его замечание прольет бальзам на уязвленную гордость, но Элис остался невозмутим. — Сахибу надо помочь сесть на лошадь?
«Он конечно же откажется, — подумала Перси. — Обычная мужская самоуверенность». Но Линдон поставил здоровую ногу в сложенные лодочкой ладони грума и подождал, пока Пради поднимет его достаточно высоко, чтобы без помех перекинуть раненую ногу через седло.
Занятно — он не считал нужным разыгрывать из себя героя — в противоположность Стиву, который, несомненно, попытался бы справиться в одиночку, даже рискуя растревожить рану. Она нахмурилась. Что она хочет добиться, придумывая уважительные причины нелепого поведения любовника? Разве она уже не решила выбросить его из головы — вместе со своей глупостью? Он никогда по-настоящему не волновал ее — это теперь ясно. Но весь ужас в том, что внешне он был едва ли не двойником мужчины, которого она видела перед собой.
— А что случилось с махаутом? — спросила она, положив руку на повод, чтобы задержать Линдона.
— Он выжил. — Он посмотрел на нее сверху вниз, величественный и самоуверенный даже в этой пыльной одежде и бинтах с пятнами грязи и крови. — А почему вы интересуетесь?
— Потому что вы посчитали его жизнь дороже своей. Многие сахибы поступили бы иначе. — Этот славный поступок был для нее пока единственной добродетелью взрослого Элиса. — Вам было бы больно вдвойне, если бы он погиб.
— Я сам нанял его — кому ж, как не мне, отвечать за его жизнь? — пояснил Линдон.
— А деревенские жители, на которых повадился нападать людоед? Вы взяли на себя ответственность и за их жизни?
— Вы стараетесь найти во мне добродетель, Перси? — спросил он с обескураживающей проницательностью. — Вынужден разочаровать вас — просто охотничий азарт.
— Я так и думала, — согласилась Перси. — Мужчинам нравится убивать, правда? И вы не допустили бы смерти вашего слуги из-за какого-то тупого животного.
— Конечно, то был не глупый фазан или пугливый лис, — усмехнулся он, ничуть не тронутый — вот незадача! — ее маневрами. — А к чему вам так стараться ради мужчины, который явно вас раздражает?
— Просто я сама неслась так же быстро, как и вы, и обязана отвечать за свои действия, — ответила она. — А вы не раздражаете — вы поражаете меня до глубины души. Я не понимаю, зачем вам дразнить меня своим вульгарным Поведением.
— Просто старался походить на одного из героев вашей мечты. Подумал, что девушка без ума от французских романов и ожидает именно такого внимания. Вам, похоже, понравилось.
— От потрясения я словно помертвела — на мгновение. — Да, только ее губы раскрылись тогда в ответном поцелуе, а ее язычок касался его языка. — И я вовсе не без ума, как вы выразились. Подозреваю, вы сами изрядно начитались романов, милорд. — С этими словами Перси отпустила уздечку и пошла к Пради, который стоял поодаль, держа в поводу Хана.
Элис наблюдал, как она, с гордо выпрямленной спиной, подошла к своему груму, о чем-то с ним переговорила, постояла в нерешительности, поглаживая морду высокого мерина. Перси даже не смотрела в сторону Элиса. Но ему был виден румянец, проступивший на ее скулах, — она чувствовала, что он наблюдает за ней. «Помертвела на мгновение». Ну и чушь! Что бы Перси там ни говорила, но она ответила на его поцелуй.
Грум подставил сложенные ладони, она привстала и одним плавным движением легко уселась в седло, как прирожденная всадница. И сложена неплохо, подумал он, оценив ее длинные ноги, очертания которых проступили под мягкой тканью амазонки.
Теперь он увидел ее профиль и подумал, что Клодия все же права. Нос слишком длинноват, а лицо — он помнил то серьезное выражение, с каким она спрашивала о погонщике, — слегка асимметрично, но живая мимика скрадывала это впечатление. Критик, не склонный целовать это лицо, сказал бы, что рот ее слишком широк, рост высоковат, а сама она так немодно худощава. В ее облике уже не найти того гадкого утенка, теперь оно не то чтобы прекрасно, но живо и привлекательно.
