поездок он познакомился в 1922 году во Франции с английским королем Георгом V, с которым писателя связала до конца жизни глубокая дружба.
«Никто не забыт, и ничто не забыто — я могу сказать это не только от имени Комиссии, но и лично от себя» — сказал поэт королю, прочитав ему стихотворение «Королевское паломничество», посвященное поездке короля по военным кладбищам на французской земле в 1922 году. Так что изречение, которое в Советском Союзе повторялось на каждом углу и применялось ко Второй мировой войне, на самом деле относилось к Первой, и автором его был Киплинг, а не средней руки советская поэтесса Ольга Берггольц.
Георг V проводил значительную часть года в Париже, отчасти поэтому и Киплинг стал нередко в Париже бывать. В 1923 году Киплинг выпустил в Париже книгу «Ирландские гвардейцы в Великой войне» («The Irish Guards in the Great War»), посвященную полку, где служил его сын.
Умер Киплинг в 1936 г. в Лондоне, а через два дня после него умер и Георг V. Киплинг был похоронен в Уголке Поэтов в Вестминстерском аббатстве. Однако никто из известных писателей не пришел на его похороны. Левые его не любили за консерватизм и за насмешливое отношение к лагерю «социалистов- фабианцев», а правые не прощали ему ни его независимую позицию, ни насмешливое отношение к мирку викторианских литераторов, ни его демократизм. И вот — имена большей части этих известных литераторов забыты, а Киплинга, вечного парию среди благопристойных английских писателей, в Англии, да и не только в Англии, хорошо знают и очень любят.
«Когда хоронят Гулливера, лилипутам негоже идти за его гробом — вспоминает слова И. Хейзинги (сказанные по иному поводу) автор предисловия к русскому однотомнику прозы и стихов Киплинга, изданному в конце двадцатого века, Е. Витковский, и от себя добавляет: «Англия хоронила своего величайшего поэта — быть может, самого большого с тех пор, как в 1674 году навсегда закрыл свои слепые глаза Джон Мильтон»
Я никак не считаю это высказывание преувеличением.
4.
Редьярд Киплинг — первый англичанин, ставший обладателем Нобелевской премии по литературе — и поныне самый молодой в истории из ее лауреатов. В 1907 году ему было 42 года. Но только в наше время в Англии начала происходить медленная переоценка его богатого литературного наследия…
Жизненная философия и философия творчества Киплинга поразительно сходны с идеями его современника, замечательного голландского культуролога Йохана Хейзинги (1872–1945), высказанными в самой знаменитой его книге «Хомо люденс» («Человек играющий»):
Сильнее всего, видимо, игровая сторона поэзии проявляется в произведениях сюжетных — поэме, басне, балладе. Сказка Киплинга «Краб, который играл с морем» великолепно иллюстрирует это положение голландского культуролога.
Киплинг и сам жанр баллады неразделимы.
Русский читатель впервые столкнулся с балладами в переводах В. А. Жуковского из Вальтера Скотта и Ф. Шиллера. У Пушкина к балладам можно отнести «Песнь о вещем Олеге» и «Жениха». Но по-настоящему стал использовать этот жанр А. К. Толстой. Он и поныне остается лучшим из мастеров баллады в непереводной русской поэзии.
То, что баллады Киплинга очень легко и естественно воспринимаются русским читателем, обусловлено во многом именно В. А. Жуковским и А. К. Толстым, основателями столь обычной теперь для нас русской балладной традиции.
Целая толпа поэтов ХХ-го века, тяготевших к жанру баллады вообще и к Киплингу в частности, как я уже говорил, появилась в литературе именно после опубликования в 1922 году переводов Ады Оношкович- Яцыны. В значительной степени эти переводы из Киплинга и повлияли на русских послереволюционных поэтов, многие из которых иностранных языков не знали. Эти переводы открыли новую поэтику, так непохожую ни на вялую символистскую, ни на претенциозную футуристическую. Открыли, как интонационный ключ для романтики вообще, совсем не мрачность байроновскую или лермонтовскую, а сюжеты и интонации, полные силы и жизнелюбия, — «праздничные, веселые, бесноватые», если повторить строчку Н. Тихонова.
Сейчас многие переводы А. Оношкович-Яцыны, если не считать «Пыли» и еще нескольких лучших ее работ, кажутся несколько топорными. Ну хотя бы потому, что Киплинга мы воспринимаем не так однолинейно и приблизительно, как первая его переводчица. И все же она была первой, и в новую для нее поэтику шла почти вслепую… Хотя ее редакторами и были два таких крупных литератора, как Лозинский и, видимо, до него, по утверждению И. Одоевцевой, Н. Гумилев. Однако естественно, что по прошествии целого столетия — а «большое видится на расстоянье» — мы читаем Киплинга во многом иначе, чем это было возможно в самом начале XX века…
Тут стоит вспомнить не только о настоящей русской поэзии ХХ-го века, но и о «низких видах», или жанрах стихов, порожденных прежде всего советской властью — о тех «кентаврах средней советской поэзии», в которых перепевы маяковского «главарства-горланства» облекались в пушкинские ямбы. Эти кентавры на поверку довольно быстро оказались чучелами…
Я имею в виду, прежде всего, так называемые советские массовые — в основном маршевые — песни, непременно хвастливые в силу самой специфики жанра. Ведь даже они, при всей их плоскостности и примитиве, тоже не обошлись без подражания подражателям Киплинга, ну хотя бы без того вида декларативности, которой они научились, конечно, не у самого Киплинга, а у тех советских стихотворцев, кто был слегка покультурнее и знал языки… Вот один из таких «дубовых» примеров: «Нам нет преград / Ни в море ни на суше. / Нам не страшны ни льды, ни облака…». Естественно, что Киплинг в аналогичных «казенных» случаях куда ярче и конкретнее — см. хотя бы цикл его «официальных» стихов» «Песнь англичан», или государственническое стихотворение «Английский флаг». Вот его концовка:
Это ведь настоящие стихи, несмотря на их декларативность и политическую ангажированность.
Хотя и неправомерно сравнивать великого поэта с советскими песенниками, но вот балладная советская песня, идущая в конечном счете из подражаний подражателям Киплинга. Кстати, эта песня как раз из лучших. Сравним хотя бы ткань двух баллад.
