После того странного разговора с Ингой прошло три дня. Алексей в библиотеке не появлялся и не звонил Кате. Бывало и раньше, что он пропадал надолго, Катя понимала, что у мужчины должны быть дела, работа, увлечения. Но в этот раз после того разговора ей хотелось с ним повидаться.
Поглядеть в глаза, взять за руку и спросить… Что – спросить? Бывал ли он когда-нибудь в Сибири? Работал ли техником в геологической партии? Нет ли у него брата по фамилии Кривцов? Причем двоюродного, но похожего на него как две капли воды?
Глупость какая! Катя слишком впечатлительная и доверчивая, долго слушала бредни совершенно незнакомой женщины и не то чтобы поверила, но в ее голове засели совершенно ненужные мысли. Против воли она думала, что Инга, несомненно, знала ее дядю и любила его. Ну и что? Все остальное она запросто могла придумать – от горя и одиночества сбрендила малость.
Но ведь она и вправду совсем ничего не знает об Алеше – где он живет, кто его родители, живы ли они, есть ли сестры-братья…
«Дались мне эти братья!» – тут же одернула она себя. Но все же ужасно хотелось хотя бы увидеть Алешу, а уж с расспросами она подождет, сумеет с собой справиться. Но он все не шел и не шел. И не звонил.
Героини классических романов вынесли твердый вердикт: женщина должна быть гордой и ни в коем случае не должна навязываться мужчине. То есть звонить самой было нельзя.
Дядька молчал. Вот странное дело – по любому, даже самому пустяковому делу Катя всегда могла получить его совет, а по поводу Алексея он молчал, как воды в рот набравши. И про Ингу тоже, Катя спрашивала – верить ей или не верить? Дядька отводил глаза, вообще, в последнее время был он какой-то тихий и пришибленный, Катя помнила его совсем другим.
И Катя решилась. Ругая себя, она набрала номер Алексея и откашлялась заранее, чтобы голос звучал ровно и приветливо. Однако телефон ответил равнодушным голосом, что абонент выключен. Вот так вот, зря мучилась.
Катя бросила телефон на стол, как будто в руке у нее была дохлая лягушка, и поймала внимательный взгляд Казимира Анатольевича, который, как всегда, сидел в укромном уголке читального зала и тихонько шуршал газетами. Показалось ей или нет, что в глазах старика блеснуло сочувствие?
Катя опустила глаза, ощутив, как к щекам прилила краска. Господи, ну отчего она должна стыдиться постороннего человека? Тем более что ничего плохого не сделала…
Хоть бы Настя скорей вышла на работу, Кате осточертел этот читальный зал. Телефон лежал на столе весь день и молчал, издевательски мигая. И только перед самым концом рабочего дня он зазвонил. Катя взяла телефон дрожащей рукой, она почему-то точно знала, что это Алеша. Так и есть, это он. Ну, наконец- то!
– Катя, я должен с тобой поговорить! – раздался его голос в трубке. – Это очень важно!
Сердце у Кати забилось так сильно, что, наверное, Алексей услышал на том конце.
– Конечно, дорогой, – проскрипела она не своим голосом, – я так рада, что ты позвонил… Когда ты зайдешь?
– Я много думал в последнее время, я должен сказать тебе все!
«Наконец-то! – подумала, в свою очередь, Катя. – Наконец-то он решился!»
Говорить у нее не было сил, да Алеша, похоже, и не ждал от нее ответа. Совершенно механически она отметила, что сегодня голос его звучит необычайно взволнованно. Но это же понятно – сегодня он наконец объяснится, а потом… Катя не могла представить, что же будет потом. То есть могла, но не торопилась этого делать. Все рано или поздно устроится, все пойдет своим чередом, наконец-то у нее появится свой собственный мужчина, любимый и любящий.
– Я не могу уйти раньше… – проговорила она, – у Насти все еще карантин…
И тут же одернула себя – при чем тут Настя? Что она несет?
– Я долго шел к этому, я столько сделал, и теперь время настало! – говорил Алексей не своим, горячечным голосом. – Катя, я не могу ждать! Я приду сегодня к тебе!
– Домой? – спросила Катя и тут же себя пристыдила.
