артефактами – ну, как та, которую обнаружил Невидимка.
Однако возбуждение и восторг быстро уступили место разочарованию: как я могла забыть, что все это – больше не моя работа? Смысл что-то искать и разузнавать? На руках у меня шесть шрамов, но я больше не Охотница. Мне некого защищать.
– А ты сможешь ее отыскать?
– Если она не перебралась жить в другое место. Если… в общем, тут много всяких «если».
– А почему ты не пошел к ней после того, как твой Производитель…
– Потому что до ее дома было слишком далеко. Я едва успел добраться до туннелей.
– А сейчас, ты считаешь, у нас есть шанс добраться?
– Ты – сильная, – сказал он. – И мы больше не глупые мелкие.
Остальную часть ночи мы прошагали в молчании. Невидимка оглядывался, примечая ориентиры и знакомые улицы. Я шла следом и думала: каково это? Вспоминает ли он, как ходил по этим местам со своим Производителем? Наверное, подобные воспоминания – они как из другой жизни… Я попыталась представить себе жизнь на Поверхности, но даже сейчас, здесь, когда Поверхность – вот она, вокруг меня, я чувствовала себя как во сне: вот-вот безумное, дикое сновидение завершится, Шнурок пнет меня в бок и сурово поинтересуется, собираюсь ли я вставать и отправляться на работу.
В темноте я видела неплохо, и потому почти сразу заметила эти тени – боковым зрением. И уже не отпускала их взглядом, следила. Они крались за нами, но вроде как не проявляли желания напасть. И неизвестно, что хуже. Может, они просто ждут, как и говорил Невидимка, когда их соберется побольше. Тогда и нападут…
– Ты их видишь? – прошептала я.
– Да. Это бандиты. Я тебе говорил – они вернутся, и вернутся большой толпой.
– Сколько их? Можешь сосчитать?
Он лишь покачал головой:
– Их будет по меньшей мере в два раза больше, чем тогда. Тогда они нас недооценили, но это не повторится.
Он не успел договорить – а на нас уже бросились. Их было не меньше двадцати. Некоторые даже не вышли из возраста мелких. Из-за их роста я поначалу смешалась: все-таки меня учили защищать мелких, а не драться с ними. Вот почему я среагировала недостаточно быстро. Я дралась, но они дрались совсем не как Охотники. Они пинались, кусались и напрыгивали – как дикие звери. А еще их было слишком много – и кто-то треснул меня по затылку со всей силы.
Прежде чем мир погас в моих глазах, я услышала, как Невидимка зовет меня по имени.
Когда я очнулась, стояла темнота. Не ночная – я теперь знала, как выглядит ночь на Поверхности. И не черная, как в туннелях. Это была мягкая темнота ткани. Мне просто завязали глаза. Я попыталась сесть, обнаружила, что руки связаны за спиной – и рухнула вниз лицом на каменный пол. Оружие они тоже наверняка забрали. Пошевелившись, я поняла, что щиколотки тоже связаны.
Вокруг хохотали. Я перестала дергаться в путах – хватит развлекать врагов. Меня грызло беспокойство: где Невидимка? В рот мне тоже запихали какой-то лоскут. Иначе я бы окликнула его – даже если получу сапогом по морде, не страшно.
Звон в ушах прекратился, и я услышала голоса. А потом разобрала слова.
– Чья она теперь? – спросил кто-то.
Тонкий, высокий голос ответил:
– Моя. Я ее завалил! Теперь она – моя собственность!
Мужской голос – низкий, насмешливый – возразил:
– Молодец, волчонок. Но она тебе без надобности, сосунок. Подрасти сначала.
Он подошел и сел рядом. И я поняла – вот этого человека надо бояться. Он очень, очень опасен. Он сорвал с меня повязку, и я в ужасе отшатнулась, увидев его лицо. Его покрывали шрамы – не боевые, как у Невидимки, а специально нанесенные. Глубокие, подкрашенные красным – словно в них стояла кровь. Жуткие, варварские, отвратительные. Может, эти отметины и несли какой-то смысл, но мне он был неведом.
В его глазах – бледных, цвета дождевой воды – отражалось пламя костра, и огоньки плясали в темной глубине зрачков.
