небольшой латвийский городок Тукумс — там стоял авиационный полк, а отец был замкомполка. Все было прекрасно, я должна была пойти в первый класс и тут — как гром среди ясного неба — командировка в Афганистан. Отца поставили перед выбором: либо перевод на Север без перспектив карьеры, поскольку там он «останется навсегда», либо — год службы в Афгане в должности комполка, после чего — поступление в Академию Генштаба, а это, сам понимаешь, прямой путь в генералы со всеми полагающимися привилегиями. Папа не хотел в Афган… Нет, не потому что боялся, а потому что не одобрял войны, считал ее бессмысленной и бесперспективной, но мама его уговорила — ей совсем не хотелось на Север, а перспектива выйти в генеральши показалась весьма заманчивой, да и покидать Прибалтику, оставлять кому-то только что отремонтированную, уютную квартиру не хотела…»
— Понятно, послала мужа на верную гибель… — грустно подытожил Сергей.
— Но ведь она не знала… И ее можно понять — она хотела лучшего будущего для всех нас, а погибнуть отец мог и в мирное время — тогда что ни месяц, то нештатная ситуация, каждый год в полку кто-то разбивался, целые экипажи… Но не в этом дело…
— А в чем же, Светочка?
— Понимаешь, мама была у меня очень правильной — и тогда, да и сейчас тоже… Она никогда не изменяла отцу… Когда отец уехал, ей было тридцать три — самый пик женской сексуальности, но она отбривала всех ухажеров, всех мужчин, желавших ее любви, ее тела. А такие сразу нашлись, пусть и не много… Она убедила себя в том, что пока будет верна — с отцом ничего не случится. Она так и говорила: «Мое целомудрие, моя верность были для меня залогом спасения, гарантией жизни для Толи». Она вспоминала, что жажда мужчины порой душила её, особенно во время овуляций, но стоило ей подумать об отце, живо представить, как он там балансирует каждый день между жизнью и смертью, и похоть отступала… Она верила, что ее терпение, ее «подвиг» будет вознагражден, а потому старалась никому не давать повода, была холодной и твердой… Но однажды… — и тут Света глубоко и грустно вздохнула, — однажды раздался звонок — это было уже под вечер, — и на пороге квартиры вырисовалась ее первая, еще студенческая, любовь. Когда-то они учились вместе в университете, только на разных факультетах, зато жили в одном общежитии, где и познакомились. У них был долгий, красивый и совершенно целомудренный роман… Но не сложилось, не срослось… Максим стал жертвой сплетен завистливых подружек, в итоге они поссорились, оба были гордые — никто не хотел сделать первый шаг к примирению, а тут и выпуск подоспел… Их распределили в разные города… И так случилось, что мама встретила папу… А Максим тем временем защитил диссертацию, поступил на службу в КГБ и по иронии судьбы его послали в командировку в Ригу, где он то ли случайно, то ли намеренно узнал о маме, выяснил ее адрес и решил навестить…
Теперь это уже был не юноша, а статный красивый мужчина, москвич, подполковник, как и отец… Стоит ли удивляться, что когда мама его увидела, к ней вернулись все чувства, будто и не было разлуки… Максим оказался женат, у него было двое маленьких сыновей, так что на роль мужа он не претендовал, но оказалось, что и он любит маму, любит так же, как прежде… У них была только ночь, одна ночь — утром ему надо было возвращаться в Ригу, а в обед вылетать в Москву… Я к тому моменту уже спала ангельским детским сном, так что в их распоряжении была целая комната — квартира была двухкомнатная, довольно просторная по советским меркам…
— Свет, ты так говоришь, таким тоном, будто это было не с мамой, а с тобой… — то ли спросил, то ли уточнил свои впечатления Сергей.
