Некоторые пары все-таки успевают создать традиции, уникальные традиции счастья.
— Малышка, — Женька обнимает меня, спящую, как и полагается нормальному человеку в четыре часа утра. Мне снится сон, в который вплывает сначала шепот, потом ощущения от прикосновений. Это — традиция, будить меня в самый сладкий предрассветный час, я с огромным трудом выплываю из глубин сновидений (а кому, кроме любимого человека, можно такое простить?).
— Так здорово, что ты у меня есть. Я тебя люблю.
— И я тебя.
— Я сильнее.
— Угм, — несогласно мотаю головой по подушке. — Ты чего не спишь?
Со временем я перестала задавать этот вопрос: она не спит, чтобы сказать мне, что любит. Лучшая из причин. Иногда, чтобы и показать — как именно любит, что и в пятом часу утра прекрасно.
Потом она моментально засыпает, а я минут пятнадцать еще ворочаюсь, впрочем, радуясь тому, что я живу именно так, а не иначе. И секс. С ней не нужно было «заниматься сексом», в него просто падаешь, не думая, не «занимаясь», не make love, просто падаешь, как в бесконечный колодец с момента первого прикосновения. Не отделяя одно касание от другого, не сталкиваясь ни с одной мыслью на протяжении всего падения-полета…
Только с Женькой я оценила в полной мере определение счастья из старого советского кинофильма «Доживем до понедельника»: «счастье — это когда тебя понимают». Пускай, мы все с совершенно разных планет. Пусть фраза «трудности перевода», сопровождаемая пожатием плеч, стала в нашем доме расхожим определением мелких несостыковок и крупных ссор, но так редко кто-то способен искренне спросить у тебя: «Что с настроением?» «Тебя что-то беспокоит?» «Расскажи мне, что случилось?» И выслушать. И дать дельный совет, если понадобится.
И то, о чем я мечтала с детства: девочкина, возможно, мечта, понятная, скорее, женской душе, чем мужской — «правильно успокоить». Нервные, порой истеричные девочки — а кто видел иных? — редко нуждаются в долгих смыслокопательных дискуссиях, в ценных указаниях: «успокойся, потом поговорим» или «совершенно не понимаю, из-за чего сходить с ума». Также им не нравится, когда партнер уходит молчать в другую комнату, демонстративно закрывая за собой дверь, отгораживается компьютером, телевизором, агрессивным доказыванием собственной правоты, обвинительными нападками, выгулом собаки, приготовлением ужина или бурным сексом. Девочку нужно просто пожалеть. Плачущий человек требует только одного простого действия: подойти, обнять, сказать: «Не плачь, любимая, все будет хорошо, я тебе обещаю. Мы решим все проблемы вместе. Я тебя очень люблю. Слышишь? Ну?»
Этот алгоритм бесценен и эффективен, как никакой другой. Уже потом, гораздо позже, можно вытаскивать с полки и правоту, и дискуссии. Но не во время слез. Женька стала первым человеком в моей жизни, владеющим этим секретным знанием. Умеющей с расстроенным, всхлипывающим человеком разговаривать, как с восьмилетним ребенком.
Только с Женькой я стала видеть, что часто ошибаюсь, что не всегда вижу правильный выход из ситуации, не всегда принимаю верные решения.
Несколько лет назад меня, как маму четырехлетней дочери, пригласили в детский сад красить стулья. Есть такая форма трудовой родительской повинности. Весна-красна, безмятежное майское утро, я в одиночестве на детсадовской веранде с наушниками от плеера в ушах, крашу маленькие стульчики и мечтаю о большой и чистой любви. Птички поют, солнышко светит. На полу настелила газет, чтобы не запачкать все вокруг, и усердно, аккуратно, с удовольствием крашу… Законченные произведения малярного искусства ставлю в ряд. Сложно. Особенно трудно даются ножки….
Когда выкрашенный ряд насчитал двенадцать стульев, на тринадцатом до меня дошло, что я… мммм… зря, наверное, крашу ножки этих стульев-малюток в последнюю очередь!
То есть, я двенадцать раз подряд ставила стул на газету, красила поочередно: спинку, сиденье, бока, а потом буквой ижицей ползала вокруг стоящего стула, пытаясь прокрасить каждую ножку со всех сторон!