– Смотри-ка, очнулась… Откуда ты взялась такая? Где научилась драться, как Волк?
Он стащил завязку с моих волос – прямо как когда-то Невидимка. Но, в отличие от того раза, я не почувствовала ничего похожего на неожиданную радость. Ко мне грубо лезли, и к тому же больно выкручивали шею, прихватив прядь волос в горсть. Он осматривал меня, непристойно разворачивая мое лицо к свету то одной щекой, то другой. Внутри все застыло от страха под этим взглядом. Светлые глаза хищника оценивали странную животинку – не человека.
Я изо всех сил постаралась, чтобы в моих глазах прочиталось: парень, не делай этого. Все кончится плохо, и даже хуже, чем ты думаешь. Но на него это не произвело ровно никакого впечатления. Я свирепо вытаращилась, а он в ответ расхохотался. Я лежала на спине, связанная, беспомощная, и одна мысль колотилась в голове: через мой труп. Не для того я дралась насмерть и вырвалась из подземной тьмы, нет. Он сорвал повязку с моего рта, и мне удалось выговорить:
– Из-под земли.
Вот так. Как плевок.
Грубые черты его сложились в гримасу любопытства. Он прошептал:
– Тогда ты не просто производитель. Тогда от тебя будет больше проку. Смотри, не забывай, кто тебя спас.
Он выпрямился и громко – на всю волчью стаю – объявил:
– Возьмите и отмойте ее. А потом я лично займусь ее дрессировкой.
Меня схватили и поволокли прочь. Я чувствовала каждую кочку, каждую неровность – ох и насажают мне сейчас синяков… Над головой мелькало что-то похожее на высоченный потолок – не очень-то оглядишься, когда тебя тащат и встряхивают. Но места вокруг было предостаточно. И тут меня перестали волочь и бросили. Голова опять треснулась о пол.
Кто-то поставил меня на ноги, опустился на колени и принялся развязывать щиколотки. Этот кто-то отличался умом и сообразительностью – не зря сзади зашел. Иначе я как пить дать шею бы переломала метким ударом ноги. Обернуться и посмотреть, кто же это там копошится, у меня все-таки получилось – правда, голову прострелило резкой болью. Оказалось, со мной возилась девчонка. Малорослая, худющая, вся в синяках. Некоторые, судя по цвету, ей наставили пару дней назад, другие выглядели совсем свежими. Шрамов на ней я не увидела – видно, бандиты оставляли подобную привилегию за мужчинами.
Она не стала развязывать мне руки. «Умница. Хотя, конечно, как сказать…» Если ее били, а она терпела и не жаловалась, ее не назовешь умной. С другой стороны, человек привыкает ко всему. Если она родилась здесь, среди бандитов, то наверняка воспринимает все как должное – другого порядка вещей попросту не знает. У меня вот случилась смена мировоззрения – и я поняла, как нелегко изменить свои взгляды на жизнь.
Не выказывая абсолютно никаких чувств, девчонка подступила ко мне с кинжалом – кляп изо рта она вынимать не стала. Вскоре вся моя одежда осыпалась на пол драными и резаными лоскутами. Потом она меня вымыла – все так же равнодушно, словно бы я была куском непонятно чего, который пытаются приспособить к делу. Я попыталась дергаться в путах – бесполезно, она лишь придвинулась поближе и спокойно закончила то, что начала.
Потом девица облачила меня в длинную рваную рубаху наподобие той, что болталась на ней. Рубашка едва закрывала колени – я никогда прежде не оставляла открытыми ноги. К тому же поддевать под этот балахон ничего не полагалось. Я поняла, что это не просто так. Приступ панического страха едва не смыл мою решимость, но я взяла себя в руки. И тут до меня дошло, в чем смысл этого постыдного ритуала. Они забрали мои личные вещи, мою одежду. И понизили меня в ранге, уподобив их тупо-покорным, услужливым бабам. Но шрамы на руках у меня остались. Их они забрать не смогут. Потому что я эти шрамы – заслужила.
«Выживают сильнейшие», – повторила я про себя. Это, конечно, правило Охотника, а я больше не Охотница, но выбраться отсюда я смогу только благодаря усвоенному на тренировках упорству. Сколько раз
