— Настанет время, и у тебя появится собственный дом. Впрочем, я уверен, что Библию смогут читать все, хочет или не хочет того судья Копингер. Что касается Рича, он просто ловкий негодяй. Пока что он нужен лорду Кромвелю, но вскоре он от него избавится. Говорю тебе, грядут большие перемены!
— Вы в этом уверены, сэр?
— Еще как уверен! И ты тоже верь в лучшее, Марк, верь и молись. Я не могу позволить себе предаваться сомнениям. Слишком многое поставлено на кон.
— Простите, что расстроил вас, сэр, — пробормотал Марк, вновь поворачиваясь к огню.
— Я ничуть не расстроен. Я хочу лишь, чтобы ты относился к моим словам с полным доверием.
Спина моя мучительно ныла. Некоторое время мы сидели молча; за окнами сгущались сумерки, и в комнате становилось все темнее. На душе у меня было неспокойно. Я был рад, что откровенно поговорил с Марком; я искренне верил во все то, что сказал ему. И все же слова брата Джерома то и дело приходили мне на память, его бледное, изборожденное морщинами лицо вставало перед моим внутренним взором. Чутье опытного юриста подсказывало мне, что в рассказе старого монаха нет ни единого слова лжи. Но если это так, значит, здание реформы возводится на фундаменте, замешанном на крови, насилии и жестокости. И я принимаю во всем этом самое деятельное участие. Мысль о том, что я являюсь пособником палачей, заставила меня содрогнуться. Но потом в голову мне пришло одно успокоительное соображение. Джером безумен, а значит, мог искренне поверить в свои собственные бредовые фантазии. Все, о чем он с таким пылом рассказывал, на самом деле приходило лишь в его больном воображении. Я знал, что такое нередко случается с сумасшедшими. Вот и ответ, сказал я себе, чувствуя настоятельную потребность прекратить изнурившие меня душевные терзания. Мне необходимо было отдохнуть, чтобы завтра приступить к делу с ясной головой и спокойной совестью. Разумный человек всегда найдет способ заглушить голос сомнения.
ГЛАВА 17
Внезапно я почувствовал, как Марк трясет меня за плечо; должно быть, я задремал, устроившись на подушках у огня.
— Сэр, пришел брат Гай.
Лекарь стоял в дверях, глядя на меня сверху вниз; я торопливо поднялся на ноги.
— Я должен вам кое-что сообщить, сэр. Аббат приготовил документы относительно продажи земель, о которых вы говорили. К тому же он хочет показать вам некоторые письма, которые необходимо отправить. Вскоре он будет здесь.
— Спасибо, брат Гай.
Монах не сводил с меня внимательных глаз, перебирая длинными темными пальцами веревку, подпоясывавшую его сутану.
— Вскоре я уйду в церковь, на заупокойную службу по Саймону Уэлплею. Сэр, я чувствую, что мой долг — рассказать аббату о том, что Саймон, скорее всего, был отравлен.
— Повремените немного, брат Гай, — попросил я. — Чем меньше людей будет знать о наших подозрениях, тем лучше. Это даст мне существенное преимущество.
— Но аббат непременно спросит, что послужило причиной смерти Саймона.
— Скажите ему, что не сумели определить.
Брат Гай провел рукой по выбритой макушке. Когда он вновь заговорил, в голосе его звучала неподдельная тревога.
— Но, сэр, этой ночью нам предстоит молиться об упокоении души Саймона Уэлплея. Должны ли мы просить Господа принять душу убиенного или же опочившего от недуга? Несчастный мальчик умер без исповеди и последнего причастия, что само по себе опасно для его души.
— Господь все видит и все знает. И лишь от Его воли зависит, попадет ли мальчик на небеса. Наши молитвы ничего не изменят.
