Миньяс прошел в смежную с кабинетом приемную и оторвал кусок стенной обивки, чтобы лучше слышать, о чем будут говорить врач и Педро Коралес, а тем временем Даниэль уже докладывала Полю Дро, что его ждет посетитель.
— Пусть он войдет, — сказал хирург, побледнев еще больше.
Через минуту Педро Коралес уже тряс руку директора лечебницы.
— Вы не оперируете сегодня утром? — спросил перуанец. — Я вас не побеспокоил?
Указав посетителю на стул, Дро тоже сел.
— Ничуть, — ответил он.
Тотчас, с профессиональным любопытством, хирург стал внимательно разглядывать лицо нового своего посетителя, в котором обнаружил поразительные перемены.
Цвет лица его, прежде светлый, приобрел свинцовый оттенок, глаза странным образом потемнели, нос заострился, скулы выступали, щеки ввалились, а руки, не переставая, дрожали.
«Вот и плоды богатства, — подумал Поль Дро. — Внезапно заполучив большие деньги, этот счастливчик, должно быть, перестал сдерживаться, не просыхает от кутежей… Держу пари, что пьет он беспробудно и каждый вечер с бокалом шампанского в руке обмывает полученное наследство…»
Поль Дро прервал свои философские размышления, ибо, как всякий человек научного склада ума, не любил попусту терять время и обратился к своему собеседнику.
— Я рад вас видеть, сделайте милость, объясните, чем обязан я вашему визиту?
Перуанец поклонился.
— Во-первых, доктор, — сказал он, — я хотел бы еще раз поблагодарить вас за все, что вы сделали для моей тетушки… А во-вторых… во-вторых, я хотел бы…
Педро Коралес смущенно умолк.
Затем, путаясь в словах, начал снова:
— Послушайте, доктор, хоть вы и хирург, вам, наверно, не чужда медицинская практика… Ваш диагноз, вне всякого сомнения…
Коралес изъяснялся невнятно, и Поль Дро почуял, что вот-вот ему откроется какая-то неожиданная тайна.
— Я не врач, — отвечал он, — но ведь медицина и хирургия — сестры, основные положения терапии мне знакомы. О чем вы хотите со мной побеседовать?
Коралес поднялся; проделал он это с заметным усилием, словно едва держался на затекших, отяжелевших ногах, задыхаясь от малейшего усилия; глаза его сверкали неестественным блеском.
— Господи, доктор, — вымолвил он, — раз уж так случилось, не буду скрывать от вас — мне не совсем здоровится.
— Вы и впрямь выглядите неважно.
— В самом деле? — сказал перуанец, отстукивая зубами дробь. — Представляете, доктор, меня просквозило, я подхватил страшнейшую невралгию. Порой боль становится нестерпимой, и как раз сейчас…
Поль Дро слушал больного с невозмутимым спокойствием. Он сам продолжил начатую перуанцем фразу.
— Как раз сейчас, — сказал он, — вам совсем скверно.
— Невероятно… впрочем, вы сами заметили, как плохо я выгляжу.
— Вы хотели бы знать, что вам предпринять? — спросил хирург. — Хотели бы получить рецепт?
— Нет, нет, — поспешно прервал его Педро Коралес, — рецепт мне не нужен, я знаю, что от перемежающейся лихорадки мало что помогает, боль можно снять лишь на время, например…
Тут он стукнул себя по лбу:
— Вот, например… Что бы это могло быть?.. Например, морфий, доктор, в таких случаях он приносит облегчение… У вас же есть морфий? Не могли бы вы сделать мне укольчик?.. А еще лучше — не могли бы вы раздобыть мне ампулу этого чудесного обезболивающего?.. Разумеется, я заплачу…
Услышав последние слова, Поль Дро подошел к Педро Коралесу, взял его под руку и силой подвел к окну.
— Хватит, пошутили, — без обиняков начал Поль Дро, — поговорим начистоту. Господин Коралес, уже с четверть часа я наблюдаю за вами и вот мое заключение: вы вообще ничем не больны, ведь так? Ваша невралгия — не более, чем предлог, вы морфинист и рассчитывали на мою помощь, чтобы достать морфий? Ведь так? Отвечайте!
— Но, доктор…
— Прошу прощения, вы рассуждали следующим образом: «В психиатрической лечебнице непременно должен быть морфий… Доктор Дро — человек продажный, я найду способ подкупить его и уговорить потворствовать моему пороку…» Признавайтесь, сударь.
На Педро Коралеса жалко было смотреть.
Поль Дро, разумеется, угадал верно!
С некоторых пор перуанец безбожно злоупотреблял морфием, и этот страшный яд производил в его организме убийственные разрушения. Он не мог больше без него обходиться и жестоко страдал, когда не удавалось достать морфий.
Коралес мертвенно побледнел.
Поль Дро был прав: в последнее время он с большим трудом раздобывал морфий, он придумал обратиться к хирургу, а тот намеревался ему отказать.
Ослабевший, как все токсикоманы, как все такого рода больные, морфинист готов был расплакаться от отчаяния.
— Доктор, доктор…
Вдруг на него словно снизошло вдохновение. Педро Коралес сунул руку в карман.
— Пусть так, — сказал он, — я морфинист, вы правы, и я подумал, что смогу достать у вас этот яд. Все верно… Но не отказывайте мне, Дро, я предлагаю вам целое состояние. Сколько вы хотите? Тысячу франков… десять, двадцать тысяч… или еще больше?.. Я заплачу, сколько скажете…
Несчастный бросил на врача взгляд, полный мольбы и тревоги.
Поль Дро ни за что не должен был дать себя разжалобить. О, немало повидал он несчастных морфинистов, стыдливых и жалких, канючащих и готовых на все, лишь бы достать это пагубное снадобье.
Любую психиатрическую лечебницу можно было бы назвать домом морфия. Его применяют там ежеминутно. Редкий случай, когда в коридоре не встретишь медсестру со шприцем морфия для инъекций.
Морфий! Он успокаивает и приносит сон; поначалу больной видит в нем просто снотворное, затем, после первых уколов, — средство облегчить боль, а потом это становится пороком и наступает привыкание — страшное привыкание!
Морфий!.. О, конечно же Поль Дро был отлично с ним знаком; если бы он согласился поставлять эту отраву Педро Коралесу, мало-помалу он ловко стал бы вытягивать у перуанца все более значительные суммы.
С его стороны это было бы подлым мошенничеством, хуже, чем мошенничеством, — это было бы преступлением. Морфинист — настоящий самоубийца, и того, кто поставляет ему морфий, с полным правом можно назвать убийцей.
Поль Дро не колебался. Он с силой схватил Коралеса за руку.
— Сударь, — вымолвил он, — если бы здоровый, сильный, ни на что не жалующийся человек вздумал назвать меня вором, мошенником или бандитом, я бы тут же потребовал у него сатисфакции… Если бы те же оскорбления я услышал от душевнобольного, я бы заранее простил его, — ибо знаю — душевнобольные не отвечают за свои слова. Если мне не изменяет память, всякий морфинист безумен… поэтому я не принимаю близко к сердцу ваши оскорбления… Но не советую злоупотреблять моим терпением. Подите вон! И чтобы ноги вашей здесь больше не было!
Врач толкнул Педро Коралеса, и тот отлетел прямо к двери.
Поль Дро нажал на звонок. Вошла медсестра.
— Проводите этого господина, — распорядился хирург.
