оплачены.
Око за око, зуб за зуб.
Предательство искупается новым предательством.
Он свободен.
Теперь он только Ее.
Он должен сделать только одно — пойти домой и дождаться Ее звонка.
~~~
Может, перед тем как зазвонил будильник, она на какое-то время все-таки отключилась, она толком не помнила. Рассветные часы прошли в полудреме, что-то внутри не позволяло уснуть, она должна быть начеку. Спящая она уязвима.
Протянув руку, она отключила сигнал, встала и надела халат. Он лежал с другой стороны двуспальной кровати, неподвижно, с закрытыми глазами — непонятно, спит или нет. От омерзения она проснулась окончательно. Все чувства тотчас обратились внутрь, во мрак. Усталость ее не возьмет.
Ничто ее не возьмет.
Наклонившись, она подсунула руки под спящего Акселя, осторожно подняла его, вынесла из спальни и прикрыла дверь.
Положила сына на диван в гостиной и посмотрела на его лицо. Такой чистый, безгрешный. Зажмурила глаза, отгоняя боль оттого, что он рядом. Только он делает ее ранимой, а для слабости сейчас нет места. Она должна как-то вооружиться против чувств, которые он в ней вызывает. Оградиться от них. Поддавшись им, она проиграет, превратится в жертву, несчастную отвергнутую мать Акселя, утратившую контроль над собственным существованием. Когда-нибудь он обязательно поймет, что она делала все ради него. Она принимала решения и пыталась его защитить в отличие от отца.
— Аксель, просыпайся. Нам пора в садик.
Они немного опоздали, как и было задумано. Дети уже ждали начала дня в игровой, родители умчались на работу. Аксель только что повесил на крючок куртку, как из кухни вышла Линда, держа в руках вазу с фруктами.
— Привет, Аксель.
— Здравствуйте.
Быстрая улыбка в ее сторону, и взгляд снова обращается к ребенку.
— Пойдем, Аксель. Пора начинать.
Она спокойна. Ненависть почти сладостна. Все силы собраны, и вина — не на ней. Этого не должно было случиться, ее вынудили. Даже удивительно, что чужие серьги в душе способны так сильно обострить все чувства.
Каждое слово заточено, как копье.
— Линда, у вас найдется минута? Я хочу кое-что сообщить. — Она обрадовалась, заметив страх, мелькнувший в глазах воспитательницы, и ощутила упоение собственной властью.
— Да, конечно.
— Аксель, иди на место, а я потом помашу тебе в окошко.
Он сразу послушался. Наверное, почувствовал ее решимость. Когда сын скрылся в игровой, она снова повернулась к Линде и какое-то время просто смотрела на нее, прекрасно осознавая тревогу, которую вызывает у той ее молчание. Линда стояла, глядя в одну точку. Только ваза в руках слегка подрагивала.
— Дело в том, что… Об этом довольно трудно говорить, но я все-таки хочу сделать это ради Акселя.
Наслаждаясь собственным преимуществом, она снова замолчала.
— Дело в том, что наша семейная жизнь с Хенриком сейчас складывается не совсем просто, и я подумала, что вам нужно знать об этом из-за Акселя. Не уверена, что Аксель все до конца понимает, но… я знаю, что вам с ним порой бывает трудно, а дальше, наверное, будет еще труднее — пока мы с Хенриком не наладим отношения.
Линда обшаривала глазами помещение в поисках чего-нибудь, за что можно зацепиться взглядом.
— Вот как.
Вот как? Что-то ты не слишком разговорчива для девушки, с которой приятно беседовать!
— Я решила рассказать вам это ради Акселя.
— Да, конечно.
Обе стояли не двигаясь. Линде явно очень хотелось исчезнуть. Наверное, поэтому они с Хенриком и нашли друг друга. Поняли, что оба невероятно трусливы и всегда бегут от любых разговоров.
Но Эва не отпускала ее взглядом.
— Какой у вас, кстати, красивый свитер.
Линда посмотрела на свой свитер так, словно видела его впервые.
— Спасибо.
Вот так-то, милая Линда. Теперь тебе есть над чем подумать.
— Скажете Акселю, что я помашу ему в окно?
— Конечно.
— Спасибо за то, что выслушали. — Улыбнувшись, она доверительно взяла Линду под локоть. — Я действительно очень рада, что поделилась с вами. Я уверена, что все образуется. В браке разное случается.
Она улыбнулась, Линда, по-видимому, попыталась сделать то же самое.
— Мы заберем его как всегда в четыре.
Она задержала в руке ее локоть — прежде чем повернуться и уйти.
Когда она вернулась, он все еще спал. Дверь в спальню была закрыта, Эва прошла в кухню и поставила кофе. Позвонила с мобильного на работу. Ее угораздило подхватить серьезный грипп, доктор выписал больничный, так что пусть ее проектами пока займется Хокан.
Вытащила поднос на складных ножках для завтраков в постели, который им подарили на свадьбу Сисси и Ян. Он так и хранился в упаковке, кажется, они использовали его всего раз в какой-то день рождения.
Никогда прежде мысли не были такими ясными, чистыми и абсолютно свободными от колебаний и сомнений. Ею двигала единственная сила, настолько мощная, что отодвигала все остальное прочь, определяла каждый ее шаг, каждую мысль.
Шаг за шагом. Здесь и сейчас. Будущего, к которому она стремилась, больше нет. Он его отнял у нее.
Теперь нужно позаботиться, чтобы и он лишился того будущего, которое выбрал для себя.
Он не должен понять, что произошло.
Она остановилась у дверей спальни с сервированным подносом. Попыталась несколько раз улыбнуться, чтобы потренировать мимику, впрочем, переигрывать тоже не надо. Нужно вести себя как та Эва, которую он знает. Как та, какой она была двадцать часов назад, иначе он что-нибудь заподозрит.
Она повернула ручку двери и открыла дверь ногой. Он проснулся и приподнялся в кровати, опершись на локоть.
— Доброе утро.
Он не ответил.
Слышишь, что тебе говорят, скотина?
Он смотрел на нее так, словно в руках у нее не поднос, а наточенный топор.
