– Так, – нахмурился дядя Вася. – Потому что они не знали, что в другом деле тоже мусоровоз был замешан. Но уж при ограблении ночного клуба ты, тезка, мусоровоз никак не присобачишь!
– Да? – азартно крикнула я. – А куда деньги девались? Ведь обыскали все помещение и денег не нашли, так?
– Ну так… – Теперь дядя Вася смотрел на меня с радостным изумлением, ей-богу, он бы меньше удивился, если бы Бонни начал писать картины маслом!
– Представьте такую картину, – меня понесло, – грабители под шумок выбрасывают мешок или сумку с деньгами, кстати, что там было? Мешок или сумка?
– Не знаю, – нахмурился дядя Вася, – и теперь не выяснишь, мне ничего не скажут…
– Предполагаю, что они сунули сумку в мешок для мусора и выбросили в мусорный бак, – перебила его я. – Наверняка в этом клубе есть мусоропровод. Затем смешались с посетителями клуба. А водитель мусоровоза был наготове, он как раз въехал во двор и забрал баки. С деньгами, между прочим.
– Это только твое предположение, – дядя Вася упрямо наклонил голову, – доказательств у тебя никаких.
– А вы забыли про машину, на которой Илона ездила? Вы же по ее следам попали к мусоровозам!
– Это-то я помню… – помрачнел дядя Вася, – занозой это в мозгу сидит. Никак не пристегнуть к ограблению эти мусоровозы…
Я поглядела на него очень выразительно, и даже Бонни поднял голову и моргнул.
– Ладно, тогда проведем следственный эксперимент, если вы мне на слово не верите! – обиделась я.
– При чем тут – верю, не верю… Это же серьезное дело! – бубнил дядя Вася.
Я его не слушала, уставившись на экран компьютера. Торговый центр, где находился ограбленный ночной клуб «Эсмеральда», мы с Бонни знали, потому что недалеко находилась собачья площадка, где мы изредка гуляли. Торговый центр в свое время впихнули между двумя жилыми домами, так что двор у них был общий.
– Вот карта, смотрите… – ткнула я пальцем. – Двор не запирается, ночью сюда вполне можно проехать. У вас есть телефон директора той самой четвертой автобазы, где мусоровозы числятся?
– Да уж как-нибудь… – обиделся дядя Вася, – не совсем еще хватку потерял, выяснил номерок на всякий пожарный случай…
– Дайте сюда! – Я быстро набрала нужный номер и заговорила официально-холодным голосом. – Это четвертая автобаза? Из санэпидемстанции говорят. Жалоба поступила на вас! Жильцы дома номер восемнадцать по Большому проспекту устали уже жаловаться! Мусор не вывозится неделями, крысы, говорят, по двору бегают величиной с собаку!
– Как – не вывозится мусор? А я-то что могу? – начал привычно отлаиваться незнакомый мужской голос. – У меня восемьсот помоек! Вас много, а я один! Да еще половина автопарка в ремонте!
– Штраф будем накладывать! – рявкнула я. – Вас уже неоднократно предупреждали! Жильцы уже куда только не писали!
– Да это какой дом-то? – очевидно, мне удалось убедить директора, что я не шучу и на простой крик меня не возьмешь.
В трубке раздались посторонние голоса, кто-то объяснял что-то испуганно.
– Это, что ли, рядом с торговым центром? – заорал директор. – Да врут все жильцы, мусор регулярно вывозится, по нечетным дням!
– Днем или ночью? – спросила я.
– Когда придется! – отрубил директор. – А если жильцы на шум жалуются, то у них там, в ночном клубе, и так шумят! У меня восемьсот помоек и половина автопарка в ремонте!
Я поняла, что разговор сейчас пойдет по кругу, и повесила трубку.
– Ну, какого числа ограбление было? Тринадцатого августа? Значит, был тогда мусоровоз, он по нечетным приезжает!
– Да-а… – Дядя Вася ошеломленно почесал лысеющую макушку. – Вот так номер… И ведь не пойдешь сейчас в отделение, они меня там побить могут…
– И не надо! – Я была полна энергии. – Сами во всем разберемся и уж потом им позвоним! А лучше не звонить, а самим банду задержать!
