— На критических. Иными словами — на тех, что и создают историю как таковую.
— Это все общие слова… Описанные события — словно копии. Существуют двадцать пять миллионов Миров, а упоминается, от силы, каких-нибудь двадцать пять!
Дорс объяснила:
— Вы познакомились лишь с Галактической историей. Обратитесь к специальной истории некоторых второстепенных Миров. В каждом из этих Миров, каким бы незначительным он ни был, дети начинают знакомиться со своей локальной историей, даже не подозревая о гигантской Галактике, частью которой являются сами. А вы? Намного ли больше вы знаете о своем Геликоне, чем о периоде взлета Трантора, или о Великой Межзвездной Войне?
— Знания подобного сорта тоже ограничены, — подавлено проговорил Селдон. — Я хорошо знаю географию Геликона, историю его основания, знаю о злодеяниях и злоупотреблениях властью на планете Дженнисек — нашего исконного врага, хотя учителя в школе выражались более осторожно — «традиционный соперник». Но я никогда ничего не читал о вкладе Геликона в общую Галактическую историю.
— Может быть, и не было никакого вклада?
— Не говорите глупостей! Конечно, был. Возможно, он не был вовлечен в грандиозные сражения, или серьезные восстания. Возможно, он никогда не соперничал с Империей за обладание базой на Геликоне. Но должно существовать более тонкое влияние. Ведь совершенно очевидно, если происходит какое-то событие в отдельно взятом Мире, то волны от него распространяются повсюду. И, тем не менее, я ничего не смог отыскать… Вот послушайте, Дорс, в математике — все можно найти в банке данных; все — что мы знаем и изобрели за двенадцать тысячелетий. В истории — все по-другому. Историки отыскивают, выбирают — и все они ставят акценты на одних и тех же событиях.
— Но, Хари, — уговаривала его Дорс, — математика — очень упорядоченная область человеческих знаний. Одно следует из другого. Существуют определения и аксиомы, которые всем известны. Она… она целостна! Другое дело — история. Она — результат бессознательной работы поступков и мыслей квадриллионов человеческих существ. Историкам ничего другого не остается, как отсеивать и выбирать!
— Согласен. Все правильно. Но я должен, понимаете, — должен знать, знать об этом предмете все, если собираюсь работать над законами психоистории.
— В таком случае вы никогда не сформулируете свои законы.
Это было вчера. А сегодня Селдон сидел в кресле совершенно удрученный и в его мозгу звучали слова Дорс: «В таком случае, вы никогда не сформулируете свои законы». С этого он начинал и, если бы не усилия Хьюммена и не его уговоры, — вероятнее всего, продолжал бы так думать и сейчас. И все-таки, неужели нет выхода? Выхода он не видел…
Внешняя окраина
ТРАНТОР —… практически никогда не приводятся его снимки из космоса. Уже давно в представлении человечества — это замкнутый Мир, где люди роились под куполами. Однако, существовала и внешняя часть. Об этом свидетельствуют сделанные из космоса и сохранившиеся голографические снимки. На них четко просматривается множество деталей, подтверждающих это (см. рис. 14 и 15).
Обратите внимание на то, что поверхность купола, периферия безграничного города и окружающая его атмосфера (применительно к поверхности упоминается название «Внешняя Окраине»), — является….
Свой следующий день Хари Селдон встретил в Библиотеке, только благодаря обещанию, данному Хьюммену. Он дал слово попытаться, и не мог отнестись к своему слову наплевательски. Да и перед самим собой он был в долгу. Он негодовал на самого себя за то, что потерпел неудачу. По крайней мере — почти потерпел. Он не мог сказать сейчас, что исчерпал все возможности и пути. Итак, он принялся за изучение перечня ссылок на тома фильмотеки, которые еще не просматривал, и пытался угадать, в котором из этих отталкивающих наборов цифр кроется для него хотя бы малейший намек на успех. И, не найдя ни малейшего намека, пришел к очевидному выводу — придется просмотреть все. В это время раздался легкий стук в дверь. Селдон поднял голову и увидел смущенное лицо Лизана Ранды, который заглядывал через слегка приоткрытую дверь. Селдон знал этого человека, был представлен ему Дорс и даже несколько раз обедал вместе с ним (и другими). Ранда, маленький человек, короткий и пухлый, с круглым скуластым лицом и неизменной улыбкой, — был инструктором психологии. Его кожа была желтоватого оттенка, а глаза — узкие и раскосые. Подобные черты были свойственны миллионам Внешних Миров. Селдон хорошо знал такой тип лица, поскольку многие выдающиеся математики принадлежали к этому типу, и ему приходилось видеть их изображения. Однако, на Геликоне представители восточной расы не встречались. (Восточной ее называли традиционно, уже никто не знал и не мог сказать почему, а сами представители этой расы часто негодовали по поводу этого термина, тоже не зная, почему). И когда при первом их знакомстве Селдон с нескрываемым удивлением и любопытством изучал его черты. Ранда с улыбкой пояснил:
— На Транторе нас миллионы. Здесь много Южан, с темной кожей и мелко-мелко вьющимися волосами. Не встречали?
— Не на Геликоне, — пробормотал Селдон.
— А Геликон населен только представителями Западной расы? Скучища какая! Но… неважно! Я принимаю всех!
Его слова заставили Селдона удивиться — он перечислил всех, кроме Северян. Он даже попытался найти ответ на этот вопрос в картотеке, но безуспешно. Сейчас же симпатичное лицо Ранда приобрело выражение забавной озабоченности. Он поинтересовался:
— С вами все в порядке, Селдон?
Селдон удивленно вытаращился на него.
— Да, конечно. Почему я должен быть не в порядке?
— Дело в том, что я пришел на звук, мой дорогой. Вы пронзительно стонали!
— Стонал?! — Селдон с обидным недоверием посмотрел на психолога.
— Не очень громко. Примерно так, — Ранда стиснул зубы и издал глубокий гортанный не то стон, не то визг. — Если я ошибаюсь, прошу извинить меня!
Селдон склонил голову.
— Принимаю ваши извинения, Лизан. Со мной такое случается… мне говорили. Знаете, это непроизвольно вырывается. Я не успеваю осознать.
— Но вы осознаете, почему вы стонете?
— Да, разумеется. Я страшно расстроен.
Ранда участливо взглянул на Селдона и мягким тоном проговорил:
— Вы расстраиваете себя. Так нельзя. Давайте-ка пойдем в комнату отдыха и выпьем чего- нибудь.
За парой легкого напитка Ранда поинтересовался:
— Могу я задать один профессиональный вопрос? Почему вы так расстроены — в чем причина?
Селдон пожал плечами.
— Ну… почему обычно люди огорчаются? Я взялся за дело, которое мне не удается. Вот и все!
— Но ведь вы же математик, Хари. Что же могло вас огорчить в историческом разделе?
— А вы что там делали?
