Гренгуар больше не пришел. Она вообще больше никогда его не видела. Сбитый с толку лакей принес ей через час прошение об отставке, сообщив, что Гренгуар уже покинул дворец. Опечаленная Изабелла обратилась к Орсини с еле сдерживаемым гневом.
— Вы этого добивались, виконт де Ланьери? — она безжалостно подчеркнула его дутый титул. — Вы этого хотели?
Он не смутился.
— Ваше величество предпочитает, чтобы вас обворовывали?
— Что ж, теперь меня не обворовывают. Что же теперь? Как я понимаю, вы рассчитываете, что займете место интенданта финансов? Не так ли?
— Если вашему величеству будет угодно.
Ее злило, что он не просит ее. Он выжидал, уверенно, как будто должность была уже у него в кармане. И Изабелла, которая до сих пор не замышляла ничего большего, кроме как допустить этого наглеца во дворец, а потом вновь выкинуть его на улицу, ожесточилась, и в ее голове созрел иной план. Она слегка прикусила губу. Помолчав несколько мгновений, показавшихся обоим вечностью, она выговорила:
— Что ж, пусть. Покажите нам, на что вы способны. Однако… Столь высокий пост не может занимать человек, чье происхождение столь сомнительно… Я сделаю вас… маркизом. Да, так и сделаем.
Орсини задохнулся от счастья и удивления. О подобном взлете он даже не мечтал. Он, сын бедного колбасника, — маркиз! У него закружилась голова. Словно сквозь плотный туман он слышал слова королевы.
— Пост интенданта финансов налагает на вас огромную ответственность, о которой вы можете лишь догадываться. Допущенная вами ошибка не сможет быть прощена или оправдана…
Он едва слышал ее голос, отгородившись от мира, пытавшегося вернуть его к реальности. Он не хотел этой реальности. Он видел лишь искрящийся яркий мир, где он был маркизом и министром. Все, о чем он мог мечтать, вдруг, за считанные недели, сбылось, а он почти не прилагал к этому усилий. Он поднял глаза на Изабеллу.
— Ваше величество не будет разочаровано, — выговорил он с усилием.
Весть распространилась по дворцу, словно ураган. Потрясенные придворные передавали ее друг другу, опасливо оглядываясь и недоуменно высказывая шепотом свои предположения, одно невероятнее другого. Возвышение бедного провинциала заинтриговало всех. Рони-Шерье был обеспокоен, он помнил злорадное выражение, мелькнувшее в ясных голубых глазах Изабеллы. Сафон, метивший на пост первого министра, потому что все знали, что старый Ги де Бонар скоро уедет доживать свой век в покое и тишине, был близок к панике. Он весьма ревностно относился к своей власти, и Орсини казался ему досадной помехой к осуществлению его планов. Однако он был хитер, но не доходил в своей досаде и раздражении до крайностей. Был еще Курвель, тайно ненавидевший и Сафона, и Орсини. Он был моложе Сафона, и тем более, первого министра. Изощренный, коварный ум, который мог бы быть направлен на нечто полезное, искал врага и всегда находил. Сафон боялся его, но он льстил себе надеждой, что его опыт и проверенная годами верность короне значат для королевы больше, чем молодость и энергия Курвеля, тем более, все знали, что Изабелла недолюбливает его. И тут еще Орсини умудрился втиснуться меж двух огней, став объектом ненависти для обоих. Сафон пошел по пути простому — он решил воздействовать на Изабеллу словами, ведь он был советником еще ее отца.
— Ваше величество, это весьма опрометчивый шаг! Непроверенный, новый при дворе человек! Неопытный провинциал! Столь высокую должность должен занимать один из лучших.
Он знал, что Изабелла простит ему подобные вольности. Она подавила усмешку.
— Что беспокоит вас, месье, вред, который Орсини может нанести государству, или лично вам?
— Ваше величество несправедливы к самому верному слуге царствующего рода, — он низко склонился, но небольшие хитрые глазки внимательно следили за Изабеллой. Она делала вид, будто не замечает его маневра, и безмятежно улыбалась.