– Это мы не сумеем, – твердо сказал дядя Вася, – там трое грабителей, да еще водитель мусоровоза, итого четверо опасных преступников, а у нас ты да я, да мы с тобой… Ну еще Бонни…
Пока что мы решили, что нужно мне устраиваться на работу на автобазу и проглядеть там путевые листы. И определить таким образом водителя, который в сговоре с грабителями. А дальше – по ситуации.
Дядя Вася смотрел гораздо веселее и перестал заговаривать о пенсии. Вместо этого признался, что завел на автобазе знакомую женщину, она может нам помочь.
Нет, ну куда ни пойдет – везде у него женщина знакомая образуется, все-таки он ловелас…
В квартире Бубликовых несколько дней царили тишина и уныние. Вера Павловна уволила домработницу Антонину, причем, к великому удивлению той, заплатила ей все сполна и даже не стала вычитать за две разбитые чашки.
В магазин Вера Павловна выходила рано утром, чтобы народу поменьше, мимо окошка консьержки проскакивала, низко опустив голову, а столкнувшись в лифте с Пелагеей Петровной, сделала вид, что они и вовсе незнакомы.
Кормила Кешу Вера Павловна теперь из экономии исключительно кашами и быстрорастворимыми супами, пармская ветчина и трюфели канули в прошлое.
Надо сказать, что сын ничуть по этому поводу не возмущался, ел, что дают, и уходил в свою комнату, неразборчиво поблагодарив за такой, с позволения сказать, обед. Вера Павловна ничего не отвечала, только сурово поджимала губы.
Сказать, что Вера Павловна сердилась, – значило ничего не сказать. Но она была женщиной по-своему здравомыслящей, во всяком случае, никогда не питала никаких иллюзий по поводу своего сына. То есть, конечно, Кешенька стал гениальным математиком, в свое время был первым на курсе и даже едва не доказал знаменитую теорему Ферма, но в простой, обыденной жизни ее сын был абсолютно бесполезным и беспомощным существом. Она привыкла так думать, и когда нашлась женщина, взявшая ее сына в мужья, колебалась недолго.
И теперь злиться следовало только на себя. Именно ей изменил здравый смысл. Она расслабилась и поверила, что ее Кеша может быть кому-то нужен, кроме нее! Оказалось, что нужен. Но не просто так, а для преступных дел.
И от этого Вера Павловна расстраивалась по-настоящему. Ведь если кто-то сумел приспособить ее никчемного сына к зарабатыванию денег, стало быть, можно было сделать это и раньше? То есть не грабить банки, упаси боже, но что-нибудь менее криминальное… Отчего посторонняя женщина сумела разглядеть в Кеше что-то полезное, а она, мать, не сумела?
Было отчего прийти в негодование.
Кеша выглядел гораздо спокойнее. Он тихо сидел в своей комнате, шуршал бумажками, двигал ящиками стола, и до поздней ночи мать видела, как в комнате горит голубой экран компьютера.
«Вот так всегда, – с горечью думала Вера Павловна, – вся наша с трудом налаженная жизнь летит в тартарары, а ему и горя мало!»
Она теперь боялась не только надвигающейся нищеты, она боялась, что придут и конфискуют то, что еще осталось, да еще и обвинят ее недоумка в пособничестве бандитам! Вот посадят Иннокентия, а у нее даже на адвоката денег нету! Конечно, этот пожилой сыщик ей обещал, что такого не случится, но можно ли ему верить? А уж этой вертихвостке, как ее… Василисе она ни на грош не поверит! Это она разоблачила Кешеньку, как будто нельзя было промолчать…
Вера Павловна уже забыла, что сама послала Василису к сыну для утешения, так что и в этом случае сердиться приходилось только на себя.
На пятое утро их добровольного заточения Кеша вышел к завтраку непохожим на себя. Вера Павловна жарила на завтрак оладьи из кабачков и не присматривалась к сыну, однако когда пили кофе – еще из старых запасов, заваренный в итальянской кофеварке, она заметила, что у него в глазах отсутствует
