пять лет? Какие двадцать пять лет? И почему все кончено? В глубине души она так надеялась, что уж для нее-то все как раз только начинается!
– Сейчас это пройдет, – глухо, не отнимая от лица ладоней, сказал он. – Помолчи минутку, сейчас… сейчас я…
Он издал какой-то полувсхлип-полустон. И вдруг мешком свалился на кровать.
Он был без сознания.
– Я ухаживала за ним три недели, – сказала Лина, снова избегая смотреть Максу в глаза, хотя теперь он не понимал причины – ведь она не врала, было совершенно понятно, что не врала! – Совсем из больницы не выходила. С трудом уговорила, чтобы меня туда на полставки санитаркой взяли. Они взяли, потому что персонала-то нет… Палаты помою, судна вынесу – и к нему… а он там под аппаратурой… Сердечная недостаточность… Думали – не выкарабкается!
Но Сашук выкарабкался. И в тот день, когда, привстав на постели, он оглянулся вокруг себя посветлевшими глазами и потребовал зеркало, бритву и расческу, Лина поздравила себя с тем, что у них обоих начинается новая жизнь.
Новая жизнь началась так.
– Мы будем жить, ни от кого не завися. Мы еще всем покажем! У нас будет свое дело, потому как с нашими с тобой биографиями, девочка, на приличную работу нас не возьмут. И еще – я обязательно выдам тебя замуж. Пора уже, слышишь? Ты будешь хорошей женой, я так и скажу парню, который захочет тебя взять. А такой найдется, не беспокойся! И кто знает? Может быть, я еще и сам женюсь! А что? Женюсь, а?! Всем чертям назло!
Он захохотал, но как-то нервно, и скоро оборвал себя. На Лину Сашук не смотрел – иначе заметил бы, как она изменилась в лице. Эти слова единственного человека, к которому она была привязана, напрочь лишали девушку надежды быть с ним.
Как только Сашука выписали из больницы, снабдив напоследок самыми строгими рекомендациями быть осторожным, беречь сердце и не поднимать никаких тяжестей, он не долго думал, чем бы таким заняться, чтобы прокормить себя и Лину. Быстро зарегистрировал на себя фирму, подарив ей многообещающее название «Русская тройка». Офис, вот эту каморку, нашли мгновенно – буквально за один день. И очень удачно: станция «Планерная» – подальше от бдительной милиции. И стали они торговать…
Тут Лина запнулась, и глаза ее опять забегали.
– …торговать билетами на фальшивые концерты, – подсказал Макс, стараясь, чтобы в голосе не было ноты осуждения или обвинения.
– Да… Сашук сказал, что в мире очень много болванов, и это надо использовать. Мы выбирали самые громкие имена, подключали прессу, печатали билеты, набрали штат наемных этих… Сашук называл их «барышники», тех, кто толкал билеты втридорога, всем говоря, что они – страшный дефицит… А потом, за день до концерта, объявляли, что артисты не приедут. Причина любая – болезнь, смерть, отмена авиарейсов… И говорили, что желающие могут сдать билеты. Да, мы принимали их обратно! Правда, не здесь, а в Алтуфьево.
Дальнейшее было мне понятно. Человек с билетом ехал в Алтуфьево, а оттуда его посылали в Крылатское. Из Крылатского обилеченному меломану предлагали съездить в Косино. Если он доберется до Косино, то так и быть, деньги ему вернут. Но! Только по номиналу, то есть по цене, которая раза в четыре меньше, чем стоимость, по которой билеты куплены у барышников. Остроумная схема! И главное – почти что законная!
– Скажите, – умоляюще прошептала Лина, на неказистом ее лице проступили бисеринки пота. – Скажите, почему его убили?
«И как же я теперь буду… без него?» – читалось в ее дрожащих глазах продолжение фразы.
– Пока выясняем. Не беспокойтесь – выясним! – ответил Макс стандартной фразой.
Однако у этой Лины (Макс хотел подумать про нее: «мошенница Лина», но почему-то не смог) он не разжился ни адресами, ни какими-либо подробностями предыдущей биографии Сарыгина. Этот тип жил отдельно; где именно ее спаситель и возлюбленный нашел себе пристанище, Лина не знала.
Собственно говоря, следовало признать: Макс возвращался от нее не солоно хлебавши.
