— Бедняга! — изрек он. — Вот уж кому решительно не повезло, кто никогда не будет самим собой. Его тетушка так богата, что прямо-таки поглощает его. Никогда не скажут просто — Коралес, говорят — племянник Кончи Коралес.
— Говорили, — поправил толстяк.
Миньяс искренне удивился:
— Почему — говорили?.. Не хотите ли вы сказать, что он более не племянник своей тетушки?
Тут уж толстяк не выдержал:
— Именно так, черт возьми, он больше не племянник, ему улыбнулась удача, поэтому-то я и злюсь. Он больше не племянник, милые мои, теперь он наследник.
Эту новость толстяк провозгласил торжественно.
Миньяс, посмеиваясь, заметил:
— Ну и ну! До чего же вам хочется быть на его месте.
— Ей же ей, ваша правда, приятель! Я не стал бы отказываться. Известно ли вам, что у Педро Коралеса не было ни гроша и что смерть тетушки, завещавшей ему свое состояние, в одночасье сделала его мультимиллионером.
— А что, тетушка его была молода?
— Да когда же она умерла?
— Сегодня утром.
— Где?
— Сегодня утром или вчера вечером — за точность не поручусь, новость я узнал с четверть часа назад… Впрочем, многое в этой смерти необычно, у бедняжки Кончи Коралес, похоже, не было ничего серьезного. Короче, из чувства снобизма и чтобы разжалобить своих подружек, она велела поместить ее в клинику для душевнобольных, в Кейн, кажется, на авеню Мадрид.
— К хирургу Полю Дро, — опять прервал его Миньяс, — я знаю эту клинику, она продается.
Будто и не заметив, что его прервали, толстяк продолжал рассказывать:
— Операция, скажу я вам, была пустячной, дня через три Конча Коралес была бы уже на ногах, к вдруг — вот-те на: она умирает. Педро, наверно, запрыгал от радости!.. Держу пари: на этих похоронах скучать не придется!
Толстяк расхохотался, да так заливисто, что огромный живот едва не доставал ему до подбородка.
— Подумать только, — повторял он, — а ведь сам-то я никому не довожусь племянником. Есть от чего придти в уныние!
В этот момент дверь бара внезапно распахнулась, явив живописного персонажа, одетого более чем скромно: зеленоватого цвета пальто, поношенный котелок и пара несвежих перчаток. Башмаки его были в грязи, брюки забрызганы, в руке он держал раскрытый зонт, на котором поблескивали капли воды.
Вошедший окинул взглядом посетителей бара.
— Вы здесь, господин Миньяс? — громко сказал он. — Вас-то я и искал.
Подойдя ближе, он добавил:
— Вы рано ушли с биржи, никто не знал, где вы… Если бы меня не осенило поискать вас здесь…
Вновь прибывший слегка кивнул Луиджи и толстяку, с которыми, вернее всего, не был знаком.
Миньяс представил его.
— Рекомендую, — сказал он, — господин Картере, маклер, специализируется на размещении акций торговых фирм.
И, с едва заметной усмешкой, добавил:
— Один из моих друзей.
Маклер Картере выглядел озабоченным и явно нервничал.
Кланяясь спутникам Миньяса, он глаз не сводил с самого банкира.
Наконец, он решился:
— Найдется у вас минутка?
Миньяс слез с табурета.
— Вы, разумеется, хотите поговорить со мной о деле?
— Разумеется.
Маклер и финансист отошли на несколько шагов от стойки бара, и Картере приступил прямо к делу:
— Итак, что вы решили?
Миньяс прикинулся, что не понимает.
— Что я решил? Вы, собственно, о чем?
Концом мокрого зонтика маклер вычерчивал на полу ему одному понятную фигуру.
Он уверенно заявил:
— Бросьте, господин Миньяс, вы прекрасно знаете, в чем дело.
— Понятия не имею.
— Я хочу знать, каковы ваши намерения относительно дела, о котором я говорил вам.
Миньяс усмехнулся:
— А!.. Так вы о той лечебнице, что продается? Послушайте, как раз перед вашим приходом мы говорили об одной больной, она только что там скончалась. Такой рекламе не позавидуешь!
И Миньяс сам рассмеялся своей же шутке; маклер же, озабоченный, даже не улыбнулся.
— Дельце выгодное, — продолжал он, — до сего дня лечебницей никто как следует не занимался, роскоши и удобств там хватает, и доведись ей попасть в хорошие руки, она будет давать изрядные барыши. К тому же…
Но тут Миньяс покатился со смеху, и Картере замолчал.
Финансист сам заключил начатую фразу:
— К тому же, дельце такое выгодное, Картере, что вам никак не удается пристроить хоть одну акцию — это вам-то, знакомому со всеми богатеями — вот почему вы разыскивали меня и вот почему снова пытаетесь уговорить.
Маклер Картере понимающе улыбался.
— Вы все шутите, — запротестовал он, — с вами, господин Миньяс, невозможно говорить серьезно… Уверяю вас, вы ошибаетесь: во-первых, дельце совсем недурное, а, во-вторых, я всегда помещаю все акции, какие хочу. Одного имени Поля Дро достаточно, чтобы продать лечебницу — это-то вы не будете отрицать, и, следовательно…
— Прошу прощения, — вновь оборвал его Миньяс, — но если все обстоит так блестяще, как вы расписываете, почему бы вам, в самом деле, не продать эту лечебницу кому-нибудь другому? Не вы ли, Картере, намеревались поправить дело, распродав акции?
— А не вы ли, господин Миньяс, — не остался в долгу Картере, — обмолвились как-то, будто это дельце заинтересовало бы вас, продавайся лечебница в одни руки? Не вы ли хотели стать единоличным ее владельцем?
Удар попал в цель, и финансист заколебался:
— Все дело в цене, — подытожил он. — Не то, чтобы я полагал такое помещение капитала совсем уж невыгодным, но согласитесь, Картере, в подобные предприятия очертя голову не бросаются… Для начала, какую вы назначаете продажную цену?
— Шестьсот тысяч франков.
Миньяс пожал плечами:
— С такими ценами серьезные дела не делают, я же не простофиля какой-нибудь. Пятьсот тысяч, и по рукам.
Подумав с минуту, Картере осведомился:
— А за пятьсот тысяч купите?
Миньяс отвечал с неизменной улыбкой.
— При себе у меня нет такой суммы, — заявил он, — но в общем-то…
— Оплата в недельный срок.
— Ну и прыть у вас, Картере.
