орлинымъ взоромъ аудиторiю, – а, слушательница есть, хорошо – же! «Господа, мы будемъ говорить…
А было однако что – то въ этомъ челов?к?, что заставляло любить его, прощать половину его недостатковъ; была сила, былъ талантъ. Помню, какъ посл? похоронъ професора мы сошлись «помянуть» его. Вс? удивились отчего не было на могил? его произнесено ни одной р?чи. Стали разсуждать о професор? и много теплыхъ и задушевныхъ словъ было сказано о немъ. Вс? согласились, что онъ обладалъ драгоц?нн?йшимъ свойствомъ: онъ ум?лъ внушать любовь къ наук?; онъ былъ похожъ на челов?ка, который, указывая впередъ, говоритъ: «идите туда, тамъ хорошо» – но что именно хорошо онъ самъ не зналъ; онъ слишкомъ обл?нился, слишкомъ долго засид?лся на одномъ м?ст? и трудно было ему сдвинуться съ насиженнаго м?стечка. Какъ ни хот?лось вс?мъ присутствовавшимъ распространиться о его заслугахъ, – однако насчитали только пять хорошихъ лекцiй; никакъ не больше. Можетъ быть, иной подумаетъ, что смерть примиряетъ съ челов?комъ и что потому только бывшiе слушатели и начали находить на поминкахъ хорошiе стороны въ своемъ умершемъ професор? – но это будетъ несправедливо. У него были д?йствительно блестящiя професорскiя способности, – но онъ ум?лъ только шарлатанить ими. Для такихъ людей нуженъ «глазъ», нуженъ контроль, а то они обл?нятся и зазнаются. А какой контроль былъ надъ нимъ? Гд? разбирались серьезно его хоть – бы популярныя публичныя лекцiи или журнальныя статьи? А свид?тельству студентовъ – кто пов?ритъ? И теперь еще печатно пропов?дуется, что студентъ не можетъ оц?нить професора. А кажется не мудрено сказать: хорошъ или дуренъ професоръ, когда онъ факты перевираетъ. Въ публик? слава професора была баснословная; удивлялись, когда студентъ не совс?мъ почтительно объ немъ отзывался; считали это личнымъ нерасположенiемъ, чуть не святотатствомъ.
Антагонистомъ професора зоологiи и св?тиломъ факультета былъ професоръ ботаники. Это былъ д?йствительно челов?къ весьма почтенный; солидный учоный и солидный професоръ, знающий вполн? свой предметъ. Онъ вносилъ въ университетскiй застой новую струю. При другомъ професор?, или адъюнкт? – лучшаго и желать – бы не надо. Несчастiе и въ то – же время великiя достоинства професоръ Ботаники заключались въ томъ, что онъ былъ спецiалистъ, занимавшiйся изв?стной частью предмета, именно низшими организмами и потому, знавшiй только одинъ методъ – изученiе исторiи развитiя. Свою спецiальность онъ зналъ вполн? удовлетворительно; я нисколько не сомн?ваюсь, что и другiя части науки были ему хорошо изв?стны, – но онъ не обращалъ на нихъ почти никакого вниманiя, а къ систематик? высказывалъ даже н?которое пренебреженiе. Все это необходимо должно было отразиться на слушателяхъ. Вс? уважали професора, но учениковъ у него не было, да и быть не могло. Нельзя же назвать учениками господъ, сл?по поклонявшихся професору, знавшихъ только его мн?нiя и ничего вн? ихъ знать не хот?вшихъ; они точно зазубрили урокъ и боялись не сбиться; даже выраженiя професорскiя затвердили. Избави Богъ всякаго отъ подобныхъ учениковъ!
Професоръ читалъ весьма подробно исторiю развитiя низшихъ растенiй, касаясь при этомъ н?которыхъ весьма важныхъ вопросовъ, относительно размноженiя вообще. Отъ него мы впервые услыхали напр. о перiодично – см?няющихся покол?нiяхъ. Онъ оказывалъ влiянiе даже на своего антагониста. Между тезисами дисертацiи професора ботаники на степень доктора былъ между прочимъ тотъ, что границы между растительнымъ и животннымъ царствомъ не существуетъ. Професоръ зоологiи явился ярымъ противникомъ этого мн?нiя потерп?лъ жестокое пораженiе. Чрезъ полгода онъ сдался и объявилъ объ этомъ на лекцiи. Точно также сталъ онъ обращать вниманiе на исторiю развитiя животныхъ, пересталъ держаться за прежнiя опред?ленiя рода и вида. Этими пасивными уступками онъ и ограничился. Правда, онъ намекалъ на лекцiяхъ, что изученiе исторiи развитiя не единственный методъ естественныхъ наукъ, – но только этимъ намекомъ и ограничивался; у него самого метода никакого не было, да и не могло быть, такъ какъ онъ, не смотря на н?которыя (впрочемъ весьма р?дкiя) благод?тельныя порывы, за серьезное изученiе своего предмета не принимался.
