперь ваша ненависть ее убила. Ее убила именно ваша ненависть! – с надрывом повторил он.
– Арнольд, – повысила голос Анна, – я понимаю, как тебе тяжело. Но нужно щадить и наши чувства. Леся была довольно агрессивным и напористым человеком. Я понимаю, что сейчас не время и не место так говорить, но обвинять нас в ненависти некорректно. Она сама была далеко не ангелом, но мы относились к ней неплохо. Если ты помнишь, то именно я настояла на том, чтобы вы появились с ней вдвоем в этом доме. А ты сейчас говоришь о какой-то ненависти.
– Ты прекрасно знала, что она не отпустит меня одного, – возразил Пастушенко, – хотя ты все равно права. Сейчас уже никакими словами ее не вернешь.
Послышалось завывание полицейских сирен. К дому подъезжали сразу два автомобиля с сотрудниками полиции.
– Вот и все, – сказал Берндт, – они приехали. Теперь мы сообщим им, что никто из нас девятерых не выходил и не входил в эту комнату после смерти фрау Пастушенко. И пусть они наконец объяснят нам, что у нас происходит.
