НЕИЗВЕСТНЫЙ (салютуя царю шпагой, подметая перьями шляпы землю):
ЦАРЬ (он очень доволен):
Бомбардус Кролли и посрамленный полярный граф тут же вскинули клинки и побежали выравнивать свои отряды. Шпиц выравнивал плетью да зуботычинами, а Кролли взмахами кружевного платочка.
И вот наконец построились фронт к фронту. Полк Шпиц-Бернара поднял уже ружья для страшного залпа, а геневец все стоял с табакерочкой, все понюхивал да почихивал изячно.
Вдруг он размахнулся и бросил табакерку к бернаровским рядам. Тут же из красивой вещицы повалил густой пар и оба войска скрылись в белом тумане.
Когда туман рассеялся, с помоста увидели, что шпиц-бернарцы ползают по земле или валяются в мерзейших позах, а отряд Бомбардуса стройными рядами надвигается на них с тыла.
Бояре (в восторге и возбуждении):
– Чудно разыгран баталий! С эдаким капитаном завтра персидскому шаху надо войну объявлять!
Заметив восхищение бояр и веселый гогот царя, посрамленный, в рваном платье Шпиц-Бернар бросается со шпагой на Бомбардуса Кролли. Начинается поединок. ШПИЦ-БЕРНАР (
БОМБАРДУС КРОЛЛИ (
Граф нападал яростно, и капитану пришлось туго. Он с трудом отбивал удары, несколько раз падал в грязь и порвал камзол.
Графу уже казалось, что он близок к победе, как вдруг солнечный зайчик, пущенный с макушки высокой липы отвратительным карлой, ослепил его. Он зашатался и в следующий миг увидел вместо лица противника страшную кошачью рожу. Кот зашипел, и тут же вдвое удлинившаяся шпага прижала незадачливого Шпиц-Бернара к стволу липы. Граф упал, и на него сразу же опустились гнусно вопящий по-французски попугай, каркающий по-немецки ворон и ухающий по-турски сыч в очках. Граф потерял сознание.
…Бомбардус Кролли подволок графа к помосту, положил свою и графскую шпаги к царевым ногам и встал на колени.
– Верой и правдой буду служить тебе, московский государь, до скончания века!
– Талерами будешь брать, капитан? – спросил царь.
– Нет, государь!
– Гульденами?
– Нет, государь!
– Рублями?
– Нет, государь!
– Чего ж ты хочешь? – насупил брови царь.
– Милости твоей хочу! – возопил капитан, сорвал с себя шляпу с перьями да вороные кудри. – Я Фрол Скобеев!
С этими словами он распростерся на земле перед троном, а войско его тоже сорвало шляпы и парики, и все увидели вместо грозных швейцарских ландскнехтов славных русопятых пареньков.
Один из пареньков махнул рукой, и отряд тут же ухнул песню:
Неслыханное смущение воцарилось на царевом помосте, и лишь князь Нардин-Нащокин отвалил копыта в полуобмороке, да ехидно хихикал в козлиную бородку князь Кукинмикин.
– Встань, вор! – негромко произнес царь, и Фрол поднялся с земли.
Он стоял, опустив голову, готовый ко всему и, прежде всего, конечно, к страшной каре.
– Подойди ближе, плут! – сказал царь, и кто его знает, что крылось в перекатах его голоса.
Фрол приблизился. Глаза всех бояр и солдат, и Томилы, и очухавшегося Нардина, и Кукинмикина, и Шпиц-Бернара были обращены на него.
– Подыми свой палаш, полковник, – с улыбкой сказал царь, – и руку целуй!
Фрол поднял голову, и все поразились его спокойным и вроде бы даже смешливым глазам, словно он и не ждал ничего другого от своей судьбы. Он нагнулся за шпагой и стал подыматься по ступеням, ближе и ближе к царю, и лихая мелодия накатила вдруг, как волна.
Гудит-шумит свадебный пир в доме стольника Нардина-Нащокина. Всех высоких действующих лиц мы видим за пиршественным столом, а также видим великанов-кабанов с сельдереем в лукавых пастях, преогромнейших осетров и солиднейших индеек. Во главе стола жених с невестою, а на дальнем его конце рвет зубами нежное мясо оголодавший на цепи Вавилон.
Веселы гости, веселы и новобрачные, но нет-нет да промелькнет черная мысль по их лицам.
– Что ты кручинишься, мой любезный? – шепотом спрашивает Фрола Аннушка.
– Да ведь ты и сама, милая, помнишь про дьявольскую грамоту, – отвечает он.
Аннушка вздрогнула и потупилась.
Злокозненный Онтий пролез под столом к Фролу, утвердил свою голову ему меж колен и зашептал ядовито:
– Батюшка наш Царь Царей приказал – сей же час оторви фальшивую бороду у Нардинки.
– А ежели борода-то у князя истинная? – спрашивает Фрол.
– С корней вырви! Позорь мухолова! – шипит Онтий. – Али забыл присягу? Смотри, князь Сатана с тебя спросит.
– А он сам-то здеся, господин Дьяволище? – Фрол мрачно обвел глазами залу.
– Здесь его нет, но он все из-под земли видит.
Онтий уполз, а гости вдруг хором закричали «горькую», и Фрол встал с красавицей-женой да с чарками.
– Сыне мой! Славный полковник, рыцарь государев! – завопил захмелевший от легкого меду Нардин Нащокин. – Подь сюды, я тебя облобызаю.
Фрол приблизился к батюшке, принял его мокрые поцелуи и… протянул руку к его величественной бороде.
Рука его замерла в нерешительности, очень не хотелось ему позорить Аннушкиного отца и служить князю Тьмы. Он посмотрел вдоль стола и увидел в глубине Онтия, который из толпы слуг стучал на него зубами, пугал, изображая черта. Некоторое время Фрол смотрел на него, потом дерзко подмигнул и стал нежно гладить бороду батюшки.
…И все оглаживает, все оглаживает…
Вновь хоровод слуг пошел вокруг стола с чарами да со сластями. Онтий с подносом приблизился к Фролу и прошипел зловеще:
– Забыл про грамоту, продажная душа? На костер хочешь?
Осенняя ночь тянулась гибельная и бесконечная, а Фрол Скобеев все стоял у окна опочивальни. Напрасно молодая супружница звала его с жаркого ложа – Фролушка, подь сюда, – он все буравил мрачными глазами непроглядную темень.
– Ну вот, дошел я почти до первой ступени, а это гадье все в болото тянет, – еле слышно проговорил