Лекарь явно хотел продолжить спор, но тут в коридоре раздались шаги, и в комнату вошел аббат. За ним следовал слуга, который нес большую кожаную сумку. Аббат Фабиан выглядел постаревшим и осунувшимся, потухший его взгляд свидетельствовал об усталости и дурном расположении духа. Брат Гай поклонился своему патрону и вышел.
— Сэр, я принес документы относительно продаж четырех монастырских земельных владений, произведенных нами в минувшем году, — сообщил аббат. — А также несколько деловых писем и личных писем братьев. Вы сказали, что вам необходимо просматривать каждое письмо, отправляемое из монастыря.
— Благодарю вас, господин аббат. Положите сумку на стол, — кивнул я слуге.
Аббат, словно в нерешительности, потирал руки.
— Могу я узнать, сэр, насколько удачным оказался ваш визит в город? — спросил он наконец. — Удалось ли вам что-нибудь узнать?
— Да, кое-что. Каждый день приносит все новые подозрения, отец аббат. К тому же сегодня я имел удовольствие побеседовать с братом Джеромом.
— Надеюсь, он вел себя должным образом и…
— О, разумеется, он вел себя должным образом, то есть так, как ведет себя всегда. Иными словами, он осыпал меня оскорблениями. Думаю, ему следует и впредь оставаться в своей келье.
Прежде чем вновь заговорить, аббат смущенно откашлялся.
— Недавно я получил письмо, — потупившись, пробормотал он. — Оно там, вместе с другими письмами. Старый друг, монах из Бишема, сообщает мне, что, согласно сведениям, полученным им из монастыря в Льюисе, условия добровольного упразднения монастырей сейчас обсуждаются в кабинете главного правителя.
— Вижу, связь между английскими монахами работает бесперебойно, — ответил я с холодной улыбкой. — Впрочем, так было всегда. Что ж, господин аббат, думаю, я не поступлюсь против истины, если скажу: Скарнси далеко не единственный среди монастырей, что запятнали себя недостойными деяниями. И далеко не единственный среди монастырей, которым, по убеждению лорда Кромвеля, лучше прекратить свое существование.
— Наш монастырь отнюдь не запятнал себя недостойными деяниями, сэр, — с легкой дрожью в голосе произнес аббат. — До той поры, пока сюда не явился эмиссар Синглтон, жизнь наша протекала в мире, спокойствии и благочестии!
Я метнул на аббата гневный взгляд. Он прикусил губу и судорожно вздохнул. Этот человек не на шутку испуган, решил я про себя. От страха ему изменила обычная рассудительность. Надо признать, у аббата были причины для смятения; ведь прочный и безмятежный мир, в котором он провел столько счастливых лет, начал угрожающе трещать по швам.
— Простите, господин Шардлейк, я забылся, — умоляюще вскинув руку, пробормотал аббат. — В последнее время на меня навалилось столько неприятностей!
— Тем не менее, господин аббат, вам следует думать о том, что вы говорите.
Я вновь прошу извинить меня.
— Хорошо, забудем об этом.
Аббат, казалось, взял себя в руки.
— Господин Гудхэпс собирается оставить нас завтра, сразу после похорон эмиссара Синглтона, — сообщил он более спокойным тоном. — Заупокойная месса начнется через час и продолжится всю ночь. Вы будете присутствовать?
— Вы будете служить заупокойную мессу над двумя усопшими одновременно? Над эмиссаром Синглтоном и послушником Саймоном Уэлплеем?
— Нет, так как один из них был духовным лицом, а другой — светским, службы будут проходить раздельно. Часть братьев будет молиться о спасении души эмиссара, часть — о спасении души послушника.
— Значит, всю ночь братья будут молиться над усопшими, а освященные свечи в церкви — отгонять злых духов? — осведомился я.
— Такова сложившаяся веками традиция, — в некотором замешательстве ответил аббат.
— В Десяти религиозных догматах король весьма неодобрительно отозвался об этой традиции, — отрезал я. — Свечи, зажженные над усопшими, могут напоминать лишь о милосердии Господнем. Злые духи
