интеллектом! — в маскировке своих изменнических действий и сокрытии любвеобильных пассий, так что и те, и другие совершенно сливались с общим фоном его служебно-боевой деятельности.
Вполне закономерно, что прибыв в Святогорск, генерал Костров озаботился не только делами училища, но и поисками новой подруги. Теперь он достиг пика своей мужской формы, а потому был уверен: он может получить любую! И пусть задача изначально кажется сложной, а вершина — неприступной, — это лишь заводило генерала. Время, когда он довольствовался продавщицами и медсестрами, учительницами и бухгалтершами, товароведами и поварихами давно кануло в лету. Его влекли уже иные цели, манили иные дали! Трансформация в его душе была связана не только с ростом благосостояния и самооценки, но и с явлениями чисто физиологического порядка — с недавнего времени он понял, что искусность в сексе его более не греет так, как в молодые годы, что на первое место выходят Молодость, Красота и Ум. Иван Тимофеевич уверил себя: наконец-то он достоин Идеала! И главное в этом Идеале — духовно-телесная гармония! Отныне он знал, что его новая Любовь должна быть не только красива лицом и телом, но также обязана иметь безупречный эстетический вкус, гибкий интеллект, широкий кругозор и, самое важное, должна быть незаурядной творческой личностью с мощным креативом, Личностью если и не равной, то вполне сопоставимой с его персоной, в незаурядности которой генерал никогда и не сомневался. А кроме того ему хотелось, чтобы Она его любила, любила всей душой, всем сердцем, всем телом, и тогда — он решил это твердо, — он расстанется со своим «милым Верунчиком» и составит счастье новой возлюбленной!
Но где искать Идеал? Иван Тимофеевич решил, что начать нужно с мира богемы, который в провинциальном Святогорске представляли два театра — Драматический и театр Оперы и Балета. Служительницы Мельпомены, Терпсихоры и Талии тем более влекли его, что к своему вящему удивлению он обнаружил в своей доблестной биографии «страшный факт»: не только среди его любовниц, но даже и среди случайных «девушек на ночь» за двадцать пять лет активной половой жизни не было ни одной актрисы!
Но с какого из театров начать? Это, как водится, решил случай. В оперном давали премьеру — «Евгения Онегина» Чайковского и, как сообщила секретарша, которой он и поручил навести подробные справки о ближайшем театральном уик-энде, впервые на большую сцену должна выйти свежеиспеченная выпускница Новосибирской консерватории, лауреат двух российских и одного международного конкурса вокалистов Ольга Кравцова. Секретарша, бывшая под началом Кострова всего две недели, но уже успевшая раскусить его любвеобильный нрав, кокетливо добавила, что «по слухам, эта Ольга не только обладает чудесным сопрано с диапазоном в четыре октавы, но также хороша собой и, будучи местной уроженкой, вернулась в родной город только потому, что мэр Святогорска, знавший ее чуть ли не с детства по выступлениям на городских праздниках, лично ездил к ней в Новосибирск и уговаривал работать в святогорском театре, суля не только солидную (даже по московским меркам) зарплату, но также и квартиру в центре города, поскольку, как разносит молва, её звали сразу в два московских театрах…»
«Что же, — решил генерал, собираясь в оперу, — если не встречу Её, то хотя бы восполню пробел в своей жизненной истории — добавлю в коллекцию новую киску…»
Глава 22. Вера
Догадывалась ли Вера Сергеевна Кострова о похождениях своего мужа? Ответить однозначно сложно. Если мы скажем, что своего благоверного она ни в чем не подозревала, то, разумеется, погрешим против истины. И догадывалась, и подозревала, и ревновала, но, не имея явных доказательств и прямых улик, предпочитала не знать — так было спокойнее и легче, как говорится, меньше знаешь — лучше спишь. Ей было достаточно уютно и комфортно за широкой спиной Ивана, тем более, что как только он получил первое генеральское звание, Вера Сергеевна уволилась с последнего места работы — какой смысл горбатиться, если доходов мужа хватало не только на хлеб с маслом, но и на многое другое. Лучше уж она будет обеспечивать тыл — вести домашнее хозяйство, не забывая при этом, конечно, и о себе, любимой, чем за копейки каждодневно вкалывать на государство.
