брусчатке, окружавшей Юйюань, цокали лошадиные копыта и постукивали колеса телег.
— Интересный ты парень, и сам даже не представляешь насколько, — нарушил молчание Мао. — Я ведь вижу по глазам, по жестам все твои колебания на собраниях. В тебе каждая частичка вопрошает: а зачем? а почему? Что привело бандита в ряды революционеров, что ему делать в политике?
Шань Фен почувствовал себя голым. Революционер был немногим его старше, но разговаривал с ним как отец.
— И ведь что удивительно: даже не понимая, почему надо так, а не иначе, ты поступаешь правильно. Тайные общества[48] не всегда были такими, какими их застал ты. Объединения, возникшие когда-то для взаимопомощи, теперь поддерживают интересы главарей с их приспешниками и занимаются всяческим криминалом. И твоя организация — как раз тому пример. Всего несколько лет назад в обществе состояли сердечные люди, умевшие ценить жизнь и обладавшие чувством локтя. Теперь уже никто не помнит восстание в Тайпине,[49] в котором участвовала и «Триада». Крестьяне тогда обрезали косички в знак независимости от династии Цинь. Было объявлено свободное государство… Это время уже прошло и может вернуться только при условии, что вместе со свежими идеями и новой организацией нам удастся использовать все хорошее, что сохранилось в тайных обществах.
Темные глаза Мао блестели, и Шань Фену показалось, что от них исходит какая-то неодолимая энергия.
— Ты — хорошая часть этих сил, способная повести за собой других. И не думай, что мы не оценили твое чувство ответственности и умение выполнять работу скромно и с полной отдачей. И с нами, и с Триадой, и с таинственным иностранным профессором. Сделай все, к чему обязывает долг, и возвращайся. Революция не может ждать одного человека…
Цзэдун помолчал, прищурился и улыбнулся:
— Но ради тебя мы постараемся уговорить ее сделать исключение.
Шань Фену хотелось сказать что-нибудь такое же мощное и красивое, как слова Мао. Но в горле застрял комок, который не желал двигаться ни вперед, ни назад. Поэтому парень молча кивнул, повернулся и зашагал по мостику на другой берег озера. Шань Фен шел не разбирая дороги, целиком погрузившись в мысли.
12
Шанхай,
апрель 1920
(2)
— Я просил быть максимально осторожным… так или не так?
— Да, но…
— Никакой инициативы до моего возвращения.
— Но ситуация…
— Так или не так?!
— Так.
Китаец поскреб абсолютно лысую голову. Над левым виском темнело коричневое родимое пятно.
Два человека, освещенные снизу керосиновой лампой, неподвижно сидели друг напротив друга на низеньких скамейках.
— Еще и эти двое придурков из общества «Зеленый круг»… И как такое могло прийти тебе в голову?
— Только дурак против Триады и пойдет, да и то его еще поискать… — Сунь Сюнь покорно улыбнулся.
Дерюйтер вскочил, чтобы собеседник не увидел по его лицу, как сильно он раздражен. Ганс не умел скрывать эмоции, когда обдумывал ситуацию или вспоминал о людях, на которых работал и которых ежедневно обманывал. За пределами светового круга фигура голландца казалась бесформенной и пугающей.
— Через этих идиотов могли добраться и до нас, — угрожающе произнес Ганс за спиной у китайца.
— Мы нашли их раньше, и проблемы больше нет.
— Проблема есть. — Дерюйтер тяжело задышал. — Из-за твоих придурков «Триада» переправила профессора в тайное место, скорее всего, подальше от Шанхая, поближе к военному правителю и к империалистам. Скорее всего, так, а может, и нет. О судьбе барона даже я ничего не знаю. Чтобы найти Хофштадтера, нужно время, а у меня его нет. Не хочешь поделиться своим?
Возле шеи Суня сверкнуло лезвие ножа, и капля пота скатилась по лбу китайца.
— Вряд ли ты найдешь другого такого помощника, Ганс.
По погребку раскатилась гортанная голландская ругань.
— Без тебя знаю. Но не забывай ощущение, которое сейчас испытал, Сунь. Никогда. Убийцу всегда должен сопровождать страх смерти.
Выйдя из пропахшего винным запахом погребка папаши Вона, Дерюйтер долго без цели бродил по улицам между Жэнь-минем и Чжунхуа. Он жадно дышал, но влажный воздух не приносил ни облегчения легким, ни ясности разуму. Стоял жаркий вечер. Старики сидели на улице на низеньких скамеечках из бамбука и лениво наблюдали, как женщины стирают белье.
Голландец не заметил, как очутился перед оградой сада Мандарина, который представлял собой великолепное отображение южного пейзажа с буйной растительностью и множеством мелких озер с обрывистыми берегами. Рукотворный ландшафт создал около пятисот лет назад один из высокопоставленных городских чиновников для тяжелобольного отца. Чтобы тот мог из окна любоваться красотой природы, сын пошел на благородный обман. Такие подделки всегда раздражают, как всякая дерзкая попытка выдать одно за другое. Сад Мандарина существовал уже пять веков, а сколько удастся продержаться махинациям Дерюйтера? Наверное, не слишком долго. А ведь Ганс мог заранее предугадать и нетерпение Сунь Сюня, и последовавшее предательство. Овну сейчас вообще не везло. После бойни Первой мировой адепты Хнума ограничили деятельность мелкими ячейками, а оперативные полевые группы стали совсем маленькими. Поэтому важнейшую миссию Дерюйтер вынужден был доводить до конца в одиночку, опираясь на таких бестолковых и продажных исполнителей, как Сунь.
Дерюйтер опередил барона Хофштадтера в монастыре, но совершил ошибку, не взяв сосуды, так как боялся их повредить. В то время миссия Ганса заключалась в том, чтобы найти амфоры и сохранить. За несколько дней до поездки голландца в Шаолинь почему-то погибли восемь из десяти носителей Аль- Харифа, и его собратья не были уверены, что найдут остальных. Поэтому нужно было сохранить два основополагающих компонента «дыхания Сета». Цель общества Овна заключалась в том, чтобы законсервировать зло и держать его подальше от людей, но не уничтожать.
Ночью, за несколько дней до визита профессора, Дерюйтер вместе с крестьянами, которым он хорошо заплатил, пробрались во внешний дворик монастыря. Много лет назад, когда голландец еще не родился, один из собратьев счел это место самым надежным и зарыл сосуды в землю под одной из колонн. И вот пришел час, когда Овен вернулся, чтобы взять принадлежащее ему по праву.
Ганс с крестьянами тихонько откопал амфоры, а затем велел им отнести находки в деревню, сообщив, что подойдет позже. Когда мужчины скрылись в глубине леса, голландец повернулся к мощным контрфорсам монастыря и долго стоял неподвижно, очарованный мрачностью этого места. Дерюйтер и сам не знал, почему монастырь так действует на него.
Ускользнуть от наблюдения монахов труда не составляло: красть здесь было нечего, поэтому охрана обеспечивалась слабо. Дерюйтер брел по залам, трогая бедную утварь — достояние обитателей монастыря. Перед ширмой из грубой ткани в маленьком молельном зале голландец замедлил шаг. Ганс не разбирался в тонкостях буддизма, и вряд ли у него получилось бы истолковать хоть половину увиденного, но внутри