Разумеется! Он же сам сказал, что ему с Катей нужно серьезно поговорить! А что может быть серьезнее объяснения в любви? И где это следует сделать? Уж конечно, не в читальном зале, где вечером толпятся школьники, требующие то Толстого, то Набокова, то Горького, то Пастернака. И не в закутке, не по заслугам именуемом «столовой», куда так и норовит впереться баба Зина со своей шваброй!
Конечно, лучше всего спокойно поговорить дома, там хоть никто не помешает. Но сегодня…
Катя представила свою не слишком уютную квартиру, комнаты, давно требующие ремонта, и покрывало на диван она отдала в чистку, и занавеска сорвалась с карниза, а вчера у Кати не хватило сил лезть на стул, чтобы ее поправить. И в холодильнике, как всегда, пусто. И даже посуду она утром не успела вымыть, а это уж и вовсе последнее дело – оставлять после себя раковину грязной посуды, чтобы она кисла весь день. Но Катя вчера просто извелась от мыслей об Алеше, все валилось из рук, и она дала волю своей лени.
Невозможно принимать его в такой квартире, он испугается и убежит.
– Да, я приду в пять, ты должна меня ждать, потому что медлить нельзя! – крикнул он в трубку и отключился.
Катя сжимала телефон в руке, и сердце потихоньку успокаивалось. Что ж, раз он так решил, она не будет спорить, пускай объяснение состоится у нее дома. В конце концов, какое значение имеют ее разномастные чашки и мятые занавески? Уж если Алеша решился на серьезный шаг, это его не оттолкнет.
Краем глаза она заметила свое отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. Волосы растрепаны, глаза блестят, как при болезни, на щеках красные пятна… И этот серенький старенький свитерок, который делает ее еще бледнее, чем она есть! Давно пора его выбросить, а Кате все жалко. И сегодня натянула его, как всегда, не глядя на себя в зеркало.
Нет, с этим надо что-то делать. Алеша достоин лучшей доли, чем то, что отражается в стекле, – серая мышь, к тому же больная хроническим малокровием!
Катя взглянула на часы – полчетвертого. Алеша придет в пять, а ей еще доехать, переодеться и кое-что набросать на лицо!
Она сорвалась с места, на ходу застегивая сумку. И, разумеется, в дверях налетела на Киру Леонидовну.
– Екатерина Дмитриевна, – заведующая подняла аккуратно выщипанные брови, – куда это вы направились посредине рабочего дня? Вам что – надоела ваша работа? Смею вас уверить – биржа труда намного хуже…
– А мне плевать! – громко сказала Катя. – И на работу, и на биржу труда, и на тебя тоже!
И, отодвинув оторопевшую заведующую, она бросилась вон из библиотеки.
– Ну, дела! – только и вымолвила, как всегда кстати, появившаяся баба Зина.
А Казимир Анатольевич, прятавшийся в укромном уголке, дождался, пока заведующая шуганет бабу Зину, достал навороченный мобильный телефон, подаренный ему сыном, и тихонько сказал в трубку:
– Александра Павловна? Он появился. Да, позвонил только что Катюше. Она сорвалась с места и полетела домой, он назначил ей свидание.
Катя открыла дверь в ответ на звонок. Открыла не спрашивая, потому что ждала только его. Звонок был тревожный, нетерпеливый, даже отчаянный. Так звонят люди нервные, озабоченные большой проблемой, люди, решившиеся на все. Так не может звонить ни электрик, ни почтальон, ни соседка, которой неожиданно понадобилась соль. И врач так звонить не может, даже если его вызвали к тяжелому больному. Но Кате некогда было разбираться в интонациях звонка.
Она едва узнала стоявшего на пороге Алексея. Раньше он был сдержан и спокоен, ровен и приветлив со всеми, но без панибратства. Он никогда не говорил с сотрудницами библиотеки игривым, развязным тоном, редко улыбался своей мягкой, приветливой, но сдержанной улыбкой. Никогда не делал дамам шутливых или двусмысленных комплиментов. Кате нравилось его скромное поведение, и немного суховатое обращение тоже нравилось, она считала, что именно так должен себя вести серьезный, воспитанный человек.
Сейчас перед ней стоял совсем другой Алеша – резкий в движениях, решительный и в то же время
