— Брату Джерому кое-что известно, — вполголоса заметил я. — Бесспорно, он не принимал участия в убийстве Синглтона, иначе не стал бы приносить клятву. Но он кое-что знает, в этом я не сомневаюсь. Ты заметил, как странно он улыбался?
— После пыток сознание его явно помутилось, — сказал Марк. — Вряд ли стоит делать какие-то выводы, основываясь на улыбке безумца.
— Ты не прав. Сердце его исполнено стыда и гнева, но он в полном рассудке.
Марк неотрывно смотрел в огонь.
— Если это так, значит, все, что брат Джером рассказал о Марке Смитоне, правда? — задумчиво проговорил он. — И лорд Кромвель действительно пытал его, вынуждая к ложному признанию?
— Разумеется, нет! — отрезал я. — Подобным небылицам я никогда не поверю.
— Точнее, вы не желаете верить, — поправил Марк.
— Мои желания здесь ни при чем! Все это клевета и не более того! И в то, что лорд Кромвель присутствовал при истязании брата Джерома, я тоже никогда не поверю. Это невозможно. Я помню, что в дни, предшествующие казни Анны Болейн, он ни на шаг не отходил от короля. У него просто не было времени, чтобы отправиться в Тауэр. И никогда он не стал бы вести себя столь недостойным образом. Брат Джером все это выдумал со злобы.
Смолкнув, я заметил, что от волнения сжал кулаки. Марк пристально посмотрел на меня.
— Сэр, но ведь по тому, с каким выражением лица брат Джером рассказал нам все это, видно было, что каждое его слово — чистая правда! Разве вы этого не почувствовали?
Я замешкался с ответом. Действительно, старый картезианец держался так, что трудно было заподозрить его в неискренности. Несомненно, его подвергли истязаниям. Но неужели сам лорд Кромвель приказал пытать его, чтобы заставить принести присягу на верность королю? В это я никак не мог поверить, как и в то, что мой патрон принимал участие в истязаниях Марка Смитона. И неужели у любовника королевы действительно вырвали признание под пытками? В полной растерянности я запустил руку в собственные волосы.
— Некоторые люди изрядно преуспели в искусстве лжи, — сказал я наконец. — Они умеют врать с самым что ни на есть правдивым видом. Помню, как-то я расследовал дело одного пройдохи, так вот, он выдавал себя за опытного ювелира и дурил целую гильдию…
— Сэр, мне кажется, все это не имеет отношения к рассказу брата Джерома, — возразил Марк.
— Так или иначе, я никогда не поверю, что лорд Кромвель составил заговор против Анны Болейн. Не забывай, Марк, я знаю его много лет. Первые его шаги к власти были столь успешными именно благодаря ей, ее сочувствию к реформаторам. Она всегда была покровительницей лорда Кромвеля. С чего бы он решил погубить ее?
— Возможно, потому, что король хотел от нее отделаться, а лорд Кромвель готов на все, лишь бы угодить королю и сохранить свое высокое положение, — предположил Марк. — По крайней мере, именно такие слухи ходили в Палате перераспределения монастырского имущества.
— Это пустые слухи! — решительно возразил я. — Да, лорд Кромвель порой бывает суров и жесток, да, он не знает пощады к врагам. Но заставить невиновного оговорить себя и погубить женщину — это злодейство, которого не совершит ни один истинный христианин. А лорд Кромвель христианин, можешь мне поверить. Я имел возможность хорошо узнать его. Если бы не он, время реформ никогда не наступило бы. Этот злобный монах пытался смутить нас своими клеветническими измышлениями. И разумнее всего немедленно выбросить его рассказы из головы!
Марк вновь посмотрел на меня, внимательно, пристально и испытующе. Впервые в жизни я ощутил под его взглядом неловкость. Тут в комнату вошла Элис с двумя кружками горячего вина. Одну из них она с улыбкой подала мне, а затем, подойдя к Марку, многозначительно переглянулась с ним. Я мгновенно ощутил укол ревности.
— Благодарю вас, Элис, — сказал я. — Вино очень кстати. Мы только что беседовали с братом Джеромом, и теперь наши силы нуждаются в подкреплении.
— Вы говорили с братом Джеромом, сэр?
Судя по безразличному тону Элис, это известие не слишком ее заинтересовало.