Только на тринадцатом стуле меня осенило свыше, что можно просто начать с ножек, и, перевернув стул, удобно и быстро выкрасить его снизу, а потом уже довершать спинку и сиденье. Я была потрясена таким простым и убедительным наглядным доказательством отсутствия у меня мозгов. С Женькой я поняла, что слишком часто крашу ножки в последнюю очередь.
Я начала уметь моментально увидеть ситуацию глазами другого человека. И чаще допускать, что моя внутренняя картина мира может совершенно не соответствовать не то что бы объективной реальности, а другому ее описанию.
В мире иногда все не так, как кажется. Совершаешь в самом начале марта романтичную прогулку по центру города: солнечно, сумасшедше солнечно, захлебываясь ранней весной, идешь по внезапно чистому, даже сухому уже, асфальту, рядом, параллельным курсом бежит, настоящий ручеек, переливается… Ну, думаешь, началась-таки, вот она, весна! Растаял, гад! Вот же, совсем нет никакого снега!
— Алло, ты представляешь! В центре нет снега!
— Не может быть, — с сомнением в голосе отвечает Женька, — во дворе сугробы везде. Ты уже бредишь весной, точно тебе говорю.
— Не веришь? Слышишь? — наклоняю трубку к самой земле и выбиваю каблуком некое подобие чечетки. — Это — асфальт. А рядом — ручей. И в нем переливается солнце.
— Не утопи телефон, пожалуйста, — в трубке веселый смех. — Я тебе верю, верю. Давай-ка, топай домой уже, шлендра.
Сворачиваешь за угол, еще не успев погасить улыбку, и видишь следующую картину: человек двадцать джигитов в оранжевых жилетах долбят ломиками лед (вот тебе и чистый асфальт) и из люка канализации бежит вода (а это тебе — весенний ручей).
Вывод: нужно было не поворачивать, так бы в моей реальности в тот день растаял снег, и побежали весенние ручейки. И я бы смогла убедить в этом кого угодно. Даже мою недоверчивую Женьку.
Мы вместе путешествовали, сбылась моя давняя мечта — «вместе», вместе летать, вцепляясь в ее руку на взлете и слыша успокаивающий шепот. Вместе останавливать колесо внутренней суеты, раскрученное московским ритмом на второй третий день перемещений между пальмами, морем, останавливать время, текущее мелким белым песком сквозь пальцы. Стоп, никуда не нужно спешить. Только здесь и сейчас. Только мы. Отключенные мобильники, затухающие разговоры о работе, соленая кожа под губами, пропитанная запахом моря и солнца. Я мало-помалу прониклась презираемым раньше спокойным пляжным отдыхом, о котором совершенно нечего сказать, кроме одного — это огромное удовольствие, когда рядом любимый человек!
В Турции она мне сделала предложение. Руки и сердца. Совершенно неожиданно, в один из тех вечеров, когда, как в кино, «ничто не предвещало».
— Сядь на секундочку. — Женька в белом махровом халате, накануне подаренном мною, расцвеченном зелеными мультяшными лягушками торжественно опустилась на одно колено, достав из кармана коробочку. — Вот!
Два одинаковых золотых кольца, усыпанных бриллиантами, остановили мой внутренний диалог, наверное, на минуту. Женька в смешных лягушках немного смягчала серьезность момента. Лягушки подмигивали, мол, вот так, дорогая, у нас все не по-детски теперь.
— Я хочу прожить с тобой всю свою жизнь. Я тебя люблю. Ты будешь рядом со мной? Ты будешь свидетелем моей жизни?
Когда-то, в одном фильме услышала потрясающее определение смысла супружества. Героиня Сьюзэн Сарандон сказала примерно следующее: «Люди женятся не для любви, не для верности или постоянной заботы. Просто однажды в жизни появляется человек, который дает тебе обещание, что будет свидетелем твоей жизни».
Мне очень понравилась эта мысль. Настолько одиноко мы живем эту самую жизнь, настолько важно, чтобы кто-то, самый близкий, был рядом. Мне нужен свидетель моих дней, недель, лет. Внимательный, заинтересованный, поддерживающий или порой осуждающий, но небезразличный свидетель того, как я иду из юности в зрелость, как я приду, если повезет, в старость. О чем я буду думать на этом пути, что станет
