Флорентийские маски

этом безумии, Пол закричал во весь голос. Ощущение было такое, что именно голос стал его единственным доступным оружием. Именно голосом, произнесшим имя Пиноккио, он как клинком разрушил видение двух влюбленных, рассыпавшееся перед ним на мелкие осколки. Антонио почувствовал порыв ветра и услышал шум дождя. Оглянувшись, он увидел распахнутое окно. Оттуда, снаружи, с той стороны, где гремела гроза, за ним и его возлюбленной подсматривал человек, чьи смутно обрисованные черты показались ему знакомыми.

– Федерико! – воскликнул он, привставая на кровати. – Это ты?

Коломбина прикрыла его своим телом, обхватив руками голову мексиканца и опутав ногами его бедра.

– Забудешь ты его наконец? Наш друг вернулся к себе, он больше не хочет быть с нами. Мы с тобой свободны, и, чтобы ощутить независимость в полной мере, нам не хватает лишь одного – черепа.

Антонио все же встал и закрыл окно. С этого мгновения Пол перестал видеть, что происходит в комнате. Коломбина тяжело вздохнула, и ее дыхание, словно колдовское заклинание, открыло новые силы в змеиных объятиях. «Велики и могущественны наши боги», – подумал мексиканец, все крепче обнимая девушку и все теснее впечатывая ее тело в свое, словно пытаясь покрыть своими объятиями сразу всю ее кожу.

Пол вел машину всю ночь. До этого он созвонился с коллегами и договорился о том, кто заменит его на время отсутствия в университетских аудиториях. Кроме того, он отложил на неопределенный срок некоторые эксперименты, приготовления к которым были уже в самом разгape. Речь шла о разработке нового инсектицида, действующего на личинки мухи Батлера – насекомого весьма вредного и прожорливого, опустошающего свежие ростки плодовых растений. Эта муха, кстати говоря, была открыта самим Полом Харпером, и он же по праву первооткрывателя дал новому виду название. По его распоряжению на время отсутствия руководителя эксперимента подготовленный препарат – жидкость кровянистого цвета – поместили в холодильную камеру. У Пола было две недели, за которые он либо должен был освободиться от своего наваждения, либо погибнуть.

Вернувшись из Дома мертвых, Пол первым делом напомнил вдове Марка о своей давней просьбе – передать ему всю корреспонденцию, приходившую на имя племянника. Судя по письмам, которые Марк получал из Мексики, можно было догадаться, с какой нежностью он относился к своей жене и с какой жадностью ловил те короткие мгновения счастья, которые выпали ему во время столь недолгого брака. Вчитываясь в письма и перебирая конверты, Пол представлял себе картину жизни Марка – бесчисленных родственников жены, театр и даже что-то вроде гордости за родственные отношения с кастой тех, кто веками хранил верность сцене и нес в себе тайные сверхъестественные способности.

Бедный Марк отправился в свое первое и оказавшееся единственным путешествие в иное пространство, подстрекаемый ведьмой, которую подослал к нему не кто иной, как его собственный дядя, – той самой рыжеволосой бестией, которую встретил молодой человек в читальном зале. Кто бы мог подумать, что все знания Ады о народной литературе Тосканы послужат лишь одной цели – запутать Марка в сетях опасных книг и мыслей, подавить его волю к сопротивлению и усугубить его природную склонность к депрессии и меланхолии, что в конце концов приведет молодого человека к болезни с трагическим исходом.

Пол все еще не вычислил, что именно послужило непосредственным толчком к самоубийству Марка. Он был уверен в том, что рано или поздно таинственная черная сила обрушит и на него свои чары и скорее всего вестница смерти явится к нему в образе той девушки, что встретила его там, в Доме мертвых. Сможет ли он противостоять силе этого видения, Пол и сам не знал. В течение двух недель взятого за свой счет отпуска ему предстояло разобраться в себе и проанализировать, просчитать и выстроить собственное будущее.

