Портер смотрел отрешенно.
– Я не помню.
«Что же это за человек, если он не помнит собственную жену? »
– Но она же изменила ход вашей жизни.
– Я не помню любовь, которая пришла вместе с нею, я помню лишь потерю, которая явилась, когда ее не стало.– В его глазах промелькнули и погасли искры.– Больше я ничего не знаю. И не думаю, что когда- либо знал.
Норт распахнул дверцу и вышел из машины. Тяжелые капли дождя хлестнули его по лицу – словно кто- то отвесил пощечину. Норт посмотрел на небо.
«Омерзительное лето».
Оглянувшись на психиатра, который по-прежнему сидел в машине, Норт на какое-то мгновение увидел его иными глазами. Усталый и разбитый старик. То, что пряталось в глубоких морщинах на его лице,– не было ли это облегчением? Облегчением от того, что есть, наконец, с кем разделить эту тяжесть – ощущать жизнь как часть чего-то большего?
Это ужаснуло Норта.
«Может быть, меня ожидает то же самое?»
Норт не мог оставить Портера сидеть вот здесь так и поэтому предложил ему выбор:
– Вы идете?
Два человека проталкивались по узким, запруженным народом улицам и переулкам китайского квартала; дождевая завеса мерцала в свете неоновых реклам. Поток воды с силой бил по ногам, но его шум не был слышен – его заглушали выкрики уличных торговцев, наперебой зазывающих посетителей из каждого дверного проема вдоль тротуара.
И Норт, и Портер ощущали знакомую дрожь воспоминаний, поднимающихся из глубин разума, хотя ни тот, ни другой не высказывали этого вслух. Запах и шум обеспечивали почву для этих воспоминаний.
Одни магазины были залиты мертвенным светом экранов и забиты видеокассетами; другие представляли собой маленькие булочные, где коричневый манговый пудинг продавался рядом с экзотическими лакомствами вроде жареной колоказии. Еще там были мини-маркеты, где среди хаотично расставленных полок красовались морозильники, полные серебристых рыбин, а сверху нависали, подобно осенней листве на ветках деревьев, копченые утиные тушки на крюках. Из окон ресторанов вырывался парок: там скользкие креветки лежали скорчившись на толстом слое чеснока, имбиря и острых пикантных приправ. В заведениях многочисленных специалистов по акупунктуре и траволечению курились ароматические палочки и огромные корни женьшеня лежали, словно обесцвеченные временем трупы, плавающие на поверхности гнойного озера, как память о чудовищном преступлении. Среди них Норт и Портер нашли дверь, на которой красовалась табличка: «Фан Вай Пен, доктор медицины». Норту хозяин данного заведения был знаком как Джимми Пен.
Портер негромко спросил:
– Можно доверять этому человеку?
Норт счел вопрос излишним. Конечно же, ему доверять нельзя.
Они оказались почти в самой сердцевине сложной и гнилой конструкции – в центре китайской организованной преступности, в зловонной яме, где копошились работорговцы «Змееголовые», Тонги, «Триады», прочие тайные общества, омерзительные банды наподобие влиятельных Фук Чин, Теней- Призраков и Тан Он. Именно здесь обитали пастыри коррупции, «деды», именуемые а-кун, или «дядюшки», которых называли «шук фу», защищающие свои стада с помощью пирамиды других организаций-паразитов, таких как Американская ассоциация Фукьен.
То, что Норта и Джимми Пена связывала история, и история была скверная, не имело значения – любая история означала, что дверь для него открыта. Однако сам приход сюда должен был повлечь за собой последствия, чем бы сам визит ни завершился.
Портер задержался перед узкой витриной, а Норт перешагнул порог – всего лишь один шаг, и он уже вне досягаемости дождя. Помещение состояло из узкого прохода и бесконечной стеклянной конторки, заставленной шкатулками с травами, корешками и порошками.
Джимми Пен появился из задней комнаты с маленькими бумажными пакетиками, предназначенными для двоих покупателей, уже находившихся в лавочке. Пен был тощ, его короткие черные волосы уже тронула седина, а пальцы покрывали темные никотиновые пятна. Джимми Пен, доктор медицины, давал советы, но сам редко следовал им.
Он заметил Норта, но не сказал ничего. Норт подождал, пока Пен обслужит посетителей. И только поблагодарив двух клиентов широкой улыбкой, Джимми обратил внимание на нового визитера. Улыбка исчезла почти мгновенно.
– Вы явились под черным облаком.– Его шанхайский выговор был странным, но едва заметные особенности его были похоронены под усвоенным за десятилетия американским акцентом. От этого звучание становилось особенно утонченным. Это была тщательно культивируемая ложь.– Должно быть, это ваша притягательная личность.
Норт проигнорировал комментарий и пробежал взглядом по каким-то непонятным обрывкам, наполняющим коробки.
«Это иной мир».
– Что это?
– Ивовая кора.
– Для чего она используется?
Пен не спешил отвечать на вопрос. Вместо него ответил Портер, который появился сзади Норта, держа руки глубоко в карманах плаща.
