другую и, не зная, за что приняться, охватила руками свою голову и застонала.
Ее опять потянуло къ мальчику.
— Митроша! — еще над?ясь и умоляя, тихо позвала она, — а ты… ты перемогись. — Ну, чего? Самъ разсуди… Что жъ теперь будетъ-то?
Но она уже поняла, что будетъ. Въ чертахъ мальчика, въ необычайномъ выраженіи его лица, трепетномъ, ищущемъ, мечущемся выраженіи, она вдругъ почуяла близость страшной развязки и настроеніе ея р?зко изм?нилось. Ни н?жности, ни жалости, ни отчаянія не стало въ ней. Она выпрямилась и смотр?ла на умирающаго глазами, полными ужаса. Оторваться отъ него взглядомъ она не могла. И почему-то передъ его постепенно прояснявшимся, просв?тляющимся личикомъ, передъ кроткимъ успокоеніемъ, которое словно разливалось въ его чертахъ, она вдругъ почувствовала себя отчужденной, отверженной. Показалось ей, что закрытые глаза ребенка видятъ ее теперь всю насквозь, глядятъ въ ея темную душу. Одинъ только онъ, Митроша, думалъ, что можно еще любить ее, Мотьку безпутную; можно дов?риться ей и вотъ теперь узналъ, увид?лъ ее такой, какой она есть. Онъ еще жилъ, но всякая связь ея съ нимъ порвалась: онъ уходилъ спокойный, радостный, она оставалась… Думать Мотька не ум?ла. Свойственнымъ ей порывомъ чувствъ ощутила она свое ничтожество, свою гр?ховность, мракъ и одиночество своего существованія. Что могла она значитъ теперь для него? И эти жалкіе гроши, которые приносила она ему одинъ за однимъ, которыми гордилась, которымъ радовалась? И вдругъ голову ея ос?нила мысль. Хищнымъ, крадущимся движеніемъ подвинулась она къ Митрош?, нагнулась надъ нимъ, сунула руку подъ его подушку и стала шарить. Не сразу нащупала она связку съ деньгами: пальцы ея почему-то судорожно подпрыгивали, бл?дное лицо съ жадными глазами слишкомъ близко наклонялось надъ лицомъ умирающаго. Неожиданно мальчикъ открылъ глаза, глянулъ на нее страннымъ взглядомъ и по губамъ его, показалось Мот?, проб?жала едва уловимая дрожь. Мотька кр?пко сжала въ рук? узелокъ и скользнула въ дверь мимо Егора.
— Бога бы побоялась, людей постыдилась бы, — говорила опять знакомая Мот? кухарка, управляясь около своей плиты. — Глупость это одна, баловство твое! Руки у тебя золотыя, какъ работать захочешь. Думала я, д?вка вовсе за умъ взялась, такъ вотъ на жъ теб?!.. Глупость-то какая! И съ чего тебя прорвало опять? Ну, съ чего прорвало?
Мотька сид?ла на сундучк? около столика. Она не была пьяна, но видно было по ней, что она пила и пила много. Губы ея дрожали и плечи поводило отъ лихорадочнаго озноба.
— Анисьюшка! — умоляющимъ голосомъ сказала она, — ты бы мн? стаканчикъ…
— Да ты въ ум?? — возмутилась кухарка. — Подносить я ей стану! Мало ты себ? еще глаза налила? — она гн?вно двинула одной кастрюлей о другую.
Мотька испугалась, съёжилась и притихла.
— А что же Егоръ теперь? — успокоившись, заговорила Анисья. — У?халъ онъ, или тутъ еще?
Мотя не отв?чала.
— Егоръ-то, у?халъ, что ли? — повторила свой вопросъ кухарка.
Мотька, казалось, не слыхала; она сид?ла вытянувъ шею и тупо, безсмысленно гляд?ла передъ собой.
— Завтра по?демъ, завтра… — шептала она, — на рукахъ донесу. Хворенькій, маленькій…
Кухарка испуганно обернулась.
— Мотька! — крикнула она. — Матрена, ты чего же это наяву-то бредишь?
Мотя вздрогнула.
— Н?тъ, ты отсюда уходи-ка, уходи… — разсердилась Анисья. — Еще неравно барыня въ кухню выйдетъ. Срамница ты! Пьяница!
— Анисьюшка! — прежнимъ умоляющимъ голосомъ позвала Мотя. — Анисьюшка!
— Нечего тутъ! нечего! иди!
Мотя встала и быстро схватилась руками за столъ.
— Разв? я отъ себя! — тихо сказала она. — Господи!
— Отъ кого же? — съ легкой ироніей бросила ей кухарка.
— Всякому челов?ку… всякому… пред?лъ…
— Это пьянствовать-то? Это безобразить-то? — заволновалась опять Анисья. — Нашла тоже сказать что: пред?лъ! Мужицкое это ваше, глупое понятіе. Какъ есть мы люди, такъ все отъ насъ, отъ людей…
— Люди! — съ внезапнымъ порывомъ подхватила Мотя, — отъ людей?
Она выпрямилась, глаза ея блеснули злобой.
Но она быстро успокоилась. Ни злобы, ни гн?ва не стало и вся фигура ея, лицо, приняли прежнее выраженіе покорной, безропотной тоски.
— Всякому челов?ку… пред?лъ. А что пью, такъ в?дь отчего пью? — терп?ть надо.
Она опустилась на прежнее м?сто, и глаза ея опять тупо и безсмысленно уставились передъ собой. Анисья невнятно ворчала, управляясь съ своими кастрюлями.
— Митрошъ! — минуту спустя, ласково позвала Мотя, — видишь, цв?тиковъ то что! Цв?тиковъ… Соколикъ ты мой!
Анись? вдругъ стало жутко; холодные мурашки проб?жали по ея т?лу и по голов?. Молча повернулась она къ Мот?: та безсмысленно гляд?ла передъ собой, тихо см?ялась, а по впалымъ щекамъ ея текли крупныя слезы.
— Андрей! Андрей! — крикнула кухарка въ окно проходившему дворнику. — Поди-ка сюда! Да скор?й!
И съ испугу она сама бросилась б?жать по л?стниц? къ нему навстр?чу.
Черезъ нед?лю Мотька умерла въ больниц?.
