– Да, представьте. Я проснулась – а ее нет.
Уголки полных губ чуть вздернулись и дрогнули – совсем как у кошки, когда та чует опасность.
– Это очень плохо, Вера. Этой девице не следует предпринимать что-либо самостоятельно… Вера, вам нужно поторопиться!
– Хорошо. Я отправлюсь прямо сейчас.
Тонкая белая рука скользнула в сумку, стоявшую между нами, вынула дорогое кожаное портмоне и оттуда – несколько крупных купюр.
– Возьмите, это сейчас вам необходимо.
– Спасибо. Но…
– Вы вернете мне долг при первой же возможности, – перебила меня Ада. – Я не люблю бросать деньги на ветер. Поэтому не надо благодарности. И – звоните.
Детский сад, о котором шла речь, размещался в недавно отстроенном здании из розового кирпича, расположенном в зеленой зоне близлежащего парка. Скучающий охранник из-за стеклянной перегородки у самого входа в садик затеял со мной долгий и нудный спор – кто, откуда, да зачем, да кого надо? При этом он всем своим видом показывал, что заранее не верит ни одному сказанному слову.
Я начала терять терпение.
– Послушайте, мне кажется, я уже рассказала вам всю свою биографию! В сотый раз повторяю вам: мне нужно поговорить с директором или завучем! У меня личное дело, понимаете? Настолько личное, что объяснения с вами сбивают мне все планы! Очень прошу – или пропустите меня, или попросите директора спуститься вниз.
– Директор занят.
– Тогда старшего воспитателя.
– Она с детьми на прогулке.
– Тогда…
– Не имею права пропускать посторонних.
Я скрипнула зубами и уставилась на невозмутимого охранника в бессильной досаде. Он встретил мой взгляд не дрогнув. Я уже хотела было толкнуть турникет и действовать напролом, но в это время со стороны лестницы послышался спокойный голос:
– Пропустите, Олег Платонович.
Охранник моментально ткнул в какую-то кнопочку на пульте, и турникет, в который я упиралась грудью, легко крутанулся вокруг своей оси, протолкнув меня внутрь здания. Облегченно вздохнув, я поискала взглядом ту, кому принадлежал голос.
Невысокая женщина с простой (гладко зачесанные кверху волосы) прической и в строгой белой блузке с кружевным жабо стояла у подножия лестницы и делала приглашающие жесты. Я подчинилась; миновав пару лестничных пролетов, где вкусно пахло булочками и манной кашей на молоке, мы свернули налево и вошли в тесноватый, но очень современно обставленный кабинет. На рабочем столе возвышался компьютер с огромным монитором.
Женщина, которая, как следовало из таблички на двери, и была старшим воспитателем, спокойно расположилась за столом и предложила мне присесть.
– Вы – родительница? – спросила она, взглянув на меня из-под ровной линии бровей.
– То есть? – не поняла я.
– Вы – чья-то мать?
– А! Да. Я – чья-то мать, – с облегчением согласилась я. – То есть не чья-то, а мать вполне конкретного мальчика, сына… То есть у меня сын, уже большой сын… э-э-э… Василий, и я его мать…
Теперь, после наводящего вопроса завуча, стало ясно: предлог, для того чтобы начать интересующий меня разговор, найден.
Придав своему лицу плаксивое выражение, я полезла во внутренний карман жакета и достала оттуда фотографию Владика – ту самую, которую мы с бедной Люськой рассматривали в ее машине, прежде чем отправиться на роковую встречу. Высокий красивый молодой человек, снятый на фоне заката.
– Вот. – Снимок шлепнулся на стол перед старшим воспитателем.
– Но этот мальчик уже вырос из детсадовского возраста, – с иронией заметила та, изучив фотографию.
– Да! Но это мой сын, мой единственный ребенок, все самое лучшее, что у меня есть… Не смотрите на то, что он такой взрослый – Владику всего двадцать, и в душе он совсем еще ребенок… И он может погибнуть – не физически, конечно, а душевно, – если вы не поможете мне, не расскажете все и не предложите хороший совет…
Женщина за столом все еще улыбалась и явно ждала, что будет дальше.
