на работе путевку дали, нервы полечить, она ко мне забегала… Вот прямо так напротив, как вы сейчас, сидела она и переживала, на кого детей оставить. Я говорю – Симка, да ты что? Такая возможность тебе отдохнуть, всего-то на десять дней! Да и Таня, и Рита приглядят за детишками, и я забегу, и вообще, они самостоятельные – Артемка уже в четвертый класс пошел, такой рассудительный…
– А Сима что?
– Да ничего Сима. Посидела минуточек десять всего, повздыхала, встала – тяжело так встала – и пошла… Как будто расстроилась. Я ей еще повторила – отдохни ты, Симка, вон, круги у тебя какие под глазами, и лицо…
– Что, лицо?
– Усталое очень, даже как будто припухшее. Она в тот день вообще неважно выглядела. Огорчалась сильно.
– Так-так… А что еще о Ритином кавалере она говорила?
– Ничего. Она так, мельком о нем сказала, упомянула просто.
– Ага…
– Не занималась Рита никакой проституцией, – гнула свое Людмила и в гневе даже дернула себя за волосы. – Выкиньте вы это из головы, господа хорошие! Не такая она была девочка. И не надо было ей это! С ее красотой она и без гадства такого судьбу свою нашла бы… Тем более с ее-то характером уживчивым…
Людмила продолжала выпускать пар, а Ада, уставившись в одну точку поверх ее головы, думала о чем- то своем.
– Неявный, но отчетливо ощущаемый всеми аромат женственности, покоя и гармонии. – Пробормотала она. – Настоящая земная женщина, со всей присущей ей чувственностью, лаской, верностью и стабильностью. К такой женщине естественно тянутся измотанные жизненными невзгодами, борьбой и преодолением трудностей мужчины всех возрастов. И огромная любовь к детям. Безусловно, это Телец. Ведь Серафима – Телец по зодиаку? – обратилась она к Стамескиной.
– Кажется… да, – сказала она не очень уверенно. – Я вообще-то, знаете ли, не очень разбираюсь в зодиаках этих. Двадцать третьего апреля день рождения у Симы.
– Телец! Спасибо, Люся. И последняя просьба: дайте нам, пожалуйста, адрес Татьяны. Похоже, что ей никто о несчастье с сестрой и матерью не спешил сообщить. Возьмем на себя эту неприятную обязанность.
Люся подхватила с телефонного столика разбухшую общую тетрадь (свидетельство того, как широк был круг ее общения) и, веером распушив страницы, быстро нашла и с треском выдрала нужную.
– Вот! И телефон тут, и адрес. Только, граждане хорошие, Танюшку-то сильно не пугайте!
– Ну уж, после таких событий в ее семье эту девушку вряд ли чем-то испугаешь, Людмила.
Но Ада ошибалась. Татьяну Чечеткину мы нашли не просто в испуганном, а прямо-таки в ужасном состоянии.
Нет, сначала мы вдвоем – Сашку я все же заставила уйти домой, а за руль «Жигулей» уселась Ада – на всех парах въехали в элитный комплекс «Лайнер надежд», больше известный в нашем городе как «Корабль утопленников».
Такое мрачное прозвище этот огромный, выстроенный в виде большой каменной яхты жилой массив заслужил тем, что в нем селились в основном представители криминальной среды, воры и чиновники – что, в известном смысле, одно и то же. Дом кишмя кишел растратчиками, взяточниками, двурушниками и политически неблагонадежными жильцами. Время от времени, когда в стране менялась политическая или экономическая обстановка и властям предержащим требовалась новая жертва, суровый Молох подъедал жильцов «Корабля утопленников», выдергивая их по одному из неостывших постелек прямо на скамью подсудимых. По России прокатывалась волна показательных судов, члены семьи неудачника срочно съезжали из «Корабля», подальше от позора, а квартиры в доме скупались новыми сытыми мордами.
Вот в таком доме, как оказалось, и жили Татьяна с мужем. Мы едва сумели втиснуть старенькую машину в парадный ряд иномарок на выложенном заморской плиткой тротуаре и, ободряюще похлопав нашу развалюшку по боку, зашли в нужный подъезд.