— Я видела его всего несколько раз. Говорят, он не в своем уме.
Поклонившись, она удалилась. Я повернулся к Марку, который по-прежнему глядел в огонь.
— Сэр, я хотел кое-что вам сказать, — неуверенно пробормотал он.
— Я весь превратился во внимание.
— Когда мы вернемся в Лондон — если только нам суждено когда-нибудь выбраться из этого монастыря — я больше не буду служить в Палате перераспределения. Так уж я решил. Это все не для меня.
— Что именно? Выражайся точнее.
— Взятки, интриги, стяжательство. Там все время толкутся люди, желающие выведать, какой монастырь в ближайшее время будет уничтожен. А потом они начинают засыпать Палату просьбами, рассказывают всем и каждому о том, в каком близком знакомстве они состоят с лордом Ричем, обещают в обмен на монастырские земли оказать множество услуг Ричу и Кромвелю…
— Лорду Кромвелю, Марк.
— А высшие чиновники говорят только об одном: кто из придворных следующим отправится на плаху и кому предстоит занять должность казненного. Мне все это претит, сэр.
— Марк, не стоит сгущать краски. Ты сегодня в дурном расположении духа. Это все из-за рассказа Джерома? Ты боишься, что тебя постигнет участь Марка Смитона?
— Нет, сэр, — ответил Марк, глядя мне прямо в глаза. — Говоря откровенно, мне давно уже опротивела Палата перераспределения. Я пытался вам об этом сказать, да все как-то не было подходящего случая.
— Марк, выслушай меня. Все то, о чем ты рассказываешь, вызывает у меня не меньшее отвращение, чем у тебя. Но времена меняются. Мы стремимся к новому государственному устройству, такому, где не будет места подкупу и интригам. — Охваченный воодушевлением, я поднялся и широко распростер руки. — Возьмем для примера хоть монастырские земли. Ты имел случай ознакомиться с бытом и нравами, царящими в монастырях. Жирные, зажравшиеся монахи цепляются за все ереси, изобретенные Папой, не знают других забот, кроме как бить поклоны перед своими идолами, высасывают последние соки из обнищавших горожан. А лишь подвернется случай, они всегда готовы ублажить свою плоть — или друг с другом, или с беззащитной молодой девушкой, такой, как Элис. Подобному непотребству необходимо положить конец, и мы это сделаем.
— Не все здешние монахи так уж плохи, — возразил Марк. — Вот брат Гай, например…
— Дело не в отдельных людях, а в том, что монастыри себя изжили. Лорд Кромвель передаст монастырские земли в руки короля, и впоследствии часть этих владений будет дарована его сторонникам. Это в порядке вещей, и возмущаться тут нечем. Таковы действующие в обществе законы. Но в результате в распоряжении короля окажутся значительные суммы, которые позволят ему не зависеть более от парламента. Ты ведь сочувствуешь беднякам, не так ли?
— Да, сэр. С ними поступают возмутительно. Бедных арендаторов, таких, как Элис, повсюду лишают земли, люди, оставшиеся без крова и работы, побираются на улицах…
— Согласен с тобой, это возмутительно. В прошлом году лорд Кромвель пытался провести через парламент билль, который существенно облегчил бы положение неимущих. Помимо всего прочего, там говорилось об устройстве приютов для тех, кто не может более трудиться, о предоставлении нуждающимся работы на строительстве дорог и каналов. Однако парламент не принял этот билль, потому что для проведения в жизнь замыслов лорда Кромвеля нужны деньги, а землевладельцы не хотят платить дополнительные налоги. Но если огромные богатства монастырей перейдут в распоряжение короля, он более не будет нуждаться в одобрении парламента. Он сможет строить школы для бедных. Сможет обеспечить каждую церковь Библией на английском языке. Представь только, все получат работу, и каждый сможет читать слово Божье. Но чтобы эти замыслы стали реальностью, необходима Палата перераспределения!
Губы Марка тронула недоверчивая улыбка.
— Сэр; вы слышали, что сказал господин Копингер: читать Библию следует лишь состоятельным людям, помещикам и домовладельцам. Я знаю, что лорд Рич придерживается того же мнения. Отец мой не имеет собственного дома, значит, он не будет иметь и доступа к слову Божьему. И я тоже.