— Наверное, — посетовала девушка, — все приняла близко к сердцу, да и как не примешь, ведь все это было с самым близким для меня человеком…
— В общем, ты хочешь сказать, что твоя мама сломалась, переспала с другом юности и тем самым…
— Вот именно, что нет, Сережа! В том-то и беда, что у них ничего не было!!! Да, ей безумно хотелось любви, ласки, секса, быть может, никогда ни до, ни после так ей не хотелось… Но она не оставила Максима на ночь, с порога отвергла все его притязания… Страх за отца пересилил, страх предать мужа, страх его потерять, лишиться всего и, вопреки своему истосковавшемуся по мужчине телу, она сказала ему: «Нет, нет, у нас ничего не будет! Уходи! Пожалуйста, уходи!» И он ушел, исчез из ее жизни навсегда — мужчины не прощают такого. А через три дня маму вызвали в штаб полка и известили о гибели отца… Потом, узнав подробности, она определила, что он погиб примерно через 7 часов после того самого момента, как она сказала Максиму: «Нет».
Сергей был обескуражен таким нестандартным поворотом событий, но как-то машинально произнес:
— Случайность…
— Сомневаюсь, — парировала Света.
— Есть основания так считать? — пуще прежнего удивился Костров.
— В том-то и дело, что «да», и еще какие!!! — едва не плача, едва не переходя на крик, воскликнула Света. — Понимаешь, в то самое утро отец вообще не должен быть лететь, но внезапно заболели сразу два летчика, и ему пришлось подменять своих подчиненных…
— И что же с ними случилось? Что за болезнь?
— В том-то и дело, что они сами не поняли, что это было! Нечто абсолютно мистическое! У них рано утром поднялась температура, стала раскалываться голова, появилась рвота и понос… В общем, все симптомы кишечного расстройства, даже острой инфекции… Но как только отец взлетел, то тут же у них все прошло, как не бывало, анализы тоже ничего не показали… Мама с одним из них встречалась… Он так и сказал ей, что, мол, все как рукой сняло и дело здесь нечисто…
— Да… — протянул Сергей. — Впервые о таком слышу… Всегда считалось наоборот. Помнишь, у Симонова: «Ожиданием своим ты спасла меня». А здесь все навыворот… Ты ставишь меня опять в тупик… А что ты сама думаешь, что мама твоя считает?
— Она ничего не считает, просто констатирует факты. А я… Как же мне жить после этого? Когда моего Виталика послали на Кавказ, то я даже не удивилась… Я уже заранее как бы знала, что ему туда путь уготован… И, конечно, сразу вспомнила все, что мама рассказала, да и как можно такое забыть… Я живу этим, думаю над этим постоянно… Я не знаю, как мне жить, что мне делать, чтобы уберечь Витальку… Но пока вот делаю то, что делаю — грешу налево и направо…
— Ты имеешь в виду своих солдатиков?
— Конечно… и тебя тоже… Я потому и пришла к тебе, чтобы ты помог мне понять, как же жить мне дальше, помог разобраться, где та грань, которую нельзя переступать… А ты, похоже, и сам толком ничего не знаешь…
— Может, все это случилось ради тебя? — попытался найти пути выхода из тупика Сергей. — Чтобы ты дала миру иной стандарт поведения, иные заповеди, правила, иную… религию?
— Религию? Ты о чем?
— Я о религии свободы и любви…
— Может быть, не думаю… Надеюсь, ты не собираешься создавать новое «Белое братство»?
— О, нет, там нет ни свободы, ни любви, как впрочем в любой тоталитарной секте… К сожалению, — продолжал изложение заветных мыслей молодой философ, — мы уже почти забыли, что христианство — это не только религия любви, но в не меньшей мере и религия свободы. И наши свободолюбивые предки именно поэтому его и признали, так быстро и почти безболезненно приняли. Ведь еще Иларион — первый русский митрополит, точнее, первый митрополит из русских, — в своем «Слове о законе и благодати» говорил об этом… А сегодня, кто сегодня вспоминает, что христианство — религия свободы?
— Чаще говорят, что христианство — религия любви… — робко заметила девушка.
— Да, хоть это радует. Но посмотри, кто громче всех об этом кричит — именно те, кто не умея любить сами, алчут побольше даровой любви к себе. Ты заметила, что когда воспроизводят слова Христа «Возлюби ближнего своего как самого себя», то акцент делают не на «ближнем», а на «самом себе»?
— Пожалуй, — подтвердила девушка, но продолжала гнуть свою линию, а потому добавила — уступать было не в ее правилах: — Но, может, это временно? Мы ведь только-только возрождаем у себя православие?
— Ты хочешь сказать, что это «трудности роста»? Да веришь ли ты сама себе? Вот увидишь, пройдет