– К кому?! – как из-под земли, выросла перед нами моя коллега – выдрессированная консьержка в матросских штанах «клеш» и тельняшке, натянутой на груди так туго, что на синих полосах можно было бы играть, как на гитаре.
– В семнадцатую.
– Ждут?
– Нет.
– Тык какого ж вам рожна?!
На мой профессиональный взгляд, с гостями своих жильцов, пусть даже и незваными, этой пиратке следовало бы обходиться повежливее. Тем более находясь в таком роскошном холле, отделанном деревом под корабельную палубу. Но с повисшей на нижней губе «беломориной» эта бестолочь продолжала смотреть на нас так, словно готовилась сей секунд повыбрасывать всех нас за борт.
– У нас срочное дело к хозяйке, Татьяне. Вы могли бы позвонить и…
– Это не по правилам, – отрезала мымра. – Выйдите за ворота, созванивайтесь там, а потом и милости просим. У меня правило: посторонних не пущать. Ясно? Даже на пушечный выстрел!
– Да, но…
Я оглянулась на Аду. Пложение бло безвыходное: требование женщины в тельняшке нельзя было не признать справедливыми.
– Как стоишь? Смирно! Брюхо подбери! – рявкнули из-за моего плеча.
– Чего-о? – «беломорина» отклеилась от мымриной губы и спланировала на обтянутый тельняшкой валик груди. – Ты чего орешь тут?
– Ма-алчать!!! Не «тыкать»! Кру-угом!
Ада, подбоченившись, швыряла в оторопевшую мымру командами – и та, растерявшись, послушно их выполняла.
– Нале-ево! Шаго-ом марш, ать-два! Стой!
Мымра встала как раз у своего комендантского столика с селекторной связью.
– Трубку па-аднять! Номер квартиры на-абрать!! Хозяйке о нашем приходе да-ал-а-жить!!!
Приказания были исполнены с автоматической точностью. В руке у консьержки оказалась трубка («МАНЯ» – успела я прочитать татуировку на фалангах четырех пальцев), и она отрапортовала в семнадцатую квартиру:
– Татьяна Михална! К вам гости. Дамы. Две. Одна молодая. Другая? Другая… – она наткнулась на мой взгляд и не решилась публично оценить мой возраст. – Другая… тоже женщина! – трусливо бросила она в трубку и, выслушав ответ, кивнула нам: – Идите. Только, это… Не шумите там. У ентой Татьяны мужа вчера убили. Вот мы все и осторожничаем.
Это была новость! У Татьяны убили мужа?! Об этом нам никто до сих пор не удосужился рассказать! Даже Варя-всезнайка говорила о Тане, как о замужней даме, а не о вдове! Я уставилась на Аду.
Ада ничем не дала понять, что новость об очередном трупе в нашей истории хоть как-то ее поразила. Она шагнула вперед и легко преодолела несколько лестничных пролетов, отделяющих нас от семнадцатой квартиры. Не давая мне передохнуть (бег по лестнице вверх – не самый подходящий вид спорта для пятидесятилетней женщины), Ада надавила на кнопку звонка.
По ту сторону двери загремели замками, цепочками, еще бог знает какими запорами, но дверь не открывалась. Я прислушалась: как будто послышались шаги? Но они не приближались, а наоборот – уходили в глубь квартиры.
– Входите! – донесся до нас женский голос, и даже через двойные дубовые двери чувствовалось, как он напряжен. – Входите по одному! Сначала одна, потом другая! Или я сразу стреляю!
Все-таки это было довольно неожиданно. Я на своем веку вкусила разного гостеприимства, но такого… Ада, беглым движением поправив прическу, стряхнула с воротника шубы невидимую соринку и решительно шагнула в квартиру.
– Стойте тут! – приказала она мне напоследок. Я замерла, вцепившись в дверной косяк: если сейчас услышу выстрел, то… но додумать мне не дали: сосредоточенная Ада показалась в проеме уже через
