– Эдик, есть решение сделать тебя человеком, – бодро объявляет Ал. Александров, он же Эрмий.
Гневная Калипсо воздевает руки к небу.
– Боги ревнивые, сколь вы безжалостно к нам непреклонны! Вас раздражает, когда мы, богини, приемлем на ложе смертного мужа, и нам он становится милым супругом.
– А где мой «Ватерпас»? – кричит Эдик. – Где государственное имущество?
Нимфа вытаскивает на воду «Ватерпас».
– Вот ваш «Ватерпас», и гудбайчик. Беги к своей Нинке, пусть ее Зевс покарает могучею дланью.
Эдик тут становится маленьким-маленьким. Перед ним на песке гигантские босые ступни нимфы и штиблеты Эрмия. Ступни и штиблеты сближаются, как будто их хозяева соединяются в поцелуе.
Эдик бежит по воде и плывет к «Ватерпасу».
– Я люблю, но об этом никто не узнает, – громоподобным басом поет нимфа.
Песня № 7
Даже странно…
Снова бескрайнее море. Эдик стоит у штурвала, ведет «Ватерпас» вперед, а может быть, назад.
На горизонте очертания земли, приближается еще какой-то порт.
Измученный Эдик опускает голову на штурвал. Ураганом проносятся у него в мозгу Сцилла и Харибда, медведь-губернатор, «Коза ностра», бочка, морская нечисть, Нью-Йорк, Джеймс Бонд, нимфа Калипсо…
Он поднимает голову, стискивает героические зубы, ведет свой «Ватерпас» навстречу неведомому.
Старинный, романтичный и грустный вальс. На террасе кафе «Ласточка» вальсируют со своими дамами Б.И. Зуппе, Витя Сорокин, «трюмные черти», Бесо и Шота. Печальный Толя Маков стоит возле буфетной стойки.
– Опять гуляете, малый каботаж? – спрашивает Шура.
– Аварийные получили, – вяло отвечает Толя и безучастным взглядом смотрит на порт, в который в это время входит небольшое судно.
Эдик подводит «Ватерпас» к стенке, на которой стоит лишь один старичок – вахтенный портовый матрос.
Он принимает швартовы.
– Телл ми, плиз, уот из дыс кантри? – обращается к нему Эдик.
– Ась? – переспрашивает старичок.
– Сильвупле, порфаборе, битте, – умоляюще взывает Эдик. – Какая это страна?
Старичок всматривается в него.
– Да ты очумел, что ли, Эдик? Ай, да никак ты «Ватерпас» привел?! Его ж вторые сутки ищут, вертолетов нагнали, тьма! Ну, молодец, Эдик, молодец! Э-ге-ге! Пойду ребят разыграю! – чрезвычайно шустро старичок убегает.
Эдик спрыгивает на причал, медленно идет к воротам порта, в воротах целует вахтершу, хотя та отчаянно сопротивляется, выходит на улицу, ускоряет шаги, целует милиционера, хотя тот отчаянно сопротивляется, переходит на бег, пробегает мимо кафе «Орбита» – там у стойки любезничает с Розой Александр Александров, – бежит дальше, изредка переворачиваясь колесом.
Вдруг – шум, крики, топот ног: навстречу Эдику бежит весь экипаж вместе с дамами, а впереди шустрей всех портовый старичок.
– Вот он! Вот он! – кричит старичок. – С кого пол-литра, с меня или с вас?
Экипаж и дамы окружают Эдика, целуют его, поднимают на руки и несут по городу.
В это время в кафе «Ракета» женихи соблазняют Ниночку.
– Отстаньте от меня, товарищи, с вашими довольно странными предложениями, – возмущается Нина. – Всем прекрасно известно, что я заочно люблю Евсеева Эдуарда.
– А говорят, Эдик на Север уехал, – ехидно подзуживает Полибеев.
– За длинным рублем погнался Эдька, – бубнит Полигамов.
– На индеянке женился, на индеянке, – нашептывает Полинфердов.
Ниночка ударяется в слезы и вдруг видит сквозь стеклянную стену Эдика, плывущего над улицей на плечах благодарного экипажа и дам.
Эдик входит в «Ракету». Вместе с ним счастливый Толя Маков. Надо сказать, что вошли они вдвоем в одном пиджаке боцмана Вити Сорокина. Получился чрезвычайно широкий внушительный гражданин о двух головах и четырех ногах.
– Здравствуйте, – сказали они. – Я – силач-бамбула из города Тула, съедаю два стула и одного тарантула. Ясно? – рявкнули они женихам.
– Ясно, ребята? – спрашивает дружков Полибеев.
– Ясно, вполне ясно, – отвечают Полигамов и Полинфердов.
Нахлобучив шляпы, женихи выкатываются из кафе.
Нина сияющими влюбленными глазами смотрит на Эдика.
Эдик вылезает из пиджака.
– Узнаешь, Пенелопа?
Роскошная южная ночь со всеми ее атрибутами – пеньем цикад, преувеличенными звездами, кипарисами и тэдэ.
Эдик и Нина сидят, обнявшись, в беседке над морем. Рядом с беседкой красуется диковинная цементная ваза. Неподалеку сидит в кустах Толя Маков. Эдик и Нина целуются.
Внизу, в море, проходит огромный ярко освещенный танкер «Вышний Волочек».
– «Вышний Волочек» пошел в Индию, – задумчиво говорит Нина.
Эдик обнимает ее покрепче.
– Ничего, Нинуха, мы еще увидим с тобой небо в алмазах!
Вздох. Ниночка кладет ему голову на плечо.
Эдик за ее спиной делает знак Толе – давай!
Толя Маков взрывает цементную вазу.
Сена – Нева, морем и по воздуху («От Невского до Монпарнаса»)
Ранним утром на Адмиралтейской набережной Санкт-Петербурга возникло необычайное оживление.
Вначале появилось немалое число дворников, колоритных бородачей в кожаных фартуках с медными бляхами на груди. Стало очевидным, что столица готовится к важному событию: глянец на мостовые наводился чрезвычайный.
Потом, естественно, стайками стали проноситься уличные мальчишки.
С каждой минутой панорама заполнялась все новыми живописными группами, пока не образовалась нарядная толпа, в которой найдется дело нашим будущим режиссеру и балетмейстеру.
Цокая копытами, взад-вперед передвигался по набережной отряд шлемоблещущих кирасир. В огромных открытых автомобилях медленно проезжали надменные высшие чины министерств и городской управы. В пролетках скользили элегантные и довольно легкомысленные столичные дамы. В толпе было множество хорошеньких горничных, мелкого конторского люда и учащейся молодежи.
Должно быть, здесь мы уже увидим мельком основных героев нашей истории, но не задержим на них пока своего внимания. Должно быть, промелькнут здесь и привычные для невских берегов тех времен типы: поэт-декадент в крылатке, шпик в гороховом пальто, репортер в клетчатом кепи…
Удаляясь и приближаясь, кружась чуть ли не в балетном хороводе, мы слышим речитативы праздничной болтовни.
…Кого здесь ждут?.. Чудак! Французов!.. Флаг… шикарный фрак… ах, у меня стащили сак!.. Когда
