– Она? – переспросила я. – Теперь вы уверены, что это была женщина?
– Уверен. Тут полно пыли, и в пыли видны отчетливые отпечатки обуви примерно тридцать седьмого размера. Согласись, что для мужчины это маловато!
Я не стала спорить.
Дядя Вася снова скрылся в шкафу, оттуда донеслось радостное пыхтение. Все-таки мой шеф – прирожденный мент, ничто в жизни не доставляет ему такого удовольствия, как поиски улик на месте преступления. А я стояла посреди комнаты, дав волю своему воображению.
А именно – представляла, как в день убийства здесь, на этом самом месте, металась Елизавета Ерощенко, подбрасывая улики и время от времени оглядываясь на труп Анфисы.
И ей даже в голову не приходило, что ее собственная жизнь висит на волоске, потому что в нескольких шагах от нее, в закрытом шкафу, прячется убийца!..
В шкафу что-то упало, дядя Вася чихнул от пыли и снова вылез из шкафа. В руке его была какая-то сиреневая штучка.
– Смотри-ка, тезка, что я там нашел! – проговорил он гордо. – Вот только не знаю, что это такое.
Он положил свою находку мне на ладонь.
Это был кожаный бантик сиреневого цвета.
– Висюлька от дамской сумки, – предположила я.
– Что? – переспросил дядя Вася. – Какая висюлька?
– Ну, просто украшение, – ответила я задумчиво. – На сумках очень часто бывают всякие бантики, петельки, шнурочки. Они не несут никакой смысловой нагрузки, их приделывают просто для красоты. Ну, дядя Вася, – добавила я с легким раздражением, – что вы, никогда ничего такого не видели? Вы же много лет были женаты!
Сама не знаю, откуда вдруг всплыло это раздражение. То есть отчасти понимаю – у меня шевельнулась какая-то мысль или не мысль, а воспоминание, но дядя Вася сбил меня своим вопросом, и эта мысль уплыла в глубину сознания.
Но незыблемый закон психологии гласит, что мужчину за всякое достижение нужно хвалить и поощрять, а свое раздражение прятать поглубже до более удобного момента. Поэтому я благосклонно взглянула на дядю Васю и проговорила:
– Здорово, что вы это нашли! Наверное, это потерял… потеряла убийца, когда пряталась в шкафу!
– Почему ты так в этом уверена? – протянул он с сомнением. – Может, это Анфиса потеряла!
– Ну, вы представьте, дядя Вася: она прячется в этом шкафу, нервничает, прислушивается к шагам Елизаветы и от волнения теребит эту самую висюльку… Я ведь сама женщина, и я часто так делаю. Ну и не заметила, как она оторвалась! А Анфиса… Нет, как хотите, это не она! Приходя в офис, женщины убирают в шкаф верхнюю одежду, уличную обувь, но не сумку – сумка всегда должна быть под рукой! И даже если она почему-то сунула ее в шкаф и при этом оторвался кожаный бантик – Анфиса заметила бы это и нашла его…
– Ну, как-то это для меня сложно и неопределенно! – протянул дядя Вася.
– Женская натура вообще сложная и загадочная! – ответила я, чтобы оставить за собой последнее слово.
Но черт возьми, где же я все-таки видела похожую кожаную висюльку?
– Ладно, пойдем отсюда, – огорченно сказал дядя Вася, – не хватало еще, чтобы нас тут обнаружили. Дойдет до наших капитанов… И Антона я подведу.
– Дядя Вася, вы пока к Антону Ивановичу, а я вас на стоянке подожду! – сказала я, поворачивая в обратную сторону. Я решила спросить у Кристины, не видела ли она здесь в офисе похожей сиреневой сумки. Глаз у нее – алмаз, может, что нужное и вспомнит.
Из Кристинкиного офиса доносились крики.
Я удивленно остановилась на пороге.
Прямо напротив двери стояла помощница Уколова Ирина Петровна. Лицо ее было красным от злости, в руке она сжимала какую-то бумажку. Размахивая этой бумажкой, она наступала на Кристину. Та отступала, заслоняясь локтем.
