всхлипами и бессвязными выкриками – началась истерика.
Подождав с полминуты, Ада встала с кресла, взяла у Вероники пустой стакан, сходила на кухню, вернулась и плеснула водой в Нину. Смех оборвался. Хлопая глазами, Нина смотрела на них пустым взглядом и тяжело дышала. На груди и рукавах по свитеру расплывались мокрые пятна.
– Прошу прошения, но бить вас по щекам не хотелось, а истерику нужно было остановить – у нас очень мало времени. Предоставим эмоциям изливаться в другое время, если хотим, чтобы от дела был толк. Вы сказали, что ваш муж умер. Когда? Почему? Его убили?
Нина усмехнулась, но не так, как секунду назад, – так, очень вяло усмехнулась и покачала головой. А затем указала на стопку газет, что лежали на приставленном к дивану боковом столике. Указала – и привалилась к спинке, бессильно закрыв глаза.
Вероника взяла газету, которая лежала сверху, Ада взяла вторую. Первая же полоса кричала броским заголовком:
Вчера на северо-западе Москвы произошло шокирующее и страшное в своей таинственности событие. Через несколько часов после того, как шестеро игроков в покер уселись за карточный стол и начали партию, четверо умерли на месте от инфаркта и еще двоих с тем же диагнозом увезли в реанимационное отделение института Склифосовского.
До сих пор неизвестно, что стало причиной одновременного разрыва сердечной мышцы сразу у четырех игроков. Роковую партию в покер играли в доме у известного в определенных кругах адвоката Бориса Блюхера. Сам адвокат – в числе погибших. Остальные игроки относились к друзьям дома Блюхеров, были хорошо известны жене и сыну адвоката. Как удалось узнать нашему корреспонденту, компания в неизменном составе собиралась для игры каждый последний вторник месяца, это было своего рода традицией. Никто из игроков, по заверениям родственников, сердечно-сосудистыми заболеваниями, которые могли бы привести к инфаркту, не страдал.
События разворачивались следующим образом. В десять вечера шестеро игроков сели за игорный стол в кабинете у адвоката. Поскольку игра часто затягивалась до раннего утра, жена и сын хозяина дома отправились спать, пожелав друг другу спокойной ночи. Примерно в семь часов утра жена направилась в ванную для совершения утреннего туалета и, проходя мимо кабинета Блюхера, удивилась, что там горит свет, хотя в доме было уже светло. Она постучалась – ей никто не ответил; тогда Нина Андреевна Блюхер вошла в кабинет и обнаружила, что муж и его пятеро гостей сидят за столом, уронив головы на столешницу, безо всяких признаков жизни. По комнате валялись рассыпанные карты, бумажки с подсчетами, на столе – бутылка с недопитым вином и шесть бокалов. Позже экспертиза установит, что ни в вине, ни в бокалах не было ничего, что позволило бы заподозрить, будто произошло отравление.
Двое выживших во время этой страшной ночи никаких объяснений дать не могут. Врачи оценивают их состояние как крайне тяжелое и не разрешают проводить с пациентами допросы. Сами медики тоже не предоставили никакой дополнительной информации. «Диагноз один: инфаркт миокарда. У всех шестерых», – это все, что сказал нам заведующий реанимационным отделением института Склифосовского.
Столь загадочная смерть за карточным столом сразу нескольких человек наводит на размышления. Как не вспомнить страшную старуху-графиню из пушкинской «Пиковой дамы», которая…»
Дальше автор статьи съехал на какую-то совершенную чушь, не к месту вспоминая «Пиковую даму» и намекая на какие-то мистические события. Вероника не стала вчитываться в этот идиотизм: совершенно потрясенная, она перевела глаза на Нину; та сидела точно на том месте, куда ее усадили, и смотрела в потолок застывшим безучастным взглядом.
– Боже, какой ужас…
– Да, – подтвердила Нина бесцветным голосом. – Ужас. Как точно, как емко замечено. Вы молодец.
– Сейчас не время язвить, – вмешалась Ада. Свою газету она сложила пополам и бросила обратно на столик. – Мне кажется, я могу помочь вам узнать, что именно произошло. Только для этого вам нужно собраться и взять себя в руки.
