В небе опять послышался рокот смертоносной грозы, готовой обрушиться на них.
114
Какой-то посторонний звук. Негромкий, но этого оказалось достаточно, чтобы разбудить. Натан выскользнул из хижины. Заснувшую деревню освещала полная луна, словно в черно-белой иллюстрации к африканской сказке. Ночь прогнала и вертолет, и игроков в авале. Двигаясь на шум, Натан обнаружил Мари, возившуюся с мотором «лендровера».
– Далеко не уедешь.
Она вздрогнула и тихонько вскрикнула.
– Они разобрали мотор на детали, чтобы сделать из них бусы.
– Как же мне добраться до Джинки? Если пешком, это несколько дней ходу.
Он зашел в загон, погладил лошадь, шепнул ей несколько слов, провел рукой под шеей и, сделав мах правой ногой, вскочил ей на спину. Дал два удара пятками и рысью подъехал к Мари.
– Что ты затеял?
Он спрыгнул на землю с ловкостью индейца и соединил руки в виде подножки.
– Я не умею ездить верхом, – сказала Мари.
– Тогда тебе остается идти пешком.
– Натан, умоляю, помоги мне.
Ей не терпелось покинуть рай, чтобы растить свою дочь в аду. Было в ее растерянности что-то обезоруживающее и трогательное.
– Подожди меня здесь, – сказал он.
– С лошадью?
– Она тебя не съест.
Натан дошел до хижины Аджи. Та мирно спала, лежа на спине. Он приник к ее животу долгим поцелуем, впитывая одуряющие запахи, потом вернулся к Мари.
– Сядешь позади меня.
– Ты уверен?
– У нас нет ни седла, ни одежды. Хоть согреемся немного.
Он подсадил ее. Опираясь левой ногой о его ладони, а руками о плечи, она кое-как примостилась полутора метрами выше. Натан занял место впереди одним акробатическим прыжком.
– Ты что, в цирковой школе учился?
– Вырос в индейской резервации. Держись за меня.
Они галопом углубились в темные джунгли.
115
Неподалеку от Джинки они стали обгонять голых или одетых туземцев, направлявшихся на городской рынок. Уставшая лошадь уже с трудом скакала под лучами утреннего солнца. Ночью Натан ориентировался по звездам и по горе Маго, возвышавшейся на две с половиной тысячи метров. Они закончили свое путешествие шагом и спешились перед домом Риггза Ляжки саднило так, что они едва могли идти. Натан оставил лошадь в садике пилота.
– Какого черта вы голышом? – были первые слова Барни Риггза в то утро.
– Войти можно?
Риггз вылупился на Мари. Вид молодой женщины явно обострил его чувство гостеприимства.
– Чего вам надо?
– Одежду.
– Торопиться некуда, – буркнул пилот, не сводя глаз с молодой женщины.
Под его похотливым взглядом Мари вновь обрела чувство стыдливости и прикрыла лобок руками.
– Мне надо как можно скорее добраться до Танзании, – напомнил Натан.
У него была ночь, чтобы принять решение. Вернуться к Аджи, в незыблемое прошлое, или отправиться на поиски Сюзан, навстречу неопределенному будущему. Он присоединился к выбору француженки.
– Вы мне это уже говорили. Вчера. А сами все еще здесь.
– Случились помехи.
– А у меня график. Вечно сваливаетесь как снег на голову.
– Если не вылетаем немедленно, верните мне мои шестьсот долларов.
– А ружье мое куда подевали?
– Вычтите из задатка, который мне вернете.
– Ладно, не будем нервничать. Дайте пару секунд.
Он сунул свой покрасневший от алкоголя нос в записную книжку, помеченную 1999 годом, полистал, проверяя расписание, и заявил:
– Надо вылетать до десяти часов. Иначе напоремся на тех, кто забронировал места.
– Который час?
– Восемь. А вы уверены, что сможете заплатить? Потому как на первый взгляд у вас при себе мало что есть.
– Я заплачу вам даже за шмотки, которые вы нам дадите.
Риггз порылся в своем гардеробе и вновь появился с парой грязных джинсов, заляпанной рубашкой в цветочек и майкой с рекламой «Американских авиалиний». Вырядившись как бродяги, они вышли на улицу. Мари направилась в полицию, Натан – в мотель. Без бумаг, без официального статуса, с ордой убийц на хвосте, у которых тут наверняка обширные связи, он предпочитал избегать представителей закона. По словам портье, полиция ничего не нашла в номере, кроме дроби и дырок от пуль.
– А где обрез?
Взгляд портье машинально нырнул под стойку.
– Лучше вам вернуть его мне.
Тот выудил оружие из тайника и положил на газету с фотографией эфиопского президента, совершающего поездку по Судану. Пыльные часы на стене показывали 8.30. Натан засунул обрез под гавайскую рубашку и поспешил на аэродром. Им завладело странное ощущение. Что-то было не так. Но что именно? Что-то в мотеле. Он стал перебирать в памяти: лицемерная рожа портье, регистрационная стойка, ружье, часы, газета…
Газета.
Датирована августом 1999 года! Тем же годом, что и записная книжка Риггза. Ему еще больше стало не по себе. Убегая в долину Омо, он спустился в глубь времен на многие тысячи лет. А вернувшись в настоящее, застрял, похоже, в 1999 году. Что бы это значило? Он решил потребовать у Риггза, кроме патронов к дробовику, еще и сегодняшнюю дату.
– Нашли мою хлопушку?
– Верну в самолете.
– Похоже, выбора у меня нет.
– Угадали.
– Как тут не угадать – от вас одни неприятности.
– Мне нужны патроны.
– Ну вот, что я говорил!
– А какой сейчас год?
– Это как посмотреть.
И пилот сообщил ему, что в Эфиопии сейчас 2 августа 1999 года. Страна живет по юлианскому календарю, который отстает от григорианского на семь лет.
– Тысяча девятьсот девяносто девятый год тут начался, если по вашему календарю считать, одиннадцатого сентября две тысячи шестого года.
– Одиннадцатого сентября?
– Ну да. Как раз в годовщину теракта в Штатах. Будь оно проклято, это одиннадцатое сентября! Я ведь в тот день должен был сидеть за штурвалом одного из тех самолетов, которые врезались в башни. Но меня отстранили, потому что я малость выпил – из-за того, что жена смылась с курьером из Всемирного торгового центра. Тот погиб при взрыве, жена от этого так и не оправилась. А я продолжил пить.
От упоминания об 11 сентября на Барни Риггза нахлынула лавина воспоминаний. Его жизнь походила
