страха! Страха, что у тебя кончилась жизнь, и не просто кончилось, нет – у тебя ее отняли!!
Ведь я любила его! Мы прожили с мужем двадцать с лишним лет, мы рано поженились, едва ему исполнилось восемнадцать – я старше на два года… И я любила его! Уже родился Валерий, появилась Ларочка – а я продолжала любить его так, что заходилась от счастья, когда он просто возвращался с работы и трепал меня по щеке – за одно это прикосновение я готова была отдать десять лет жизни без него! Всего, всего мы добивались в этой жизни вместе – начали с того, что снимали угол у вечно пьяной соседки и через двадцать лет достигли того, что стали жить своим домом! И вот тогда, когда оставалось только вздохнуть и жить друг для друга, теперь уже точно только друг для друга, потому что дети выросли, а материальные заботы отошли на второй план – и вот тогда появляется какая-то девка, проныра с лживыми глазами, которая отнимает у меня все – все, к чему я шла все эти годы! Убить… это было бы слишком просто для нее – убить! Были моменты, когда ее – ее! – я готова была не просто убить, я… я могла бы рвать ее зубами!!!
При этих словах у Тамары Станиславовны задрожало все лицо – губы, подбородок, щеки, веки. Женщина попыталась еще что-то сказать, но вместо слов у нее вырвался только жалкий сип, это испугало ее саму – Полякова перехватила горло руками и замерла, уставившись в пространство невидящими, жарко горящими глазами.
Портьеры опять раздвинулись – неслышно ступая, в комнату вошел белесый, очень похожий на девушку с фотографии, молодой человек в тонком сером пуловере, из выреза которого выступал воротник голубой рубашки. Моментально оценив обстановку, Валерий кинулся к матери, мягким жестом отвел ее руки и усадил женщину обратно в кресло. От прикосновений сына Тамара Станиславовна оживала на глазах.
– До сих пор у меня была одна поддержка – дочь, которая жалела меня и понимала, – сказала она почти шепотом, пока Валерий, сев рядом на пуфик, успокаивающе похлопывал ее по руке. – Все эти три с лишним года она не отходила от меня. Только присутствие Лары уберегло меня от страшной, страшной решимости, от смерти – я говорю о своей смерти! А его… его я не убивала. Я бы не могла сделать это, даже если бы действительно захотела. Просто бы не смогла…
– Страсти-мордасти, хотя, в сущности, именно страсть выдает в этой женщине Скорпиона – пробормотала Ада, когда мы погрузились в «Жигули» и разворачивали машину, чтобы выехать из поселка. – Мстительная, не умеющая прощать, страстная и всегда прекрасная – всегда, даже в горе. Стопроцентный Скорпион.
– Не дает мне покоя этот покончивший с собой от неразделенной любви молодой человек, – заметила я после некоторых раздумий, пропустив мимо ушей ее зодиакальные выкладки. – Или кто-то прикрывался его именем, чтобы сбить нас со следа, или мы гоняемся за типом, каким-то образом связанным с Виталием Изотовым. Отсюда вывод: надо бы поближе познакомиться с его семьей. В общем, можно точно сказать, что мы имеем дело с маньяком, сумасшедшим, – констатировала я и, чтобы успокоиться, задышала ровно и глубоко. – Эти красные осколки в глазах у жертв, перед убийством – рассылка приглашений на свадьбу… Как нам сказала Татьяна? «На тот свет это приглашение!»
– Зоя Яковлевна, вы и правы и не правы, – задумчиво ответила мне Ада. – Наш убийца – человек, болезненно сосредоточенный на одной идее, в этом смысле его можно с небольшими оговорками назвать маньяком. Но он не сумасшедший, нет… В его действиях прослеживается определенная логика, он не просто убивает по вечерам одиноких женщин – он убивает конкретных женщин, знакомых ему по тем или иным приметам, чей образ жизни он относительно хорошо изучил. Он не действует по наитию. У него есть план. Это рассудочный, я бы даже сказала, холодный человек с твердым пониманием того, что он хочет.
– Откуда это такой вывод?