– Как? Ах да. Что ж, я готова, – вяло сказала Нина, все так же глядя в потолок.
– Соберитесь!
– Говорю вам, я готова. Только все это напрасно. Да и не буду я отвечать ни на какие вопросы. Мне трудно дышать, голова: все время болит голова. Да и вы ничего не знаете. Это черт. Им всем шестерым явился черт…
– Перестаньте.
Вероника заметила, что Ада смотрит на Нину особенным, сверхпристальным взглядом. Так, будто подозревает ее в чем-то. Она даже поежилась: неужели в леди Зодиак нет ни капли сочувствия к бедной вдове? Тем более сейчас, когда совершенно ясно, что она почти помешалась…
Но сочувствия у Ады не было. Напротив, она прижмурила и широко распахнула удивительные глаза, глядя на Нину тем взглядом, которым кошка обычно смотрит на мышь, за секунду перед тем, как бедный зверек пискнет и забьется в когтистых лапах.
– Собственно говоря, у меня к вам только один вопрос. Кто настоящий отец вашего ребенка, Нина Андреевна? Не надо, – повысила она голос, как только увидела, что Нина вздрогнула и сделала инстинктивное движение ей навстречу, как бы приказывая молчать. – Не надо отпираться. И говорить мне, что это не мое дело, тоже не надо. Сейчас, когда погибло четверо и жизнь еще двоих под угрозой, ваша семейная тайна перестает быть личным делом семьи Блюхеров. От кого вы родили сына двадцать лет назад? Отвечайте мне, я жду.
– Вы не смеете… – прошептала вдова свистящим шепотом.
Ада поморщилась.
– Неужели нельзя обойтись без этой мелодраматической чепухи? Ну хорошо, я сама скажу. Вы родили ребенка не от мужа, госпожа Блюхер; от мужа вы не могли его родить, потому что муж ваш бесплоден. В детстве он переболел свинкой, я знаю это из очень надежного источника. А свинка – болезнь «с последствиями», причем только для мальчиков: девочки обходятся без осложнений. Девяносто семь процентов мальчиков, переболевших в раннем возрасте свинкой, в будущем не могут иметь детей.
Нина смотрела на Аду, открывая и закрывая рот, не в силах произнести хотя бы слово. Из груди ее доносилось только тихое шипение, больше похожее на свист.
– Вы не знали, почему ваш муж бесплоден? Или он сам не знал? Впрочем, это ничего не меняет. Два или три года вы надеялись забеременеть от Бориса. Но у вас не получилось. Что же вы предприняли потом?
– Я… Вы… – сказала Нина и закашлялась. Кашель был тяжелый, надрывный, он, казалось, выворачивал из женщины все нутро.
Ада и Вероника ждали молча.
– Под самыми страшными пытками вы не заставите меня признаться в том, что я сделала, – наконец сказала Нина. Сиплые интонации придавали этому заявлению особенную непреклонность.
Она встала, шагнула к двери и остановилась, надеясь, что незваные гости тоже встанут и уйдут. Но этого не случилось.
– Вы считаете позорным для себя рассказать всю правду или боитесь, что обо всем узнает ребенок? – спросила Ада, не двигаясь с места. – Но увы, обстоятельства складываются так, что вашему сыну рано или поздно придется узнать тайну своего рождения. Он уже не мальчик, Нина Андреевна, он взрослый молодой человек. У вас нет причины опасаться, что… Как его зовут?
– Евгений.
– …что он осудит вас. А муж, простите, что я напоминаю об этом, все равно уже ничего не узнает. Он умер… Правда сама всплывет на поверхность, она уже всплыла. Ее нетрудно вычислить. Ведь Евгений на самом деле сын… Натаниэля Блюхера? Который все эти годы считался его дедом?
Нина вскрикнула, подняв руки к груди. В немигающих глазах, уставленных на Аду, светился страх.
– Ну же?
– Да, – прошептала она. – Вы угадали. Но… как? Ведь я сделала все, чтобы…
– Вы сделали все, чтобы никто никогда не узнал вашей тайны, но вы перестарались. Когда я узнала, что с самого рождения ребенка вы наотрез отказывались видеться с Натаном и никак не объяснили причин
