так говорила…»
Утром Катя приказала себе не киснуть и не думать о посторонних вещах. Она успела перед работой переделать множество хозяйственных дел и вышла из дома, довольная собой.
И маршрутка подошла вовремя, и люди в ней попались тихие и нескандальные – просто дремали в полутьме под негромкие звуки музыки ретро, что играла у водителя.
На улице сегодня шел дождь, так что Казимир Анатольевич ожидал Катю у дверей читального зала. И заведующая не встретилась по дороге, да сегодня Катя ее и не боялась.
День начался хорошо. Но через полчаса все кончилось.
– Катерина! – заглянула в дверь баба Зина. – Тебя тут ищут!
Катя подняла глаза и обомлела. Перед ней стояла вчерашняя странная незнакомка из филармонии.
– Вы… вы что тут делаете? – прошипела Катя. – Вы зачем пришли?
– Поговорить, – сказала женщина, – просто поговорить. Поверьте, Катя, вам это нужно так же, как и мне.
– Откуда вы знаете мое имя? – по инерции спросила Катя и тут же поняла откуда.
Эта навязчивая женщина вчера видела ее пропуск в библиотеку, а там все написано: фамилия, имя, номер библиотеки. Адрес найти не составит труда.
– Чего вы от меня хотите? – сдаваясь, почти прошептала Катя, оглянувшись на Казимира Анатольевича.
Старик углубился в прессу, однако если заорать громко, он, наверно, сможет выскочить и позвать кого-нибудь на помощь. Хоть бы баба Зина зашла, что ли, с тоской подумала Катя. Вон, столы пыльные, значит, она не только сегодня, но и вчера не убирала. То возится чуть не два часа, когда народу много, самый наплыв, читателей беспокоит, а с утра, когда пусто, ее не дозовешься.
– Для начала я хочу спросить, кем вам приходится Владимир Михайлович Чирков?
Катя вздрогнула, она никак не ожидала подобного вопроса. Тут уж не отговоришься какими-нибудь пустяками, не пошлешь подальше, ведь эта настырная дама отлично знает, что у Кати такая же фамилия, Чиркова. Ну да, дядька ведь приходился маме двоюродным братом, их отцы были родными, мама замуж никогда не выходила, фамилию не меняла, вот и получается, что у Кати та же фамилия, что у дядьки.
Но Катя вовсе не собирается посвящать незнакомого человека в свои сложные семейные проблемы.
– На каком основании вы задаете такие вопросы? – отчеканила Катя. – Вы – представитель компетентных органов? Тогда предъявите свои документы!
Женщина ей активно не нравилась – то пристает в туалете с вопросом, как давно она знает Алешу, то интересуется дядькой.
– Я, конечно, могу вам показать паспорт, – усмехнулась женщина, – но боюсь, вы все равно не станете мне доверять. Ни к каким органам я не имею отношения, я хочу поговорить с вами как частное лицо. Ведь Володя… Владимир Михайлович… ваш родственник?
– Догадаться об этом совсем нетрудно, – в свою очередь, усмехнулась Катя, – ведь вы знаете мою фамилию. Да, он мой родственник, двоюродный дядя, если вам так хочется. Но я мало его знала, и… и к тому же он давно умер.
– Больше пяти лет назад… – проговорила женщина с такой болью, что Катя все поняла.
Собственно, догадаться следовало и раньше, когда она оговорилась, назвав Катиного дядьку просто Володей.
– А вы ему кто? – настал Катин черед задавать прямые вопросы.
– Меня зовут Инга, – со вздохом ответила женщина. – Инга Журавлева. Я когда-то знала вашего дядю. Работала с ним… И… мы были близки.
Уж этого она могла и не говорить, Катя и так сообразила.
– Я была совсем молодая. – Инга смотрела в сторону, – закончила геологический факультет, сама попросилась в экспедицию. Романтика, знаете ли, такая песня старая есть: «Я не знаю, где встретиться нам придется с тобой, глобус крутится-вертится, словно шар голубой…» И там еще что-то про параллели и меридианы…
Катя против воли кивнула – дядька пел эту песню при их единственной и последней встрече, еще сокрушался, что гитары нету.
