— Раз вы, сударь, по налоговой части, то и заплатите, не скупясь, а раз заплатите, не скупясь, кобылка пусть пошевелится, наплевать, если охромеет, все одно завтра продам ее.
И, хохоча во все горло, кучер от души нахлестывал бедную лошаденку.
Жюв рассудил, что теперь самое время приступить к расследованию.
— Ба! — начал он. — Особенно-то не торопитесь, время есть. Сколько до Тилли?
— Отсюда километра четыре будет, деревушка невелика, да что там! Дорога известная…
Пустив рысью свою серую кобылку, кучер развернулся боком, устроился поудобнее и приготовился к приятной беседе.
— Ума не приложу, что такое случилось, — заговорил он, — но теперь я только и делаю, что гоняюсь в Тилли. Всем вдруг понадобилось в Тилли, просто отбоя нет. Поди, на строительство школ едут, так я думаю, сударь.
— Вероятно! — повторил, не споря с ним, Жюв и нахмурился. — Может статься, вам доводилось возить туда моих коллег… Как они выглядели?
Тут кучер звонко хлопнул себя по ляжке.
— Что нет, то нет, этого я вам никак не скажу, — отозвался он, — кому рассказать — животики надорвешь, сдается мне, два раза кряду седок был один и тот же, только… Он и носа не казал.
Жюв слушал, затаив дыхание.
— Как так? — спросил он.
— А вот как: раз вечером, скажу — не совру, в прошедшую субботу, посиживал я за стаканчиком у мамаши Лебас, все чин-чинарем, вдруг — пришли за мной… Седок уже влез в повозку да поджидал меня. Ну, пришел я, спрашиваю: «Куда поедем?» — «В Тилли», — так он ответил. «Семь франков в оба конца», — так я сказал, плюс чаевые… Согласен он на семь франков, договорились, поехали… Сидит он — ровно неживой. Забился в глубь повозки, укутался в пальто — ни слова, ни звука. Путь не близкий, ну я и не выдержал, заговорил в ним… «Слушай, приятель, — так он сказал, — займись-ка своей кобылой, а меня оставь в покое». Ну, тогда и я замолчал, сударь…
— Само собой, — согласился с ним Жюв.
Однако подгонять кучера больше не требовалось.
— Так и ехали, — продолжал он, — только я-то первым ему понадобился. Еще мы и до Тилли не доехали, встает он — аккурат на перекрестке — и говорит мне: «Стой… Я здесь сойду. Дальше пойду пешком. Мэр где живет?» Ну — я объяснять: мэр, де, живет подле церкви. «Ясно, — так он сказал, — а Клеманов знаешь?» Еще бы, у них огромная ферма на краю деревни. «Ладно, ладно», — так он сказал. Хотите — верьте, хотите — нет, но дал он мне, сударь, десять франков да сказал при этом: «Ты больше не нужен мне, убирайся вон!..»
— Да! — добавил крестьянин. — Вот бы каждый день да такие клиенты.
Жюв буквально сгорал от любопытства.
Что за таинственный незнакомец был здесь в прошлую субботу, за три дня до похищения ребенка, зачем нужен был ему адрес Клеманов?
Жюв невольно спросил себя:
— Не случай ли, подсунув мне этого возницу, навел меня на весьма интересный след?
— И вам довелось встретиться с этим человеком еще раз? — поинтересовался Жюв.
Крестьянин расхохотался.
— Так и случилось, только вышло оно еще забавней… Представьте, что в следующий понедельник возвращаюсь я с ярмарки, из Озу, еду по этой самой дороге — прямо, как сейчас, только… Ну конечно!.. Ехал-то я в другую сторону, возвращался в Лизьё, и вдруг — на тебе! Слышу, кличет кто-то меня в темноте. «Эй! — так он кричал, — подвезешь до Лизьё?»
Останавливаюсь, отвечаю: «Да, сударь». Хотите — верьте, хотите — нет, но вижу, стоит передо мной мой приятель — тот самый. Умора, да и только!..
— Умора! — подхватил Жюв.
Крестьянин продолжил:
— Тут влезает мой приятель в повозку. «Погоняй, — так он сказал, — да отвези меня на вокзал!»
Я-то признал его, спрашиваю: «Гляди-ка, неужто опять встретились?..»
На этих словах крестьянин прервал свой рассказ.
— Но, Кокотт! — заорал он. — Пошевеливайся-ка, разрази тебя гром, тысяча чертей тебя дери! Но! Достанется тебе на орехи!
Подхлестнув лошадь, кучер продолжил:
— Так вот, сударь, видит мой приятель — признал я его. «Дурак, — говорит он мне, — если ты и признал кого, не след кричать о том во все горло»… И встал во весь рост — вот-вот начнет все крушить.
У Жюва перехватило дыхание:
— И что он сделал?
Крестьянин удивленно взглянул на него.
— Да ничего, черт его дери! Я тогда сказал ему: «Сядьте-ка, не то хлопнетесь на землю». Следом ехала другая повозка, я погонял и погонял кобылку — не люблю, когда обгоняют. Странный приятель мой уселся, да так и просидел, не двигаясь, до самой слободки, а на вокзале вышел. Вот с тех пор все и гадаю: и что тому парню здесь понадобилось? Да уж! Видок у него был не из приятных.
Со всего маху хлестнув лошадь, крестьянин заключил:
— Все это политические штучки… Мэр Тилли, скажу я вам, бахвал, каких мало, хитрит все да умничает. На выборы приглашенные прибывают из самого Парижа, готов поклясться, что приятель-то мой… Но, Кокотт!
Переваливаясь с боку на бок, повозка ехала по улицам Тилли-сюр-Лизьё.
— Куда доставить вас? — спросил возница.
— В мэрию.
Крестьянин расплылся в улыбке.
— Я же сказал, что вы чиновник; не скажите там обо мне чего дурного, идет? Может, и сболтнул я лишку, наговорил, будто мэр наш хвастун, но ведь, если разобраться, славный он малый, ей-ей! так оно и есть, и немало добрых дел за ним числится! Уж это точно…
Сии запоздалые восхваления Жюв пропустил мимо ушей. Он задумался.
Казалось, и впрямь ему помогал его величество случай — сыщик из сыщиков, тот самый случай, который в конце концов всегда принимает сторону истины.
Хоть в рассказе крестьянина многое было неясным, он содержал ценные сведения, которые Жюв пытался свести воедино.
— Из Парижа прибыл таинственный незнакомец, якобы затем, чтобы повидать мэра. Этот незнакомец появился в субботу, а в понедельник исчез ребенок. Незнакомец не хотел, чтобы его узнали. Возница, человек бесхитростный, это заметил. Ну что ж! По правде сказать — недурно!
Жюв высадился у мэрии. Это небольшое кокетливое строение белого цвета составляло гордость коммуны, его возвели совсем недавно, чтобы доставить удовольствие лично мэру, который вечно возмущался неудобством прежней ратуши.
Жюв проник в вестибюль, выбеленный известкой, обнаружил там, как ему показалось, консьержку — пожилую женщину, ощипывавшую гусей; он снял шляпу и осведомился:
— Могу я видеть господина мэра?
— Может, и да, — отвечала старуха.
— Он у себя? — не отступал Жюв.
— Может, и так.
По всему было видно — старуха не хотела неприятностей. Жюв упорствовал:
— А где живет он, не скажете?
— Да рядом.
Это могло означать что угодно, и Жюв решил, что так и будет топтаться на месте.
К счастью, он вспомнил, что находится в Нормандии и что в Нормандии можно легко разговорить самых упрямых старух.
