– Смотри, что я нашел, – он протянул мне пулю. – Она застряла у меня в парике. Представляешь!
– Отдай ее мне!
– Зачем? – удивился он.
– На память.
Бони отдал мне пулю.
Пришел Прохор.
– Ну, я слушаю. Подробно, пожалуйста.
В его голосе слышались металлические нотки.
– Давайте отвезем моего друга домой, кажется, он неважно себя чувствует, и поговорим где-нибудь в спокойной обстановке, – сказала я.
– Опять тянешь резину?! – еще жестче воскликнул Прохор.
– Нет, хочу собраться с мыслями, да и мой друг здесь ни при чем.
Он включил двигатель, за нами тронулась еще одна машина, кого-то из прохоровской свиты.
– А как вы здесь оказались? – спросила я.
– Когда ты сказала, что все решиться сегодня вечером, я велел своим людям присматривать за вами.
– И тогда, когда мы ездили к маме?
– Да, и к маме тебя сопровождали, и к салону красоты, и к моему дому, а вот маскарад ваш проглядели. Тебя узнать совершенно невозможно, зато твой друг – вылитый ты. Как вам это удалось?
– Бони, его так зовут, настоящий мастер, он может все. Он из меня сделал красотку, я ведь была совсем другая. И в расследовании мне помогал. Он и Ваня – самые лучшие друзья, я бы без них пропала.
Я говорила, говорила, очень громко, почти радостно, и при этом дрожала как осиновый лист.
Прохор неожиданно остановил машину, но еще более неожиданно дал мне пощечину. Я так обиделась, что тут же зарыдала. Поток слов, часто бестолковых, прервался.
– Вот и молодец, – сказал Прохор. – Теперь лучше?
Мне действительно стало лучше. Прошел озноб, я стала вполне адекватна.
– Спасибо, – тихо сказала я и еще тише, боясь услышать ответ, спросила: – Ванечка умер, да?
– Нет, он жив. Пуля прошла навылет, задела артерию на шее, очень большая потеря крови. Вот все, что известно на данный момент. Мои люди отправились в больницу и будут подробно докладывать о его состоянии. Надеюсь, выкарабкается, он крепкий.
– Я во всем виновата, это я втянула его в расследование.
– Прекрати, – остановил меня Прохор. – Начнем с того, что я сам его к тебе приставил и сам вынудил тебя начать поиски убийцы, хотя я не думал, что ты воспримешь мои слова так буквально. Просто тебе надо было находится у меня под присмотром до тех пор, пока не нашли бы убийцу. Когда ты сама занялась расследованием, я, правда, подумал, что это на пользу. Ты отвлечешься, а может, действительно, что- нибудь откопаешь, дилетантам иногда везет. Но оно вон как обернулось. Этого я не мог предусмотреть. Так что ты себя не вини. Я, старый дурак, заварил кашу, мне и расхлебывать.
– Вы здесь ни при чем, это давняя история, и я вам сейчас ее расскажу, только нужно отвезти Бони домой, а может, даже к врачу. Что-то он не очень хорошо выглядит.
Бони полулежал на заднем сиденье и то ли дремал, то ли опять потерял сознание.
– Я везу его к своему другу, он хороший врач, сейчас осмотрит его и, если потребуется, оставит у себя, – успокоил меня Прохор.
Бони действительно оставили в небольшой частной клинике, у него оказалось сотрясение мозга. Когда его переодели в больничную одежду и смыли косметику, он стал прежним обаятельным парнем, симпатичным, несмотря на уродливые последствия травмы. Перед моим уходом он протянул мне листочек из блокнота и сказал:
– Обещай, что найдешь ее.
Я взглянула на бумажку, там было написано чье-то имя, и пообещала:
– Хорошо, найду!
В клинике Прохору выделили свободный кабинет, там и произошел откровенный разговор.
Я рассказала все без утайки о Катерине, о ее муже Тимуре, о ее детях Женисе и Мире, об искалеченных судьбах Володи и настоящего Стаса Евсеева. Прохор слушал молча, ни разу не перебив меня. Иногда его мужественное лицо искажала гримаса страдания. Закончила я свой рассказ словами:
– Вот такая история, Прохор Степанович. Все вроде бы сходится, но доказательств пока нет. То, что они пошли на убийство, лишь подтверждает мою правоту.