– Недавно мой взрослый сын познакомился с юной девочкой, – я продолжала вдохновенно врать, – и эта профурсетка просто свела его с ума! Мальчик забросил учебу и футбол, даже дельтапланеризм… Он даже на английский перестал ходить… и посещать бассейн… и шахматы тоже, он так увлекался шахматами…
– Не много ли на одного ребенка? – продолжая вежливо улыбаться, спросила завуч.
– Ну что вы, не по улицам же ему слоняться, знаете, сейчас такое ненадежное время… Ну так вот – все это он, представьте, забросил! И все свободное время проводит теперь только с этой девочкой, Дарьей… И не только свободное время – мне кажется, он порой прихватывает что-то и от работы, потому что мне стало жаловаться его начальство… а этот мальчик – моя единственная надежда в жизни, и я просто потеряла сон… И потом – она же несовершеннолетняя! Она же может его посадить!
– Простите, но я пока не понимаю, чем именно могу вам помочь.
– Да, но ведь эта девочка постоянно приходит к вам! – взвизгнула я. – По утрам она забирает от вас какого-то ребенка, это что – ее ребенок? Неужели ко всем своим недостаткам – ведь вы же не можете не понимать, что у таких девиц, как эта Дарья, множество недостатков и мутное прошлое, ведь вы сами не согласились бы выдать за такую, как она, собственного сына, правда? – так неужели у нее еще есть и внебрачный ребенок?!
– Хорошо, но не могу же я запретить девочке видеться с вашим сыном. Простите, но это абсолютно не в моей власти.
– Да, но вы можете что-то рассказать мне о ней! Я же совершенно не имею понятия о том, кто такая эта Дарья, откуда она вдруг взялась, кто ее родители, из какой она семьи – простите, но мы взрослые люди, и вы не можете не понимать, как это все важно! Если бы я могла хоть что-нибудь о ней узнать, мне стало бы легче на душе! А Владик, совсем ничего мне не рассказывает…
– Боюсь, я тоже не смогу вам ничем помочь. – Женщина смотрела на меня все так же бесстрастно. – Никто не одобрил бы меня, если б я вдруг начала рассказывать незнакомым людям о том, кто приходит к нашим воспитанникам.
– Да, но я же не прошу выдавать мне секреты! Самая обычная информация – что это за девочка, откуда, кто родители…
Женщина молчала. Я подумала, полезла в карман за платком и тихонечко заплакала – пока еще только всхлипывала, но с угрожающими быстро перейти в слезливый рев интонациями.
– Хорошо! Только я попрошу вас успокоиться, – наконец приняла решение старший воспитатель. – И не требуйте от меня слишком многого. Дарья Загоруйко, шестнадцати лет, пришла к нам в начале года. Очень самостоятельная девица! Сама написала заявление о приеме в детский сад своего двухлетнего сына, сама внесла плату за обучение за год вперед – а у нас частный, коммерческий детский сад, и плата за пребывание детей в нем довольно высокая. Мальчика зовут Павлик, ребенок спокойный, послушный, замечаний к нему у воспиталей, насколько мне известно, нет. Что же до самой мамаши… Не скрою, мы, как и всякое солидное заведение подобного рода, собираем сведения о родителях наших воспитанников. Но об отце Павлика нам ничего не известно. Дарья Петровна объяснила, что они разошлись, отец ребенка живет в каком-то заброшенном углу и вроде бы даже не в самой Москве, а в Подмосковье. Самой ей повезло, у нее богатые родственники, которые и помогают содержать ребенка.
– Да, но почему… ведь это мальчик, как его – Павлик, он остается у вас на ночь?
– У наших родителей есть возможность оставлять детей на пятидневку. Знаете, занятые люди…
– Но днем она его забирает?
