минуту. Ничего не сказав, она протянула руку и втащила меня в полутьму огромной квартиры.
– Она? – спросили как будто из другого конца коридора.
– Она. И, честное слово, Танечка, больше с нами никого нет.
– Захлопните дверь.
Я пошарила у себя за спиной, потянула – к двери были приделаны отличные дорогие пружины, и, несмотря на всю свою массивность, она защелкнулась скоро и крепко.
– Отойдите от двери. Пройдите в комнату. Встаньте к окну.
Мы подчинились, я с тревогой, а Ада – с полнейшей невозмутимостью.
Когда мы остановились у большого, французского типа, овального окна в центральной комнате, со свисающими по обе стороны роскошными ламбрекенами из тяжелого габардина, я увидела даму, так неучтиво принявшую нас в своем доме.
Не очень высокая, среднего роста девушка в брюках, с перекинутой на грудь толстой черной косой, вышла из-за своего укрытия и остановилась на пороге. В руках у нее был тяжелый кухонный топорик, которым хозяйки рубят мясо.
Свое оружие девушка держала очень неловко, отставив руку как-то наискосок, словно готовилась метнуть топорик при первой же возможности – а там как получится. Круглое, правильной формы, со слегка заостренным подбородком лицо было очень сосредоточенно – алые губы поджаты, брови нахмурены, глаза сверкают.
– Ну, довольно, Танюша, что ты? Мы не враги тебе, – сказала я осторожно.
– Кто вы?
– Мы… Мы подруги твоей доброй знакомой, Людмилы Васильевны Стамескиной. Помнишь? Она с мамой твоей очень дружила, Танечка…
Как только я произнесла эти слова, в девушке будто что-то надломилось: она выронила топорик, задевший ее по ноге, и села на пол. Я проворно подхватила грозную утварь, не глядя, протянула ее Аде, а та не придумала ничего лучше, нежели затолкать топорик меж подушками великолепного кожаного дивана цвета кофе с молоком. А я уже поднимала с полу беззвучно плакавшую Таню и усаживала ее на этот диван.
Девушка уже не собиралась обороняться от непрошеных гостей. Забыв обо всем на свете, Таня обнимала меня, как родную мать, и ревела в голос.
– Что ты, девочка, что ты, – приговаривала я сердечно. – Это у тебя с перепугу, это пройдет, Танечка…
Таня оторвалась от меня, спрятав лицо в ладонях, и я поспешила на поиски кухни. Она оказалась в совершенно противоположном конце этой барской квартиры: просторное помещение почти гинекологической чистоты, с бесчисленным количеством никелированных шкафов. Я вытряхнула из них добрую половину содержимого, пока отыскала простую кружку, в которую можно было налить воды! Краем глаза успела заметить целую батарею детских бутылочек, стоявших на отдельном столике. Фу ты, и здесь замешан какой-то ребенок…
Войдя в комнату со стаканом воды в руке, я начала осторожно смачивать плачущей девушке лицо. И это подействовало: Татьянина истерика закончилась так же скоро, как и началась.
– Кто вы? – спросила она, шмыгая носом.
Даже сейчас, опухшая от слез, она была очень красива – конечно, для тех, кто любит женщин такого жгучего, восточного типа. Таню не портили даже чуть сросшиеся на переносице угольные брови – напротив, они, как и легкий пушок на щеках, и еле заметные усики над верхней губой, придавали девушке особый шарм. Нет, не шарм, а… очарование. Для шарма она была слишком молода.
– Кто вы?
– Я уже представилась тебе, Танечка.
– Ах да…Тети-Люсины знакомые. Но…
– Что нам нужно? Это очень просто, моя дорогая. Мы расследуем покушение на твоих близких.
– Вы ищите убийцу Риты?
– Да. И напавшего на Серафиму.
– Но разве вы работаете в милиции?
– Нет. Можешь считать, что мы действуем частным образом. Пусть это тебя не смущает: убийца будет найден. Поверь мне, девочка, мой опыт позволяет это утверждать.