– Зря ты не рассказала мне все это раньше, хотя, возможно, тогда я тебе не поверил бы. Выстрелив в Ваню, они убедили меня в том, что ты права. У меня спала пелена с глаз, и теперь многие вещи в поведении Стаса кажутся мне подозрительными. Как он мог, я ведь считал его вторым сыном. Я мог бы ему простить чужое имя, возможное воровство, но только не то, как он втерся ко мне в доверие – добился своей цели, переступив через моего сына, искалечив ему жизнь. Они же братья, у них одна мать! Этого я не могу понять, а значит, и простить. Он заплатит за все! Я из него душу вытрясу!
– Пожалуйста, не горячитесь, Прохор Степанович. Они не только в Ваню стреляли, но и в Бони, обоих спасло только чудо. Они мои друзья, а я никому не позволю убивать моих друзей или хотя бы пытаться сделать это. Давайте поступим так.
И я изложила свой план под названием «Приманка для урода», способ добыть доказательства многочисленных преступлений Жениса-Стаса и его сестры.
– Давай попробуем, но если это не сработает, я использую другие методы, тогда Стасу вряд ли удастся что-нибудь утаить. Видит бог, он вынуждает меня сделать это, – сказал Прохор.
По дороге к коттеджу ему несколько раз звонили и докладывали, что Ваня жив, хотя и в тяжелом состоянии. Думая о Стасе, я негодовала, пылала гневом. Была настолько зла, что непроизвольно скрипела зубами. При мысли о Ване и Бони меня охватывала такая жалость, что к горлу подкатывал ком и не давал мне заплакать. Произошедшее скорее походило на дурной сон или на сюжет боевика. Еще хорошо, что все обошлось именно так. Ведь я могла в одночасье лишиться обоих друзей. Или же оказаться на месте Бони с простреленным париком или головой. Что бы тогда было с моим маленьким сыном! Отец от него ушел добровольно, а мать – по воле плохих людей. Бедный мой сыночек, моя кровиночка, мое солнышко родное, как бы ему жилось в этом жестоком мире без родителей! А Ванина дочь? Ведь у нее ситуация сейчас не лучше. Ванечка в таком тяжелом состоянии, что неизвестно, выкарабкается ли. «Нужно завтра заехать к ним и сообщить о случившемся, сегодня лучше ничего не говорить, пусть поспят ночь спокойно, – подумала я. – Ванина жена наверняка решит, что он не пришел ночевать из-за утренней ссоры».
Было уже очень поздно, когда мы приехали в коттедж. Я постаралась пробраться к себе никем не замеченной, для этого Прохор распорядился выключить во дворе почти все фонари. Стас, оказывается, уже приехал и находился в своей комнате. Прохор велел позвать его в гостиную. Там по разработанному нами плану он рассказал о случившемся. Чтобы усыпить бдительность Стаса, сказал, что я погибла, а Ваня в тяжелом состоянии в реанимации. В это время я поднялась в комнату Стаса и терпеливо ждала в темноте, пока закончится разговор. Прохор позвонил мне (я предусмотрительно включила виброзвонок) и сообщил, что Стас пошел к себе. Я спряталась в шкаф.
Стас вошел, включил свет, запер дверь и принялся звонить.
– Не спишь? – спросил он кого-то. – Слушай, все на мази, «эта» подохла, а Ванька пока скрипит, но тоже не жилец.
На том конце что-то спросили.
– Да все в порядке, – заверил Стас. – Прохор расстроен, но я чист, сама знаешь. Ты-то как?
Он выслушал ответ и удовлетворенно кивнул.
– Ну да, это потом обговорим. Ты молодец, Мира!
«И ты молодец, – подумала я. – Не выдержал-таки, позвонил. Умница». Теперь немного подождем, пусть нарадуется, потом начнем его разочаровывать.
Стас действительно был рад. Носился по комнате, что-то насвистывал и, кажется, готовился лечь спокойно спать. Включив телевизор, он пошел в ванную. Телевизор в нашей затее был лишним. Я тихонько вышла из шкафа, выдернула штепсель из розетки и вернулась обратно. Стас, намывшись, вышел из ванной, плюхнулся на кровать, потом заметил, что телевизор не работает, встал, взял пульт, опять лег, начал
