– Как не знаешь? Его нет на работе?!
– Да что случилось-то, а, Ник?
– Потом, все потом! Отвечай!
– Честное слово, я не знаю, подруга! Его с самого утра на работе не было!
– Как не было? А начальство что?
– А начальство как будто в курсе. То ли в командировку его услали, то ли что. Во всяком случае, он делом занимается, не переживай – не по бабам пошел! А у тебя что там стряслось-то? Может, я могу помочь?
– Нет, ничего, только я… Я, знаешь, Жорка, тебя попрошу, если Павка появится, ты скажи ему, чтобы…
– Эй! Ты в порядке?
– Да. – Она с трудом проглотила комок в горле. – В общем, Жорик, ты скажи ему, чтобы он обо мне не беспокоился. Со мной все в порядке.
Она подумала – не передать ли Павке через Жорку, что она сегодня не придет домой ночевать, но решила, что это будет все-таки слишком. Кто знает, как Жорка, известный насмешник и любитель посплетничать, может расценить такое двусмысленное сообщение.
– Эй! – повторил Жорка. – Ника, если ты там во что-то вляпалась, давай я подъеду! Я за тебя перед Пашкой все-таки ответственный!
– Нет, не надо. Пока.
Жорка начал говорить что-то еще, но Вероника отключилась.
Глупо получилось. И куда мог деться Павка? Хотя… Он часто срывался в такие вот срочные командировки на один-два дня. Но всегда ее предупреждал. Ох! Да у нее же с самого утра разряжен телефон!
Слезы наконец-то хлынули, больше их было не сдержать.
– Готова? – раздался над ухом голос Ады.
– Да, – машинально ответила она. И спохватилась: – Готова? К чему готова?
– Ну как же. Эту историю с канделябром необходимо, как говорят подростки, «добить». Осталось совсем чуть-чуть. Ну же, девочка, сделай над собой усилие! Мы должны опередить убийцу! Пока преимущества на его стороне!
– Почему?
– Потому что у него есть цель – убрать нас с дороги! А у нас…
– У нас тоже есть цель – поймать этого гада!
– Вот! А ты сидишь тут и пускаешь нюни, как дурочка! Поднимайся!
Вероника машинально встала со скамейки.
– Уже лучше! Давай, крошка, пошевеливайся. Все скоро закончится, вот увидишь.
– Да. Хорошо. Я верю, – все это она произносила на автомате. – Что я должна делать?
– Сейчас мы узнаем в Мосгорсправке адрес Бориса Натановича Блюхера, 1963 года рождения: потому что он, если я правильно поняла, на четыре года старше Шуры… И навестим его. Заодно спросим у этого интересного, судя по всему, человека, почему его жена почти двадцать лет – срок немалый! – наотрез отказывалась видеться со свекром и золовкой. Увлекательную историю можем узнать, между прочим!
Было почти совсем темно, когда они добрались до Преображенского района. С адресом им повезло: пощелкав клавиатурой всего какую-то минуту, толстая тетка в Мосгорсправке мгновенно выдала им листочек с двумя Борисами Натановичами Блюхерами, один родился в 1963-м, другой – в 1964-м, но, поскольку только один из них жил в Преображенском, проблема была решена.
Дома, вытянувшиеся вдоль Щелковского шоссе, терялись в сгущавшихся сумерках, и Вероника не чувствовала под собой ног от усталости и нервного напряжения. Но как только она увидела женщину, которая открыла им дверь, усталость как рукой сняло. Она отступила на шаг – так стало страшно, неприятно и неловко!
Хозяйка дома смотрела на них с откровенной злобой. Красивое лицо с еле заметными следами увядания перекосилось от еле сдерживаемого гнева.
– Боже мой, я же уже ответила вам! Никаких комментариев! Оставьте нас в покое, оставьте! Неужели у журналистов нет ни капли совести?! Горе! У нас горе, поймите вы это и перестаньте ходить и звонить! Имейте же хотя бы зачатки совести! Со-вес-ти!!!