– Я понимаю…. Но тогда получается, что вы пришли… Что вы пришли сказать мне…
Она сцепила на коленях руки и отвернулась к окну. Январский день был в разгаре, и солнце играло на черных, как вороново крыло, Татьяниных волосах – они блистали, точно антрацит. Когда девушка со вздохом снова повернулась, я смогла разглядеть ее получше. И, совсем неожиданно для себя, сделала два открытия: во-первых, Таня, по всей видимости, совсем не пользовалась косметикой. А во-вторых, на меня смотрела девушка с фотографии!
С той самой фотографии, которую мы только вчера обнаружили в бумажнике убитого вместе с Ритой мужчины!
– «Поляков Глеб Владимирович, кандидат экономических наук, заместитель губернатора по строительству», – машинально повторила я по памяти то, что было напечатано на его визитке.
Девушка вскочила с места и уставилась на меня влажными черными глазищами:
– Да! Это он! Он! Но если вы сейчас скажете, что они были вместе, я спущу вас с лестницы!
Ада тоже вскочила с дивана, ухватила Таню за рукав пестрого свитера:
– Стойте, девочка, кажется, я поняла… Как ваша фамилия, Таня? Я имею в виду, по мужу?
– Полякова. И вы это знаете!
– Уверяю вас – нет. Не знаю. То есть не знала. Но… я начинаю догадываться.
– Да! Да! Да! – выкрикнула, как выстрелила, Татьяна, высоко задирая подбородок в тщетной попытке не расплакаться снова. – Да, его нашли вместе с Ритой! Да, убитого! Да, он был раздет, почти полностью, голый! Но это не значит, не может значить, что они были вместе, я никогда в это не поверю, слышите, никогда не поверю!!!
Она сжала кулаки и, ослепленная яростью, вдруг пошла на меня – вот когда я обрадовалась, что топорик запрятан между диванными подушками!
– Таня! Перестань! Никто из нас еще и слова не сказал по этому поводу! Сядь! – одернула я ее.
– Я знаю – сейчас все подряд будут кричать на всех перекрестках, что моя сестра и мой муж были любовниками! – почти захлебывалась криком Татьяна. В комнате вновь запахло истерикой.
Меня разобрала досада.
– Да, будут! Непременно будут кричать, и именно на всех перекрестках! – сказала я резко. – Все кругом, от мала до велика, примутся судачить, если ты первая начнешь орать об этом на весь дом! Сядь немедленно, дурочка!
Я быстро подошла к Тане и толкнула ее в плечо. Девушка механически села в кресло, сверкая глазами. Она опять открыла было рот, но я так энергично, сердито сунулась к ней, что этот рот быстро захлопнулся.
– Слушай меня! Слушай и молчи, пока я не начну задавать вопросы. У нас есть все основания считать, что твой муж, этот самый Глеб Поляков, никогда не испытывал к Рите никаких чувств, кроме разве что братских. В день убийства он зашел к ней по делу! По делу! И это убийца пытался представить картину преступления иначе – он раздел Полякова, уже мертвого, все с него снял, специально, чтобы создать впечатление, будто их убили из ревности! Все хотел запутать, понимаешь? А ты вместо того, чтобы помочь мне восстановить истину, начинаешь кулаками размахивать и орать, как детсадовка. Стыдно, Татьяна!
Последние слова я произнесла уже спокойным, даже несколько усталым тоном. Все это время молчавшая Ада, не спрашивая у хозяйки разрешения, достала из сумки длинную тонкую сигарету.
– А сейчас – спокойно сиди и отвечай на мои вопросы, – сказала она, щелкнув зажигалкой. – И не ори, ты не девочка уже, замужняя дама… Когда ты узнала, что мужа убили?
– Вчера, – как-то тупо ответила Таня, уставившись в пол. Девушка хотела сдержаться, но ничего у нее не получилось – крупные слезы закапали на дорогой, выложенный «елочкой» паркет.
– Откуда?
– Мне сказали. Следователь приходил.