— Я знаю вашу преданность, однако Гренгуар подвел нас, и я вынуждена рискнуть, взять человека нового. Вы, друг мой, уже министр, и я не могу предложить эту должность вам. Приходится рисковать.
— Однако…
— Не стоит беспокоиться. Если Орсини не справится со своими обязанностями, он покинет дворец навсегда.
— А если справится…
— Тоже.
Старый министр задумчиво потер переносицу. Он заподозрил, что у королевы есть какой-то расчет, которого он пока не понял. Он несколько успокоился, понял, что Орсини был не более, чем игрушкой в чужих руках.
Но кроме Сафона недоброжелателей у Орсини было предостаточно. Как раз вернулась королева-мать. Изабелла устроила все так, что Орсини пришлось представляться ко двору в один день с дочерьми провинциальных дворян, которых привезли в столицу в тщетной надежде выгодно выдать замуж. Изабелла была занята болтовней со своими фрейлинами, но одним глазом нет-нет, да и поглядывала на Орсини, затерявшегося в толпе старомодных неуклюжих провинциалов. Интендант финансов! Изабеллу смешила сама мысль об этом. Он выглядел слишком бедным, слишком юным, слишком серым, слишком неловким для двора. Дурно сшитый костюм только подчеркивал его худобу, скованность, неловкость движений, неправильность черт. Наконец глашатай выкрикнул его новое имя, и он, с трудом растолкав соседей, добрался до трона. Изабелла не глядела на него, она улыбалась Рони-Шерье, стоявшему рядом в лучшем своем камзоле из дорогого атласа, расшитого серебром. Королева-мать проявила некоторый интерес к молодому человеку, пытаясь скрасить невежливость дочери.
— Де Ланьери? Хороший род… Но позвольте… Род Ланьери угас. Последний из них, Ги-Бенуа, умер бездетным четыре года назад, и я сама отправила управляющего в его поместье, в Этрейль, чтобы все доходы шли в казну. Не понимаю. У него не было ни братьев, ни сестер, единственный кузен-маршал погиб в сражении.
— Я не его родственник, — сказал Орсини.
— Кто же вы?
— Ее величество даровали мне титул маркиза и поместье Ланьери.
Орсини безумно унижала необходимость оправдываться, а королева упорно не замечала его. Королева-мать двумя пальцами взяла у него грамоту, но ее губы брезгливо покривились, прежде чем сжаться в узкую полоску. Она ничего не сказала, однако ясно было, что Орсини для нее более не существует, как не существует на самом деле «родового поместья Ланьери». Сам он, обладая гибким природным умом, прекрасно видел, как изменилось выражение лица королевы Алисии. «У королевы будет завтра большой разговор», — подумал он. Но при придворных королева-мать сохранила маску равнодушия.
— За особые заслуги? Что же это за услуги, дочь моя, за которые дают столь высокий титул? Удовлетворите же наше любопытство. Должно быть, это нечто весьма серьезное, а мы до сих пор ничего не знаем.
Изабелла с улыбкой повернулась к ней.
— Ах, пустяки, матушка. Вам не будет интересно. Маркиз — наш новый финансовый гений.
Королева-мать замерла, и Орсини легко прочитал в ее глазах: «Так увеличьте ему жалование, раз он хорошо служит, но причем же здесь титул?» Однако королева Алисия проявила выдержку, достойную ее положения, памятуя, что этикет не позволяет выяснять отношения при посторонних. Она с презрением в голосе поинтересовалась:
— Да? Вы, маркиз, должно быть, получили прекрасное образование.
— Смею думать, да, ваше величество.
— Коллеж Франциска Великого? — назвала она привилегированное заведение, куда принимали лишь детей дворян за высокую плату. Орсини сказал правду, хотя уже понял, что вызовет своим ответом бурю. Название заведения для лиц простого происхождения, где не учились даже сыновья разорившихся шевалье, шокировало королеву-мать. Но она и тут взяла себя в руки.
— Хотите ли вы сказать, что и дворянскую грамоту получили из рук моей дочери?