Этот поцелуй потакал его фантазиям, он до сих пор помнил вкус ее губ. Странно, когда он обводил кончиком языка ее рот, ему почудилось, что этот вкус ему давно знаком.
Он помнил нежные изгибы ее тела, когда она прижалась к его груди. Хорошо, что острая боль в правой руке и ноющее бедро отвлекли его от воспоминаний. Элис пустил гнедую бок о бок с ее мерином, благо Перси отпустила поводья — она в это время обеими руками поправляла локоны, выбившиеся из-под сетки прически. Ворот амазонки был открыт — там, где отсутствовал шарф, — и Элис скосил глаза на ее белую стройную шею в вырезе платья.
Вчера ее вечерний наряд обнажал гораздо больше прелестей, но — странное дело — он казался скромнее, чем этот распахнутый ворот. Он поднял взгляд. По ее крепко сжатым губам Линдон догадался: она знает, куда он заглядывал. Останься он в Англии в то время, когда она, неразумное дитя, превращалась в соблазнительную женщину, вряд ли эти перемены произвели бы на него такое впечатление — верно, он все равно видел бы в ней малышку Перси. Однако Линдон прекрасно понимал, чего ему хочется сейчас, когда он смотрит на нее.
— Мы оба — пассажиры «Королевы Бенгалии», — сообщил он очевидное, тщась удержать ее подольше возле себя и между тем спровоцировать на более острые высказывания.
Он помнил, как на приеме поддразнивал ее, рассуждая о воздаянии и покаянии, и как эта перепалка неожиданно возбудила его фантазию. Приятно представить, как он барахтается в постели с острой на язычок, свирепой леди Перси и она пытается залепить ему пощечину. Пожалуй, он позволит ей нанести пару ударов, прежде чем…
— Да, — согласилась она настороженно.
Несомненно, некоторые его фантазии отразились на его лице. Элис поерзал в седле и постарался стряхнуть внезапное наваждение, причиняющее ему физические неудобства. Будет лучше, если он продолжит представлять ее тем простоватым товарищем по детским играм, которого не надо было подзывать дважды — зеленоглазая тихоня ловила каждое его движение.
— Вам, конечно, не терпится добраться до дому, — добавила она с вежливой сдержанностью. — Соболезную вам: говорят, лорд Айверн тяжело болен.
— Благодарю.
Он не мог ничего более сказать для продолжения беседы — все, что приходило ему на ум, было или ложью, или лицемерием. Судя по тому письму, что он получил еще месяц назад из замка Линдонхольт, у него были все шансы уже числиться маркизом. Но как бы он ни печалился, никакого искреннего сострадания по отношению к отцу не испытывал. Они никогда не были особенно близки, а обстоятельства их разрыва и вовсе горько вспоминать. Даже если отец еще жив, как сможет он найти общий язык с этим повидавшим жизнь, закаленным двадцатидевятилетним мужчиной? Ведь он помнит его только злым и наивным юнцом, убежавшим из дому.
Кроме того, не следует забывать и о мачехе — Иможен. Что ей ожидать от пасынка, который не пожелал присутствовать на ее свадебной церемонии?
Ей предстоит жестоко разочароваться, если она осталась хозяйкой в доме, полагая, что он простит ее или до сих пор питает к ней нежные чувства. Ей следует удовольствоваться полагающейся вдове долей имущества и убраться в свой особняк. А он намерен в скором времени ввести в родовой замок свою новобрачную. Она представлялась ему нежной, скромной и целомудренной леди, воспитанной в строгих правилах. Он выберет ее из своего круга, она родит ему наследников и будет замечательной хозяйкой дома. Но — никаких сердечных переживаний с его стороны, любовь оставим для идеалистов и романтиков, а он не из их числа. Отныне и навсегда.
— Не хотите ли поделиться своими мыслями? — прервала Перси затянувшееся молчание: ее настороженность сменилась лукавством.
Он чуть не улыбнулся в ответ: эта оригинальная леди сейчас так напомнила ему ту терпеливую девчушку, которая никогда не обижалась на кумира, позабывшего о ее присутствии. А может быть, ей и самой было проще жить, когда он не обращал на нее внимания?
— Мечтаете о родном очаге?