И такъ исторiя развитiя торжествовала, что было не совс?мъ полезно (да извинитъ читатель невольный каламбуръ) для нашего развитiя. По невол? къ намъ въ головы закрадывалась односторонность воззр?нiя. Мы, какъ я уже сказалъ, преусп?вали въ изученiи исторiи развитiя низшихъ организмовъ. Ее мы знали въ совершенств?. Да и излагалась она превосходно: на професора въ этомъ отношенiи пожаловаться нельзя. Этотъ спецiальный курсъ онъ читалъ съ любовью, увлекательно; безъ микроскопа лекцiя не мыслима; на ней излагаются вс? посл?днiя изсл?дованiя, вс? нов?йшiя открытiя. И вотъ мы, увлеченные професоромъ, больше ничего знать не хот?ли. Систематикой мы ясно пренебрегали, и мало кто занимался ею. Большинство знало только, что Шлейденъ назвалъ гербарiумъ – сушенымъ с?номъ. Этого, конечно, было недостаточно. И не только систематику мы знали плохо, но даже исторiя развитiя высшихъ растенiй излагалась далеко не въ такой подробности, какъ низшихъ. О питанiи прочтено было дв? коротенькихъ и весьма неудовлетворительныхъ лекцiи.
А будь при такомъ професор? ботаники хорошiй професоръ сравнительной анатомiи! Такого односторонняго увлеченiя и въ помин? не было. Но то и б?да, что у насъ если одинъ д?льный професоръ на фкультет?, – то и слава Богу! О ц?ломъ факультет? и не помышляетъ никто; этакой роскоши и не слыхано.
Все д?лалось по простот?. Получитъ господинъ професорскую ка?едру и знаетъ что обезпеченъ на двадцать пять л?тъ; д?лаетъ онъ что, ничего не д?лаетъ – все равно; никому до этого д?ла н?тъ; сидитъ на м?ст? кр?пко и незыблемо, и неизм?нно каждое первое число по званiю своему жалованье получаетъ. Роскошь! Ну, пока молодъ еще туда – сюда занимается кое – какъ; иной л?тъ пять протянетъ, а тамъ къ концу шестого и увидитъ, что все это прахъ и суета: суета суетъ и всяческая суета. Еще л?тъ пять журналы учоные почитываетъ, а тамъ и это броситъ; разв? ужь очень про какое открытiе прокричатъ. А между т?мъ десять л?тъ не шутка; чинъ соотв?тственный получитъ и славой взыщется. Всякiй знаетъ, что онъ професоръ, да и знать – то это за честь себ? почитаетъ. И польются на професора всякiя благодати: и почетъ, и репутацiя учоного и – главное – изобилiе денежное. Кого пригласить въ наставники – наблюдатели? – заслужоннаго и уважаемаго професора. Кому поручить преподованiе въ спецiальныхъ класахъ спецiальнаго училища? заслуженному и уважаемому професору. И платятъ такому професору по двадцати пяти рублей серебромъ за урокъ. Оно и професору выгодно и начальству спецiальнаго училища лестно: нами – де и столпы науки не гнушаются, потому мы ц?нить людей ум?емъ. Денегъ у насъ что – ли н?тъ! Конечно, иной кандидатъ и за пять – бы рублей читалъ лекцiи, да еще толков?е. Такъ опять разница: то професоръ, лицо изв?стное, а то кандидатъ какой нибудь. А нашъ професоръ живетъ да живетъ себ?, и видя его хочется сказать: «ахъ ты, растолст?лъ, разжир?лъ и забылъ даже чему учился».
Гд?—же синклиту такихъ почтенныхъ мужей заботиться о состав? факультета? Они и въ професора – то выбираютъ т?хъ кто подъ руку подвернется: подвернется хорошiй челов?къ – счастье; подвернется дрянь – и то сойдетъ. Все дескать больше насъ гр?шныхъ знаетъ: недавно учился. А то и по протекцiи и по родству люди попадаютъ въ професора; кто сынка Роберта, кто племянничка Анатолiя упрячетъ въ наставники. А люди ходятъ и удивляются; откуда молъ эти молодчики въ професора нал?зли? А удивляться, право, нечему.
Однако возвратимся къ професору ботаники. Его влiянiю, хотя и полезному, но одностороннему, какъ уже было зам?чено, изъ професоровъ не противуд?йствовалъ, да и не могъ – бы, не смотря на все желанiе.
Опозицiя явилась въ сред? студентовъ. Были люди занимавшiеся, помимо лекцiй, сравнительной анатомiей; они предостерегали товарищей отъ увлеченiя, – бол?е или мен?е удачно. Опозицiя заговорила громче вотъ по какому случаю. Одинъ молодой учоный представилъ дисертацiю на степень магистра зоологiи. «О костяхъ запястья млекопитающихъ,» – сочиненiе, обратившее на себя вниманiе учоныхъ. Опонентомъ, кром? професора зоологiи, былъ назначенъ доцентъ минералогiи, который не зналъ какъ отд?латься отъ своей обязанности. Дня за три до диспута возвратился изъ заграницы професоръ ботаники; доцентъ къ нему: «будьте благод?телемъ, будьте вм?сто меня опонентомъ;» професоръ согласился. Не въ томъ б?да, что професоръ согласился, а въ томъ б?да, что онъ путемъ дисертацiи не прочелъ. На диспут? онъ сталъ возражать; сд?лалъ два – три незначительныя зам?чанiя и тотчасъ съ?халъ на
Но д?ло этимъ не кончилось. Посл? диспута, въ спорахъ студентовъ р?шается обыкновенно кто былъ