Однако уже второй час. У Арьки сегодня четыре пары, пора ехать за ней в институт.
В нагрудном кармане зазвонил мобильник. Макс еще не успел взять его в руки, как ощутил на коже груди под рубашкой как будто теплое прикосновение узкой ладони. Ада!
– Ада! Где вы, то есть где ты? Я хочу увидеть тебя! Очень! Мне это… мне это очень нужно, Ада!
– Если хочешь, я подъеду к твоему дому через полчаса, – сказала она так, будто ничего не случилось. Впрочем, вполне возможно, что ей именно так и казалось.
Через полчаса! Но нужно туда, в институт, за Арькой!
– Ада! Очень прошу – не через полчаса, а через час!
– Хорошо. Ты только не беспокойся. Все будет хорошо. Я знаю.
Она знала, но Макс-то не имел такой уверенности – но ее вера передалась ему, и он успокоился.
И встретил Арьку у самого входа в институт и отконвоировал до дому – все так, как она и ожидала. Но уже дома отец, еще не дав ей раздеться, взял Арьку за плечи, повернул к себе, заставил посмотреть ему в глаза. А в этом, как ни крути, было что-то новенькое.
– Арина. Не хочется повторять, но придется: ты действительно вляпалась в очень некрасивую и страшную историю. И втянула в нее других людей. Получился такой клубок, который надо распутывать очень осторожно, хотя я до сих пор не уверен, что нам следует самим его распутывать. Но раз уж я ввязался в это дело – учти, только из-за тебя! – то ты должна молча и без рассуждений принимать все то, что я делаю.
– Слишком долгое вступление, пап, – пожаловалась она.
Жарко было стоять в коридоре в куртке и шарфе, да еще когда из глаз собеседника тебе навстречу вырывается такой обжигающий огонь. Кстати, как он это делает? Арьке бы тоже хотелось научиться когда- нибудь так жечь глазами. Пригодилось бы.
– Хочешь короче? Так вот слушай. Сейчас к нам придет одна женщина…
Опять! Арька дернулась и отвернулась, но Макс держал ее крепко.
– …и ты будешь пай-девочкой, станешь слушать то, что она… и я, слушать то, что мы оба тебе говорим, тогда я, наверное, смогу пообещать тебе, что совместными усилиями мы выручим из беды твою Анну Березневу. Поняла?
– Можешь пообещать или обещаешь точно? – уточнила Арина.
– Будем надеяться, что смогу пообещать точно, – вывернулся он.
Вот же хитрюга!
– Ладно, пусти. Не трону я твою дамочку.
– Я сейчас быстренько соберу на стол чего-нибудь легкого, а ты пойди переоденься и вымой руки.
«Может, мне потом еще взять ведерко и лопаточку и пойти во двор погулять?» – язвительно подумала Арька, с достоинством направляясь на свою половину.
Но вслух ничего не сказала. «Если этим мужчинам так нравится считать нас детьми – пусть! – думала она. – И что за даму он готовится мне представить? Это вообще что-то новенькое – чтобы отец сам решился показать мне какую-то из своих пассий. Да еще предварил это знакомство столь строгой беседой «с предупреждением». Обычно я сама натыкаюсь на его дамочек где ни попадя, хотя, надо признаться, делаю это специально».
В общем, когда эта дама пришла – она Арьке не понравилась. Ее как будто сняли с картинки, которую девушка видела в классе этак в пятом в книжке о ведьмах: огромная, под два метра (ну ладно, пусть под метр восемьдесят), худая, с прямыми и длинными, как циркуль, ногами, в чем давали убедиться надетые на ней обтягивающие кожаные брючки. На брючки спускался цветной свитер крупной вязки, а по спине и плечам в беспорядке, который папка наверняка уже назвал про себя «живописным», вились длинные рыжие пряди – рыжие настолько, что их огненный цвет наверняка был природным.
– Это Арина? – спросила она у Макса. – Здравствуй.
– Здравствуй…те, – подчеркнуто вежливо ответила Арька и села в кресло, подобрав под себя ноги.
И воззрилась на гостью – всем своим видом давая понять, что расценивает ее визит как чисто деловой. Дама тоже взглянула на Арину с веселым любопытством. Ох и глаза у нее! Они совсем не зависели от