– Все оттого, что о работе не думаешь! – визжала Ирина Петровна. – Вечно шляешься по коридорам, то куришь, то кофе пьешь! Как тебя начальство держит?
– Вас не спросили! – огрызнулась Кристина.
– Да уж если спросят – я молчать не буду! Это же надо – вместо «ирригатор года» напечатать «аллигатор года»! Хорошо, что я вовремя заметила и не пустила этот буклет в работу! – Ирина Петровна потрясла своей бумажкой.
– А у вас там было неразборчиво написано! – отлаивалась Кристина. – У вас такой почерк, а все виноваты!
– Нечего сваливать с больной головы на здоровую! Это все из-за твоей безалаберности! Надо же, обратилась к вам по-соседски, думала, сделаете все как надо, а тут такая халтура! Больше никогда не буду к вам обращаться! И всем знакомым отсоветую!
– Как написано, так и сделали! Что вы привязались? И какая, в конце концов, разница – ирригатор или аллигатор?
– Что?! – Ирина Петровна задохнулась от возмущения. – Это тебе, может, нет разницы, а тут уважаемого человека, доктора наук, аллигатором обозвали! Или вот здесь, – она перевернула листок обратной стороной, – вместо «Женщина года» напечатано «Женщина дога»! Это что, по-твоему, одно и то же?
– Не волнуйтесь! – Из-за перегородки появилась незаметная Авдотья Ивановна. – Мы немедленно все переделаем! Заходите через час, все будет готово!
– Я надеюсь! – Ирина Петровна швырнула испорченный буклет, вылетела из офиса, чуть не сбив меня с ног, и с грохотом захлопнула за собой дверь.
– Ну и ведьма! – бросила ей вслед Кристина.
– Ты с ней того… помягче! – примирительно проговорила Авдотья Ивановна.
– С чего это? Ей, значит, можно хамить, ноги об меня вытирать, а я должна молчать?
– Во-первых, она все же клиент, а с клиентами нужно держаться в рамках. А во-вторых, у Ирины Петровны жизнь была тяжелая, она такое несчастье пережила… И в-третьих, ты же сама напутала, так что она в своем праве…
– Несчастье? – глаза у Кристины загорелись. – Какое несчастье?
– Ты что, не знаешь? – Авдотья Ивановна удивленно взглянула на нее. – Я думала, ты уже все сплетни здесь изучила! У Ирины Петровны несколько лет назад сын погиб. Такая трагедия!
– А, ну да, – Кристина поскучнела. – Верно, я что-то об этом слышала. То ли от передоза загнулся, то ли самоубийством покончил… Девчонки что-то такое рассказывали…
– Вот я и говорю – надо с ней помягче обращаться, более терпимо. Тем более что ты здесь действительно напортачила… надо же, ирригатора аллигатором обозвала!
– А это что – разные породы крокодилов? – поинтересовалась Кристина.
– Сама ты порода крокодилов! – И Авдотья Ивановна собралась уйти за перегородку.
– Сын погиб? – медленно проговорила я ей вслед.
– Ну да, – Авдотья обернулась, – сынок единственный, говорили, замечательный мальчик был, умница, спортсмен. Школу чуть не с золотой медалью закончил…
– А что с ним случилось?
– Да говорят, попал в плохую компанию, а там все кололись. И вот то ли сердце не выдержало, то ли жизнь его достала… Хотя с чего бы ему? Мать только для него жила, одна его воспитывала, он для нее – свет в окошке был… Ох, эти детки, наплачешься с ними! С тех пор Ирина Петровна такой и стала. Так что вы, девочки, с ней помягче…
– Сын погиб… А как его звали, не знаете?
У меня внезапно произошло некоторое озарение. Еще бы, все, что рассказала Авдотья Ивановна, было мне уже знакомо. Хороший мальчик, спортсмен, умница, только школу закончил. Уехал в спортивный лагерь, а потом вернулся… И все пошло наперекосяк.
– Не то Сеня, не то Саша… – Авдотья наморщила лоб, вспоминая.