– Оттуда, что пресловутые пригласительные открытки рассылались не абы как, а адресно, они были именные, то есть предназначались конкретным лицам, которые определенным образом связаны между собой – узами кровного родства или ненависти. Но в глазах убийцы их может объединять и нечто другое – а что именно, мы пока не знаем.
– Узнаем ли… – протянула я не очень уверенно.
– А зачем бы я взялась за это дело, как вы думаете? – фыркнула Ада и задрала заносчивый подбородок так высоко, что ей стало трудно смотреть на дорогу.
А смотреть на дорогу следовало бы – позади отчаянно, призывно сигналили, в зеркале заднего вида показался и принялся быстро сокращать расстояние между собой и нами красный «Гранд Чероки». Мигнули фары.
– На ловца и зверь бежит, – почти пропела довольная Ада, притормаживая у обочины. – Я уж думала, не получится у нас с ним поговорить, а он сам моего общества ищет, это любопытно…
Иномарка остановилась в паре метров от нас. Дверца открылась, и с подножки джипа легко спрыгнул уже знакомый нам молодой человек. Запахнув длинный плащ и пригнув голову от ветра, который бросался в него белыми хлопьями снега, Валерий широко зашагал к нашей машине.
– Вы из прокуратуры? – спросил Валерий Поляков, наклонившись к окошку наших «Жигулей». Я в отличие от Ады сразу повернулась к нему и с интересом рассматривала его холеное, с налетом искусственного загара лицо, на которое плавно опускались и сразу умирали редкие снежинки. Внешнее сходство брата с покойной сестрой немного пугало.
– Вы из прокуратуры, да? – повторил свой вопрос Поляков.
Ничего не ответив, Ада нажала на стартер и плавно тронула машину с места.
– Куда же вы? – «Жигули» заскользили по дороге с очень медленной скоростью, но Валерию все равно пришлось перейти на бег, чтобы продолжать заглядывать в наше полуоткрытое окошко. – Куда вы? Вы мне не ответили!
– Я не состою у вас в услужении, милый мой, чтобы давать отчет по первому требованию! – спокойно, не поворачивая головы, ответила Ада. – Перед вами женщины, молодой человек. Извольте хотя бы поздороваться!
– А, это… Ну, раз это для вас так важно – здравствуйте! Постойте же! Остановите машину!
– А волшебное слово? – холодно осведомилась Ада.
– Пожалуйста!
«Жигули» встали. За все сложности и неприятности этого длинного дня с присущей ей изощренностью Ада сумела отыграться на первом встречном человеке и теперь быстро приходила в отменное расположение духа.
– Что вы хотите?
– Вы только что были в нашем доме, разговаривали с моей матерью. Меня зовут…
– Я знаю.
– Тогда вы понимаете, почему я интересуюсь тем, как продвигается расследование!
– Вы взрослый человек и должны также понимать, что есть такое понятие, как тайна следствия.
– Какая же это тайна, если все уже знают! Вы можете хотя бы сказать мне, почему ее убили? Причину?
На этих словах Ада вскинула на Полякова голову и смотрела на него так долго, что я испугалась – шею у нее заклинило, что ли?
– Работаем по этому вопросу, молодой человек, – сказала она осторожно. – Ищем.
Валерий нервно облизнул тонкие губы. На его обесцвеченных и прилаченных в дорогой парикмахерской волосах скопился уже целый слой мокрого снега, и, когда Поляков провел по голове пятерней, укладка моментально погибла. Странно, но с утратой стильного причесона Валерий лишился и большей доли самоуверенности.
– Вы знаете, я… Я хотел бы быть в курсе происходящего, – это было сказано просительно, даже умоляюще.
– Ничего не могу обещать… Нет, ничего не могу, – промурлыкала Ада, пожимая плечами. – Но вы оставьте свой телефон, может быть, пригодится…
Облегченно кивнув, парень полез во внутренний карман плаща, вынул портмоне, выдернул визитную карточку.
– Здесь рабочие телефоны, а на обороте я сейчас мобильный запишу, – щелкнул он авторучкой.
Не глядя на него, Ада протянула руку. Как только Валерий вложил в нее свою визитку, «Жигули» взревели мотором. Машина быстро удалялась от стоявшего на обочине человека, который смотрел нам
