прихлопывать, присвистывать своему сословному брату Ершу-Ершовичу, как вдруг…
– Пади! Пади! – послышались жуткие крики. – Берегись! Берегись! Спасайтесь люди добрые! Держи воров!
Всадники с батогами ворвались на площадь, стали сечь толпу и хватать дерзких скоморохов. Толпа понесла Фрола, и вдруг он увидел, что по краю площади медленно едут два начальника – князь Томила Ловчиков и граф Шпиц-Бернар.
Фрол схватился за подштанники. Цело ли батюшкино заветное письмо?
Сказалось – цело!
– Авось-ка Ловчиков даст мне какой-никакой кафтанец со своего плеча… – бормочет он.
Фрол, отчаянно работая локтями, пробивается вплотную к всадникам и выкрикивает:
– Эй, князь Томила Путилович, знакомо ли тебе имя Скобеевых?
Но князь даже не услышал крика. Образ Аннушки, томящейся в окошке, все витает перед ним. Он оторвался от своего «дальновидца» и обратился к спутнику.
– Видал ли ты, граф Шпиц-Бернар, невесту мою Аннушку?
– Энгельхен! – рявкает бравый капитан. – Большой голубчик! – он показывает руками. – Цветущий блум! Цветущий плум!
– Ах, Аннушка… – вздохнул было Томила, но не успел закончить вздоха, как был стянут с седла железной рукой оборванца. Сильнейшая пощечина сбила князя с ног.
– Я те дам, ах Аннушка! – орал ужаснейший оборванец. – Аннушка моя!
Княжья стража налетела вихрем на голыша. Взметнулись сабли, но князь остановил расправу.
– Батогов ему! – томно сказал он. – Да смотрите не до смерти.
– О, джентль хат! – восхитился граф. – О лямур! О херц! Бабешка!
Рыцари уехали, а над поваленным Фролом засвистели батоги. Юноша скрипел зубами от боли и стыда.
– Ну, Москва… и верно ты бьешь с носка… – шептал он.
Ушли мучители, разбрелись бессердечные ротозеи, а Фрол Скобеев все лежал распростертый в грязи, глядя в веселое небо, где еще недавно летал хозяином. Вдруг ласковый голосок долетел до его слуха:
– Вставай, дворянский сын, да возьми себе платьице по чину.
Изумленный Фрол резко садится и видит перед собой опрятного милого вьюношу (это, разумеется, Онтий), который одной рукой протягивает ему кафтан и саблю, а другой держит под уздцы справную кобыленку.
– Кто ты есть, лукавый человек? – подозрительно спрашивает Фрол.
– Я есть пскопской купец и Скобеевых род хорошо знаю. Возьми-ка, Фролушка, кафтанец позор прикрыть, возьми лошаденку для помочи, а что с сабелькой делать, ты, видать, сам знаешь.
– А была не была!
Фрол вскакивает, мигом натягивает кафтан, хватает саблю, свистит сиим острым предметом направо- налево.
– Ну, Томила, ноне берегись!
– Хорош витязь, хорош, – умильно приговаривает Онтий и вдруг, схватив лошадь за хвост, резко поворачивает ее под саблю.
– Вжих! – опускается сабля, и в руке у Онтия остается лошадиный хвост.
– Караул! – завопил хитрец на всю Ивановскую, потрясая хвостом. – Держи вора! Хвост моей кобыле отрубил, супостат!
Прибежали караульные с бердышами, обратали Фрола, давай его давить.
– А ну, тащите его к судье Шемяке! – распорядился Онтий.
Вдруг из толпы кубарем покатился под ноги стражи юродивый Вавилон.
Отчаянным усилием Фрол сбрасывает с себя караульных, пускается в бегство, но ненароком сбивает с ног проходивших по площади попа с попадьей и насмерть зашибает их беленькую собачонку. Толпа настигает Фрола. Поп, громко рыдая, потрясает трупиком собачки.
– Ахи-ахи, братия, кобелек сей был нам с матушкой аки сын родной! Тащите убивца к Шемяке-судье!
Разросшаяся толпа с Онтием и попом во главе волочет Фрола пред грозны очи праведного судьи Шемяки. И вновь Фрол с помощью Вавилона вырывается и задает стрекача.
Он бежит по мосту над глубоким рвом, а навстречу ему бегут судейские мужики с кандалами да наручниками.
– Знать, погибель моя пришла. Прощай, Аннушка, – прошептал Фрол, закрыл глаза и сиганул вниз с моста.
Вот ведь беда – падает незадачливый самоубийца не наземь, а на черного козла, которого за веревку вел рвом некий посадский.
Козел лежит без дыхания, а посадский, оседлав Фрола, вопит на всю Ивановскую:
– Отца моего ро?дного зашиб насмерть, басурманин! Тащите его к Шемяке, православные!
Толпа, плотоядно журча, валится в ров, но Фрол успевает тайком поднять с земли камень, обернуть его тряпицей и сунуть за пазуху. Он встает на ноги, и по лицу его мы тотчас понимаем, что встал тут уже новый Фрол, ожесточенный, а прежний лопоухий «деревенщина» разбился вдребезги.
СУД. Шемяка-судья, засиженный мухами, выдавливая на слоновьем своем носу назрелые угри, ведет процедуру запросто.
– Глаголь! – тычет он в истца свободным пальцем, подозрительно напоминающим корень растения хрен.
Онтий с поклоном глаголет:
– Праведный судья, сей лихоимец хвост отрубил у моего коня.
В виде доказательства он показывает хвост.
– Отвечай! – тычет пальцем Шемяка в ответчика.
Фрол молча вынимает из-за пазухи тряпицу с камнем, показывает судье и подмигивает.
– Эге! – говорит Шемяка, понимающе кивает Фролу и даже забывает про свой нос.
– Пусть лошадь твоя, добрый человек, останется у лихоимца, пока у ней хвост не отрастет, а как отрастет, так и заберешь.
Онтий в растерянности раскрывает рот.
– Глаголь! – тычет пальцем судья в попа.
– Сына, сына родного у меня супостат зашиб, праведный судья! – восклицает поп, показывая собачонку.
– Отвечай!
Фрол вместо ответа снова вынимает свой узелок. Шемяка вопросительно показывает два пальца, Фрол дважды подмигивает. Нос забыт уже окончательно. Приговор таков:
– Пусть супостат возьмет у тебя попадью и добудет с нею тебе нового сына, а как добудет, заберешь.
– Ай! – вскрикивает попадья и трясется, как от щекотки. – Ай-ай-ай!
– Глаголь! – тычет пальцем Шемяка в посадского, и тот с ходу начинает вопить, показывая всем черного козла.
– Отца родного моего зашиб басурманин! Рассуди, праведный судья!
– Отвечай!
Фрол в третий раз показывает свой узелок. Подмигивает трижды. Шемяка в восторге теребит свой нос и выносит приговор.
– Пусть басурманин сей встанет под мостом, а ты с моста сверзнись и убей его. – Посадский от страху садится на пол в собственную лужу.
…Из суда Фрол вышел гоголем и прямо с крыльца прыгнул в седло. Хоть и бесхвостая, а все-таки лошадь своя!
– Эй, где попадья? – крикнул он.
– Тута я, тута! – вскричала непосредственная женщина, но поп пресек ее порыв и поцеловал Фролу руку.