И хотя у Веры Сергеевны не было иного хобби, кроме чтения книг, она считала себя натурой творческой, неординарной, достойной своего талантливого мужа. Свою главную задачу она видела в том, чтобы прекрасно выглядеть, быть всегда элегантной и яркой, накрашенной и причесанной, чтобы её тонкие пальчики украшал безукоризненный маникюр, а тело орошало окрестности изысканными ароматами французской парфюмерии.
Но несмотря на все старания, приближаясь к сорокалетнему рубежу, Вера Сергеевна стала все чаще находить на своем некогда безукоризненном теле признаки катастрофы — надвигающейся старости. В уголках глаз явственно проступали морщинки, носогубная складка становилась все глубже и отчетливее, тонкой сеточкой покрылась шея, на голове стали появляться седые волоски, а однажды — к своему ужасу, — смотрясь в зеркало сзади и в полный рост, она обнаружила на ягодицах заметный целлюлит!
В то же время Вера понимала, что с запретом КПСС и логично последовавшим после этого разрушением системы полиотделов в армии, её мужа в семье едва ли что держит! Уют и тепло, вкусные борщи и изысканные салатики, всегда выглаженные рубашки и брюки, аккуратно сложенные вещи, начищенные до блеска ботинки и туфли, наконец, ее ухоженность и элегантность, — даже взятые вместе все эти факторы слишком слабы, чтобы надежно удерживать рядом с собой достигшего своего акмэ генерала… Вера понимала, возможно, замечая всё большую холодность мужа, что надо что-то делать, но что именно? Овладевать искусством плотской любви, штудируя «Кама-Сутру» и новейшие западные руководства, принося в жертву свою натуру, преодолевая отвращение и брезгливость? Но не будет ли она казаться ему тогда смешной? Да и как научиться тому, что ее душа два десятка лет отвергала как непристойность и мучительный позор? Как осмелиться делать то, что ее самость всегда считала отвратительным и унизительным?
И пока она находилась на распутье, однажды ночью ей приснился шокирующий сон, заставивший от дум перейти к действиям…
Они ехали по узкому горному серпантину вдвоем — только Он и Она. Однако не на новеньком «Мерседесе», и даже не на много более старой и скромной «Ауди», а на чёрной «Волге», которой в их семейном гараже никогда не водилось. Солнце палило нещадно, и горячий ветер, дувший в открытые окна, не приносил заметного облегчения… Но природа всё же сжалилась над путешественниками — слева внизу, в котловине показалась серебристая гладь горного озера…
Они остановились на обочине — метрах в двадцати от береговой линии. Иван, сбросив всю-всю одежду, стремглав, словно мальчишка, плюхнулся в воду…
— Верунчик, иди ко мне! — закричал он, выныривая.
Но Вера, несмотря на жару, не спешила ни раздеваться, ни входить в воду. Ей казалось, что вода таит какую-то жгучую тайну, и эта тайна не просто опасна, а смертоносна!
— Ну, давай же, быстрее! — торопил её жизнерадостный Иван.
— Вода грязная, Ванечка! — она не могла сказать об охватившем её страхе, потому нашла для отказа иную, более простую и очевидную причину.
— Это только у берега грязная, а дальше — прозрачная-препрозрачная! — поспешил её заверить настойчивый муж.
Наконец, она решила потрогать воду пальчиками ног, затем сделала один робкий шаг, потом другой… И тут с удивлением обнаружила, что стоит по колено в воде совершенно нагая, а ведь она не раздевалась! И тем не менее одежда бесследно и совершенно незаметно чудесным образом испарилась с ее тела!
Иван же, устав от медлительности супруги, проплыл незамеченным под водой пару десятков метров и неожиданно вынырнул прямо перед женой. Радостно улыбаясь и разбрасывая теплые брызги, он схватил Веру за руку и потащил на глубину, несмотря на отчаянный визг протеста, вырвавшийся у нее из гортани…
Действительно, полоса грязной воды скоро закончилась, и Вера оказалась в плену приятной и абсолютно прозрачной ласковой стихии, дарящей свежесть и прохладу… Иван же, заведя жену на глубину,
