Владимир, в сущности, был обыкновенной пешкой, он лишь служил прикрытием для коварного Фантомаса, одно имя которого всех повергало в трепет.
Возможно ли, чтобы Фантомас позволил осудить собственного сына, которому скорее всего грозила смертная казнь, и не попытался бы вырвать его из-под топора Дайблера[5] ?
Жюв и Фандор так не думали!
Во время трагических перипетий «дела жокея в маске» два друга подстроили поимку князя Владимира и теперь опасались мести Фантомаса, которая могла последовать в любой момент, ибо в тот день сын Фантомаса должен был занять место на скамье подсудимых и ответить за содеянные им преступления.
Несмотря на волнение, Жюв и Фандор искренне радовались, что настал наконец этот знаменательный день.
Арест Владимира был победой над Фантомасом! Коварный бандит потерпел крупное поражение, тем более жестокое, что затронуты были его отцовские чувства — единственное, что было в нем человеческого.
Готовые ко всему, страшась мести Фантомаса, Жюв и Фандор смотрели, как сквозь грязные стекла фиакра мелькали знакомые парижские улицы.
— Берегись, Жюв, — шутливо бросил неистощимый на выдумки Фандор, — Фантомас неподалеку!
— Берегись, Фандор, — без тени улыбки отозвался Жюв, — сейчас не время для шуток. Владимир рискует головой, а мы — собственной шкурой.
В шесть утра того же дня в одиночную камеру тюрьмы Санте, где содержали князя Владимира, не допуская к нему никого, кроме следователя, вошли два надзирателя.
— В чем дело? — спросил узник.
— Вам ли не знать, черт подери, сегодня суд по вашему делу, — растолковал ему один из тюремщиков.
— Сегодня? — вслед за ним повторил Владимир.
Эта новость и взволновала, и удивила его. С того дня, как его арестовали, сын Фантомаса разительно переменился. Он был натурой властной, увлекающейся, жадной до удовольствий, таким людям никогда не сидится на месте, к тюремному распорядку они привыкают с трудом.
Пребывание в Санте пошатнуло его здоровье. Иногда у него случались бессонницы, в другой раз всю ночь мучали кошмары и просыпался он весь в поту, задыхаясь, не зная, жив он или мертв.
Надо сказать, поначалу Владимир не воспринял всерьез свое заточение. Как и многие другие, он перил во всемогущество Фантомаса, знал, что его отец любит величать себя владыкой всех и вся, а потому и мысли не допускал, что арестовали его взаправду и что помочь ему невозможно. «Фантомас спасет меня, — думал Владимир, — Фантомас вызволит меня из этой тюрьмы».
Дни шли за днями, недели за неделями, а положение узника оставалось прежним.
В полной мере испытал князь Владимир все тяготы тюремного заточения. Он потерял счет времени, утратил всякую надежду на свое освобождение.
Ни от кого не получая весточек, не зная, что сталось с Фантомасом, князь Владимир совсем пал духом, решил, что отец от него отступился, и приготовился до дна испить роковую чашу своей судьбы; он заранее смирился со смертным приговором и был готов к казни.
Допрашивавший его следователь был человеком педантичным, дотошным и не из робких.
Владимир оспаривал каждый пункт обвинения. Большинство своих злодеяний он начисто отрицал, остальные пытался представить вполне невинными. Эта борьба отняла у него последние силы.
Кроме того, памятуя о советах отца, Владимир наотрез отказался выбрать себе адвоката. Его защиту поручили молодому стажеру из добропорядочного семейства; облачившись в мантию, тот с удовольствием красовался в судебных кулуарах, поглаживая куцые свои бакенбарды и нимало не тревожась о судьбе вверенного ему опасного подзащитного, которого, надо сказать, и сам побаивался.
Такой защитник вряд ли мог поднять моральных дух князя Владимира.
Сын Фантомаса превратился в настоящего неврастеника, считал себя безвозвратно пропавшим, осужденным на верную гибель; он начисто забыл дату, на которую назначили слушание его дела.
Когда охранник объявил ему. «Сегодня суд», Владимир вздрогнул от удивления, как если бы он и понятия не имел об этом трагическом дне, который он мог окончить живым, если его оправдают, и мертвым, если осудят.
Однако ни одного вопроса князь Владимир не задал. Не в силах сопротивляться, он готов был подчиниться, чему угодно — приказам, оскорблениям, всему, что происходило вокруг него. Он стал податливым, точно воск, воля его была парализована; вот этому-то заключенному и предстояло занять место на скамье подсудимых.
Так и не заметив ничего подозрительного, Жюв и Фандор прибыли во Дворец правосудия; огромные часы, украшавшие памятник на близлежащем бульваре, как раз отбивали десять ударов.
— Явились минута в минуту, — сказал Жюв.
— Тем лучше, — отозвался Фандор, — ждать придется недолго.
Пройдя коридорами Дворца правосудия, они попали в помещения суда присяжных, предъявили судебному исполнителю свои повестки, и тот препроводил их в небольшой, наглухо закрытый зал для свидетелей, где они должны были ожидать своей очереди, чтобы дать свидетельские показания.
Жюв и Фандор поздоровались с ожидавшими там же другими свидетелями; с многими они были знакомы. Среди них было немало завсегдатаев ипподрома и конюхов, работавших вместе с Фандором под началом Бриджа. Были там и жители Шеврёз, которые в то достопамятное утро видели, как над деревушкой накрапывал кровавый дождь — через некоторое время в парке замка найдут труп папаши Фабра.
Поздоровавшись со свидетелями, Жюв и Фандор поспешили уединиться.
Обоих не отпускала неизъяснимая тревога.
— Пока ничего, — сказал Жюв.
— И впрямь — ничего, — ответил ему Фандор.
Нервным движением журналист еще крепче стиснул в кармане рукоять браунинга.
— Поверьте моему слову, Жюв, Фантомас где-то рядом.
Этой фразы Жюв не расслышал — он задумался.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросил он. — О том, как выглядит в эту минуту зал заседаний. На трибунах черно, в загородке для публики не протолкнуться, полно стажеров — все хотят видеть, как будут судить сына Фантомаса! Черт возьми, не часто выдается такой денек, зал, должно быть, набит до отказа!
Такие речи удивила Фандора.
— Наверное, так оно и есть, — согласился он, — но вам-то, нам-то какое до этого дело?
Настал через удивляться Жюву.
— Так ты не понимаешь?
— Не понимаю.
— Меня это попросту пугает. Если Фантомас действительно что-то замыслил, я предпочел бы, чтобы в зале были только ты да я: к чему подвергать опасности чужие жизни, ведь те, кто пришли сюда из любопытства, могут невольно стать жертвами драмы, в которой главные роли — наши!
Так рассуждали они еще долго.
Внезапно беседа их была прервана. Вошел судебный исполнитель и выкрикнул:
— Полицейский Жюв и свидетель, журналист Жером Фандор. Следуйте за мной, господа, суд желает выслушать ваши показания одновременно.
Узкими коридорами судебный исполнитель повел Жюва и Фандора в зал судебных заседаний.
