— Садитесь, пожалуйста…
Но сама стояла, взявшись руками за спинку стула, — седеющая женщина, которая, по-видимому, уже давно не думала о том, что она красива. В такой ситуации Алексей тоже не осмелился сесть и мял в руках шапку, которую забыл оставить в передней на вешалке.
— Вы, конечно, понимаете, что я пришел говорить о наших девочках…
Ирина Павловна слегка наклонила голову.
— Они дружили десять лет, и вот теперь, перед окончанием школы, их дружба обрывается из-за каких-то пустяков или глупых недоразумений. Хорошо ли это? Может быть, мы с вами посодействуем их примирению?
Она промолчала.
— Вот, собственно, все, что я хотел сказать. Могу только добавить, что в нашем доме все любят Нину и нам ее не хватает.
— Вы говорите — разошлись по пустякам, — пальцы Ирины Павловны нервно перебирали спинку стула. — Нет, это не пустяки; например, это совсем не пустяки, когда они договариваются пойти посмотреть фильм и моя Нина ждет Аленку, а потом, когда картина сходит с экрана, выясняется, что Аленка ее, конечно, уже успела посмотреть, а Нина осталась ни с чем. Это хорошо?
— Нехорошо, — согласился Алексей.
Он мог бы добавить, что Нина видела фильм в первый же день с одним из своих поклонников и Аленке пришлось принять удар на себя, чтобы выручить подругу.
— И всегда так. На контрольной Нина решает ее задачу, а свою не успевает кончить. Аленке ставят пятерку, и она идет на медаль, Нине — четыре. Моя дочь из-за этой истории заболела, Аленка в тот же день пошла на вечеринку. Даже не поинтересовалась, что с Ниной, почему ее нет. Я тогда сказала: «Смотри, ты для Аленки все делаешь, а чем она тебе платит?»
— Разве в отношениях между друзьями можно все взвешивать и измерять?
Но Ирину Павловну трудно было остановить.
— Когда в седьмом классе у Аленки была ангина, моя дочь две недели прямо из школы ходила к вам, и я ничего не говорила, хотя она могла бы заразиться. Но когда у Нины в прошлом году была простуда, то ваша жена не пустила к нам Аленку…
И в этих словах многое, очень многое было неверно и искажено. Но спорить было ни к чему.
— Так мы никогда не договоримся, — сказал Алексей, — невозможно разбирать каждый случай в отдельности. Я заранее согласен — одна девочка ангел, другая, допустим, плохая. Но они любят друг друга.
— Ну и что? Они в неравном положении. За спиной Аленки стоите вы, ваше положение, ваш авторитет. Нина должна сама пробиваться в жизни. Ей не нужны неверные друзья.
Бешенство заполняло его, но он понимал, что не должен позволить себе ничего лишнего. Он пошел к выходу, но в это время увидел девочку. Нина стояла в дверях и, видимо, все слышала.
— Нина, — сказал он, — я пришел за тобой. Аленка очень тоскует.
— Я пойду, мама! — сказала девочка.
— Нина! — предостерегающе закричала Ирина Павловна.
Алексей не стал ждать, чем кончится спор. Он ушел.
Нина догнала его уже на улице.
— Аленушка, — сказал Алексей, — выйди-ка в переднюю, там тебя кто-то ждет…
Аленка в ванной комнате стирала какие-то пестрые тряпочки. С недовольным видом она стала вытирать руки полами своего голубого халата.
Сперва Алексей не услышал ничего. Потом раздался двухголосый рев.
— Только не смейте выяснять отношения! — крикнул он из своей комнаты.
Аленка вернулась домой поздно. Конечно, она провожала Нину, потом Нина Аленку — так они и ходили взад и вперед по улице и никак не могли расстаться.
Мара уже спала. Алексей сидел, одолевая один из романов Фолкнера. Ему нравилось решать ребусы каждой фразы этого писателя.
Аленка влезла коленками на стул и уперлась в стол локтями.
— Ну, чего тебе? — не очень любезно спросил Алексей.
— Лешенька, давай встанем завтра пораньше, чтобы выбрать хорошую елку.
— Ты же не хотела елку.
— Теперь хочу.
— Хорошо. Пусть будет как всегда.
Аленка покачала головой:
— Как всегда, наверное, уже больше никогда не будет…
Значит, миновал еще один жизненный рубеж…
— Ничего, — ласково сказал Алексей, — может быть, будет еще лучше…
Договор
Николай Иванович Самосадов о себе говорил: «Я человек общежитейский». Так он определял свое существование на этой земле. Только до войны, до двадцати лет, он жил дома у родителей, стояли вокруг него родные стены и был свой закуток, где можно было схорониться от чужих глаз.
Все годы войны он ни часу не оставался один. В окопах, в походах, в госпиталях — всегда вокруг были люди.
После войны родительского дома не стало, старые умерли, брата и сестер жизнь раскидала по городам, они обзавелись семьями, и Николай Иванович стал искать для себя место в жизни. На руки свои он не жаловался. Они могли и дом собрать, и печь сложить, и машину водить. Война всему научила. Но по молодой глупости Николай Иванович не дал своим способностям развития. Знаний своих не углублял, учиться никуда не пошел, а так и остался не то столяром, не то плотником, не то шофером. Словом, на все руки мастер. Про себя-то знал, что мастер он невеликий, но люди не жаловались, начальство хвалило за добросовестность, опыту со временем прибавилось, и мог бы он жить не хуже людей — иметь дом, жену, детишек. Но не везло ему.
Вскоре после победы он женился на девушке из своей деревни. Тогда совсем не набалованные люди были. Радовались, что крыша есть над головой да кое-какая утварь. Он работал в колхозе по договору. Фаля в столовой при станции, голодные не сидели, денежки водились. Так еще один годик оторвался Николаю Ивановичу пожить вроде бы в своем доме, среди своих вещей.
Но все обернулось обманом.
В один день застал он на своей кровати молодого повара из Фалиной столовой. В первую минуту растерялся, не знал, что делать — то ли его бить, то ли ее. Даже что говорить, не знал, мычал что-то бессмысленное. Повар этот тоже волновался и от стыда никак не мог ногой в брючину попасть. Одна Фалечка не растерялась:
— Ну и что такого необыкновенного? Не старое время. В жизни все бывает…
Повара быстро наладила, а мужу сказала ласково, будто ничего и не было:
— Ужинать будешь или как?
Николай Иванович от такой наглости еще больше растерялся, а Фаинка затрещала, заверещала:
— Подумаешь, какое дело! Теперь каждый человек — свободный. Вот и ты сходи хоть к кому, я слова не скажу… Столько вокруг хороших женщин после войны одинокие остались, так что ж им, пропадать, что ли? Теперь я перед тобой виновата, а ты сквитай. Я не против.
— Нет, так дело не пойдет, — сказал Николай Иванович. — У меня совершенно другие понятия насчет семейной жизни.
— А вроде культурный человек, до Берлина дошел, — укорила его Фаина. — Это вот и называется — пережитки прошлого.
Николай Иванович не стал больше ничего слушать, ушел в общежитие, и началась его одинокая