Она вдруг заплакала, зарыдала в голос, отпустив дверную ручку и закрыв лицо руками. Прямые черные волосы полностью закрыли руки, разметались по плечам.
На женщине был черный свитер с глухим воротом и черные же брюки. Совсем неподходящая одежда для дома, учитывая, что шел десятый час вечера и большая часть женщин в это время надевали халат или пижаму!
«Она в трауре!» – поняла Вероника. И, повинуясь внезапному порыву, шагнула за порог, погладила рыдающую женщину по плечам и спине, отняла ее руки от лица.
– Успокойтесь! Пожалуйста, успокойтесь! Мы не враги вам, мы… – она оглянулась на Аду, – мы пришли вам помочь, честное слово!
– Оставьте… Оставьте… – плакала женщина.
И все же она не сопротивлялась, когда Вероника с мягкой настойчивостью обняла ее и, не спрашивая разрешения, повела в глубь квартиры, усадила на покрытый махровым покрывалом диван в гостиной. Метнулась по коридору в поисках кухни, потянула на себя дверцу буфета, поставила стакан под тугую струю воды из крана. «Валокордин: есть у нее валокордин?»
Валокордина не было, или по крайней мере его держали не в кухне. Вероника вернулась в комнату со стаканом в руке. Ада сидела в кресле напротив и не принимала в ее хлопотах никакого участия.
Женщина выпила воду частыми глотками, отдала стакан, провела рукой по глазам. Вероника невольно заметила, какие длинные, аристократические у нее пальцы.
– Кто вы?
– Мы… – И тут она замолчала, не зная, как отвечать на этот вопрос.
– Я знаю, вы – журналисты. Сегодня целый день мне досаждают журналисты. Господи, да неужели в вас не найдется пусть не сочувствия, так хотя бы жалости к нашей семье? В эти ужасные, самые страшные дни моей жизни я не могу даже просто отдаться своему горю! С утра до вечера я отбиваюсь от вашей шайки. Звонят, приходят… Даже у подъезда караулят… Уходите! – крикнула она, снова наливаясь злостью и раздражением. – Немедленно уходите! Боже мой, это невыносимо, меня тошнит от одного только присутствия журналистов!
– Честное слово, мы не они! – быстро сказала Вероника.
– А кто?
Этот вопрос был задан второй раз, и второй раз она не знала, что ответить. Снова оглянулась на Аду – нет, она не торопилась спешить ей на помощь. Села в кресле и сидит, мерцая глазами, положив ногу на ногу и постукивая по подлокотнику кончиками пальцев!
– Мы… мы из милиции (о боже, какая грубая ложь, кто же ей поверит?!). – Да, из милиции. Мы проводим расследовани… да, расследование: по факту… гм… по факту исчезновения вашей родственницы, Блюхер Александры. Вы знаете, что она пропала?
– Господи, да разве мне сейчас до этого?
– И все-таки?
– Ну, она не пришла на похороны моего мужа. Да, не пришла. Это было замечено всеми. Впрочем, ей, кажется, звонили и не могли дозвониться: как-то так. Подробностей я не знаю. Мне все равно…
– Как это… Ваш муж умер?! Давно?!
Женщина (кажется, Строганова говорила, что ее звали Нина?) рывком подняла голову и взглянула на Веронику. Слезы у нее высохли в одно мгновение.
– Хороши работнички милиции, – произнесла она с нескрываемой насмешкой. – Правая рука не знает, что делает левая… И даже больше. Полгорода с утра обсуждает, как в нашем доме шестерых человек отравили, журналисты телефон оборвали, в газетах во-от такие заголовки – а милиция все узнает последней, и спрашивается – от кого? От меня!
Запрокинув голову, она громко, истерически захохотала, запустив руки в волосы. Смех прерывался