Получив после долгих яростных споров со вдовой ворох писем, адресованных Марку, Пол обрушил на эту корреспонденцию всю мощь своего мыслительного аппарата, на время освобожденного от необходимости вникать в проблемы микромира насекомых. Микроскоп аналитического мышления нацелился на толкование содержания писем, которые Марк получал из-за границы в течение последних месяцев жизни. Естественно, большая часть корреспонденции поступала из Мексики и была подписана Антонио. При этом Пол был невероятно удивлен, обнаружив целую пачку писем, так и не полученных Марком при жизни, а следовательно, и не прочитанных им. Ада с оскорбительной уверенностью и невероятным пылом утверждала, что вся эта корреспонденция была получена ею разом, причем буквально на следующий день после смерти мужа. Естественно, в те дни ей было не до выяснения причин столь странной задержки писем. Разобравшись в пачке конвертов, Пол увидел, что не пришедшие вовремя письма, судя по почтовым штемпелям, отправлялись из Мексики с завидной регулярностью: Антонио методично писал по письму в неделю. Разумеется, время от времени почта дает сбои, но систематическая задержка писем от одного и того же отправителя одному и тому же адресату не могла не вызвать удивления Пола. Никакого логического объяснения этому странному феномену он не находил.

Пол Харпер, естественно, потребовал как устных, так и письменных объяснений, но столкнулся с какими-то отговорками, умалчиваниями и обтекаемыми, лишенными смысла формулировками, в которых, как в болоте, увяз его благородный порыв. Он сдался и решил сосредоточиться на самих письмах. Запершись у себя в квартире, он решил не выходить из дому до тех пор, пока не разберется в том, что содержат эти письма и каким образом они связаны с трагически закончившейся жизнью его племянника. Вот с таким мрачным, но решительным настроением он взялся за непростое дело – внимательное прочтение запоздавшей корреспонденции, адресованной уже умершему человеку.

Письма были написаны от руки, четким почерком с аккуратным наклоном вправо. Латинские строчные s и заглавные L извивались, как змеи, да и остальные буквы были выписаны не менее затейливо. Чернила тоже были занятные: ни черные, ни синие, ни фиолетовые. Их цвет вообще с трудом поддавался какому-либо определению. Коричнево-серый, чуть блестящий, этот оттенок больше всего напоминал пятно, оставшееся от пролитого бензина, высохшего на летнем солнце. К удивлению Пола, большая часть писем начиналась одними и теми же словами: «Дорогой друг, у меня по-прежнему нет от тебя никаких вестей. Долгое ожидание тревожит меня, и я начинаю думать, что твои трудности и страдания, которые ты, возможно, испытываешь, каким-то образом связаны со мной…» Судя по тону писем, можно было предположить, что отношения между друзьями в последнее время если и не стали натянутыми, то по крайней мере значительно сократились во внешних проявлениях. Это оказалось для Пола совершенно неожиданным открытием. В то же время Ада рассказала, что, пока они с Марком жили в Слэптоне, она каждое утро уходила из дому по делам, а потом в библиотеку и в общей сложности ее не было дома практически всю первую половину дня. Логично было предположить, что в эти часы Марк мог бы связываться со своим мексиканским другом по телефону или по электронной почте. С точки зрения вдовы, именно эти контакты и сыграли роковую роль, став своего рода детонатором, взорвавшим более чем хрупкое равновесие, установившееся в душе Марка после выздоровления. Пол не стал опровергать столь категоричное и не подтвержденное доказательствами утверждение, но был вынужден признаться себе, что и сам не все понимает в том, как развивались отношения между приятелями. К тому времени Антонио уже пережил смерть отца, и было бы логично предположить, что ему приходилось нелегко и он станет искать поддержки у друзей. Тем не менее в письмах мексиканца Пол не обнаружил ни единого упоминания об этом трагическом событии. В итоге он отложил пять писем, показавшихся ему самыми важными и значимыми для его расследования. Эти пять конвертов он разложил в хронологическом порядке в соответствии с датами отправки. В письмах, так или иначе, говорилось о контактах Антонио с Федерико, о которых итальянец во время последней встречи с Полом даже не упомянул. В основном же письма были посвящены описанию новой сущности куклы, рожденной талантом Коллоди, и в немалой степени проливали свет на подлинную, до сих пор незнакомую Полу сущность Антонио. Первое же письмо из этой серии пробудило воображение Пола и заставило учащенно биться его сердце.

Дорогой друг, я по-прежнему плутаю в потемках: от тебя нет никаких вестей, ты как будто умер, и у меня ощущение, что я говорю со стенкой. Может быть, ты просто не хочешь ничего знать о том, как идут дела у меня, может быть, мы тебе надоели. Я понимаю, что этот череп вполне мог показаться неподъемной ношей, слишком дорогим развлечением, но поначалу мне показалось, что твой интерес был абсолютно искренним. Особенно ясно я это почувствовал, когда ты позволил этой старой лисе Лурдель