оно было причиной смерти, так как он к этому моменту наверняка умер по одной из уже перечисленных мною причин.
— Слушая столь дурацкие реплики, я начинаю задумываться о многом, — сказал князь. — Признайся, что ты шутишь; я понимаю, чувство юмора у медсестры может быть своеобразно… да и закончим этот дурной разговор.
— Отнюдь, ваше сиятельство, — сказала Марина, проявляя недоумение и некоторый даже испуг, — я просто пытаюсь воссоздать ход мысли патологоанатома. Ведь это не хухры-мухры… это, что ни говорите, труп! а раз так… Скажите, а его вообще-то нашли? откопали?
— Хм, — сказал князь. — Насколько я знаю, нет.
— А вас вызывали в милицию? Поймите правильно, ваше сиятельство, — опять заторопилась Марина, — всем нам будет не очень-то хорошо, если придет участковый (терпеть не могу участковых, кстати говоря), и выяснится, что я заняла квартиру человека, умершего в день своего завещания. Впрочем, — заметила она, как бы раздумывая вслух, — если не пришли до этого, то теперь уж вряд ли придут… значит, и впрямь не откопали. Однако чтобы переоформить квартиру на клуб, нужно дать ход завещанию; а чтоб дать ход завещанию, нужна справка о смерти; а поскольку смерти как таковой не зарегистрировано, ее можно лишь признать в судебном порядке по факту пропажи без вести. Это я точно знаю, ваше сиятельство! было время, я немножко изучала законы…
— Мария, — спросил князь, прямо глядя на нее, — что ты хочешь сказать? Ты можешь выражаться человеческим языком, без околичностей?
— Могу, ваше сиятельство, — сконфуженно кивнула Марина головой и потупилась. — На основании чего я буду проживать в этой квартире? У меня даже прописка в Москве временная… дали, можно сказать, в порядке исключения, и то потому что дефицит медсестер.
— Хм, — сказал князь.
— А если совсем честно, то на личном контакте моей коллеги, старшей медсестры, — добавила Марина совсем уж жалким тоном. — А вы говорите, уйти из больницы! Значит, потерять прописку по общежитию; и даже если мне на какое-то время ее сохранят, все равно я не имею право фактически проживать в другом месте.
— Чушь какая-то, — буркнул князь.
— Вовсе не чушь, ваше сиятельство! я своими глазами читала правила регистрации, даже и исправленные по решению Конституционного Суда. Вот если б я была москвичкой, то да, где хочешь, там фактически и живи; но я, к сожалению, из Китежской области… уж не знаю, как Жанна д’Арк устраивалась в Париже, а насчет меня сомнений не может быть. Раньше, изволите видеть, было два режима существования: постоянная прописка и временная прописка; с постоянной все понятно, а временная давалась на разные сроки в зависимости от обстоятельств. Теперь же постоянную прописку переименовали в регистрацию по месту жительства, а временную прописку — в регистрацию по месту пребывания; и ежели бы просто переименовали, страху бы не было; да только ее не просто переименовали, а этак незаметно добавили еще один вид, а именно временную регистрацию по месту жительства. На первый взгляд это словесный абсурд: с одной стороны, как регистрация по месту жительства, она лишь переименованная постоянная прописка, а с другой стороны добавлено слово «временная»; вот и не понять — временная она или постоянная? К моему несчастью, именно так регистрируют тех, кто в том же положении, что и я, то есть обитателей общежитий; про нас в правилах написано самым мутным языком. Уж конечно, такое неопределенное положение не по мне; потому-то я, посещая эту квартиру в Крылатском и иногда даже оставаясь там ночевать, не могла не пойти в милицию и не выяснить фактического порядка. Там-то мне и сказали (по-дружески, между прочим), что в случаях временной регистрации, уж не важно, по месту пребывания или жительства, разрешается проживать только по адресу этой самой регистрации. А теперь представьте, если меня и из общежития выпишут… ну и что же, что приняли на работу в клуб? Кстати, клубу тоже не поздоровится; принимать на работу без какой-никакой регистрации запрещено… а еще я слышала (правда, не проверяла), что за право оформить иногороднего спеца тоже нужно заплатить в мэрию, и немалую сумму.
— Мария, ты утомила меня, — сказал князь. — Пойми: я лидер, вождь!.. Я еще мог позволить себе отвлечься на рассказ, но какое мне дело до этих регистраций с оформлениями? У меня куча юристов; если есть проблема, они будут решать.
— Вот и отлично, ваше сиятельство, — поддержала Марина, — я всего-то хотела, чтобы кто-то конкретно занялся. А пока регистрации не сделали, я бы, с вашего позволения, в этой квартире не появлялась вообще.
— Еще чего, — сказал князь. — Тебе нужно учить испанский язык, и чем скорее, тем лучше.
Марина вздохнула.
— Ваше сиятельство! — сказала она с досадой. — Ну как можно быть настолько беспечным — право, на вашей-то должности! Ведь у нас такая великая цель. Неужели вам охота, чтобы из-за какого-нибудь участкового…
— Да что тебе дался этот участковый?
— Вы жизни не знаете, ваше сиятельство! — воскликнула Марина. — Ужасно коварные они существа; такой якобы незначительный участковый крови может попортить — не дай Бог! Боюсь, ваше сиятельство, этот вопрос значительно серьезней, чем вам кажется.
— Ну хорошо, — сказал князь, — я сейчас же дам поручение, а ты пока что езжай туда и начинай заниматься.
Марина вздохнула еще горше.
— Чуяло мое сердце, — сказала она печально, — с этой квартирой что-то не то…
— Дева, — проговорил князь, вдруг насторожившись и глядя на нее с подозрением, — уж не только ли ради этого ты вытянула из меня весь мой длинный рассказ?
Марина побледнела.
— Отвечай! — гаркнул князь.
— Что мне сказать вам, ваше сиятельство? — пролепетала Марина, задрожав от страха.
— Скажи «нет», — мрачно посоветовал князь, — иначе я просто прихлопну тебя, как муху.
— Нет.
— Что «нет»?
— Не могу я врать вам, ваше сиятельство, — сказала Марина еще мрачней. — Признаюсь вам, что в первый момент от вашей догадки меня аж пот прошиб… но теперь я думаю, что даже если вы и прихлопнете меня, как муху, то такая страшная смерть от руки вашего сиятельства все равно будет более легкой для меня карой, чем жить с сознанием своего бессовестного вранья.
Князь достал сигареты, закурил и, обхватив руками голову, погрузился в глубокое раздумье.
— Интересно, — тоном, исполненным меланхолии, спросил он через пару минут сам себя, будто и забыв о присутствии Марины, — где вырастают более подлые, более мерзкие, настырные, хитрые и лицемерные девственницы — в Орлеане или в Китеже?
В самом конце тысячелетия Вальд с Филиппом стояли на двенадцатом этаже свеженького, еще пропитанного отделочными запахами делового центра, планировали, что где должно быть, и несколько спорили при этом.
— Ты не понимаешь моей идеи, — говорил Филипп. — Я хочу, чтобы наши кабинеты поражали обилием свободных пространств. Это же общекультурный стандарт — не зря во всех фильмах чем круче корпорация, тем просторней кабинет управляющего.
— Ну и делай в своем кабинете, — отвечал Вальд, — мой-то здесь при чем?