– И вот, представляете себе, что такое – тайга, глухомань, комары, звери дикие ночью рядом с палаткой бродят. А хуже зверей – мужчины, они сами в тайге звереют без женщин. Ну, с городскими-то еще можно ладить, а вот в рабочие нанимается в экспедицию случайный народ – даже попадаются бывшие уголовники. А я девочка домашняя, приличная, папой-мамой воспитанная, на мир смотрела тогда широко распахнутыми глазами. Может, за то и не тронули меня – дуракам да новичкам, как известно, везет. А Володя… Владимир Михайлович, он после приехал. Его начальником партии не сразу утвердили. В общем, порядок он сразу навел, меня пожалел, от себя далеко не отпускал, опекал, как мог. И вот… влюбилась я в него без памяти…
Катя невольно подумала, что она эту неизвестную Ингу хорошо понимает. Дядька и здесь, в городских условиях, был хорош, хотя она видела его не в лучшие минуты – немолод уже был, с женой тогда окончательно разошелся. А там-то, в своей стихии – большой, решительный, смелый, неунывающий, людей много под началом, и держит их крепко… Было бы странно, если бы Инга в него не влюбилась. Но дядька у нее тоже не промах – эта Инга небось моложе его лет на двадцать. Так что жена дядькина имела полное право быть недовольной.
Тут Катя вспомнила, с каким смешком сообщила ей дядькина жена о том, что ее мужа зарезали уголовники в далекой тайге, и поняла, что она полностью на стороне своего дядьки.
Распахнулась дверь, и явилась баба Зина с ведром и шваброй. Внимательно оглядев беседующих женщин за столиком библиотекаря, она зорким наметанным глазом отметила их взволнованный вид, недобро блестящие Катины глаза и тотчас заинтересовалась.
Баба Зина была известна своим неуемным любопытством, манерой совать нос в чужие дела, а поскольку ничего особенно интересного в кругу сотрудниц исключительно дамского пола давно уже не происходило, то уборщица сильно скучала. Катин, как она говорила, ухажер, который частенько сиживал в библиотеке, сильно занимал бабу Зину. А теперь вот явилась какая-то женщина, и вид у нее такой, как будто она хочет отобрать у Катерины что-то свое, что Катя взяла без спроса. Ясное дело, мужика не поделили! И нет бы сразу лицо расцарапать или там волосья повыдергивать, так они все разговоры разговаривают. Что с них взять – интеллигенция!
Катя скосила глаза на уборщицу. Та бросила тряпку и вся превратилась в одно огромное ухо.
– Пойдемте со мной, – сказала Катя Инге, – пока убирают.
В принципе ей запрещалось покидать свой пост, но Катя знала, что Казимир Анатольевич присмотрит за читальным залом и позовет ее, если придет очередной читатель.
В коридоре она взяла Ингу за руку и подтолкнула ее к маленькому закутку, где находилась так называемая «столовая» – шаткий столик, а на нем электрический чайник, чашки и вазочка с печеньем. Ей не хотелось ни чая, ни кофе, есть тоже не хотелось, однако это единственное место, где никто им не помешает.
Так уж повелось, что в «столовую» Кира Леонидовна никогда не заглядывала, она пила кофе у себя в кабинете, а обедала всегда вместе с мужем в маленьком, но приличном ресторанчике через две улицы от библиотеки. Муж Киры Леонидовны занимал ответственный пост в городском комитете культуры, и хотя до ресторана дворами можно было дойти за пять минут, всегда, даже летом, присылал в обед за Кирой Леонидовной машину с водителем. Кира Леонидовна считала, что совместные обеды укрепляют семью. Неизвестно, что считал ее муж, однако каждый день в обеденное время машина с водителем Геной стояла у дверей библиотеки, и сотрудницы помоложе и полегкомысленнее пробовали даже с ним заигрывать. Но тщетно.
– Можно мне водички? – попросила Инга, и Катя нажала кнопочку электрического чайника.
– Понимаете… мне его так не хватает… – Инга низко наклонила голову.
«Мне тоже, – подумала Катя, – но это не значит, что я должна выслушивать повесть твоей горькой любви в рабочее время».
