Во мне жена ликует, и горюет мать.
Не меч сынов родит. Но иногда умели
И меч, и нож вставать на стражу колыбели.
– Где ты, Михаль? Я утром в смертный бой пошел,
И я сказал тебе: «Пред вечером вернусь я».
С тех пор, Михаль, как будто целый век прошел.
А я к тебе лицом еще не повернулся.
– О, Михаэль, ты в бой решающий пошел.
И после всех его решений ты меня нашел.
Гляди, любовь меж нами вся полна до края.
Хранили мы ее, ни капли не роняя.
– Где ты, Михаль? Где ты приют себе нашла?
Лишь это мне скажи, и я, как прах, рассеюсь:
Ты в доме слез, иль в дом ты к жениху вошла?
И что твой голос так звенит, зовет к веселью?
– О, Михаэль, приют себе уж я нашла.
Но в доме слез я, к жениху я не вошла.
Мой голос радостью звенит, поет ликуя, –
Ведь рядом тут с тобою, под землей, лежу я.
Перевод: М. Ялан-Штекелис
(по поводу одной забастовки)
Сионизм, ты сегодня вознесся высоко –
Учрежденья и фонды, куда ни гляди...
А вот помнишь ли ты, как тебя одиноко
Нес еврейский учитель на впалой груди?
Ты тогда и во сне не мечтал о «Гаснэ»[37],
О Гадассе[38], о «Нире»[39], о Керен-Гайсоде[40].
Ты имел лишь его: Дон-Кихота в пенсне,
В сюртучке по сомнительной моде.
Когда брел он по снегу и в слякоть с тобой
И с «Любовью Сиона» писателя Мапу[41],
Он был первой, «Сохнут»[42], тебе данной судьбой
По дороге к иному этапу.
Был «Мерказ Хаклаи»[43] он – и был «Мехон-Зив»[44],
Раздавая изюм в Ту-биШват[45] всем питомцам;
А в их лепете детском звенел Тель-Авив,
До того как возник он под солнцем.
А когда, объясняя детишкам язык,
Он писал на доске имена и глаголы, –
Вся «Махлекет-Тарбут»[46], все издательства книг
Были там – на доске его школы.
Сетью всех учреждений служил он тогда –
И лишь банком он не был еще никогда.
Голытьбы у нас тьма (должен Менделе[47] звать я!)
Но баланс всей истории нашей таков,
Что (конечно, помимо писателя, братья)
Наш учитель детей – чемпион бедняков.
Задолжал он с дней Кальмана Шульмана[48] пекарю
(Тот, отчаясь, давно прекратил уж свой бунт),
Бакалейной торговке, портному, аптекарю...
И всегда не хватает бедняге лишь фунт.
Вы глядите брезгливо, друзья! Перестаньте-ка
Поэтично гнушаться прозаических дел!
Вы ведь все сионисты. Почему же романтика
Одному лишь учителю тут дается в удел?
Копит денежки в банке родитель с семейкою –
Но клеймит педагога, вспылив как огонь:
Тот бастует, устав от погонь за копейкою...
О, друзья! Не довольно ли этих погонь?
Вы ведь знаете все этот тип человека.
Если он победит забастовкой «врагов» –
Не пугайтесь, друзья: до скончания века
Он не выйдет из пут векселей и долгов.
Фунт привел к забастовке, но долг обвинителя
Объективно исследовать почву и грунт.
И тогда он, наверно, поймет и учителя:
Мы должны ему больше чем фунт!
Перевод: Х. Райхман
Ты знаком, читатель, с той особой,
Что зовется в биологии амебой?
Это – клетка жизни, но родиться
Суждено ей, крохотной, на горе...
В микроскопе – в капельке водицы
Ты ее увидишь словно в море.
В капле – волны плещутся бурливо,
И амеба плавает в прибое...
От потуг созрел процесс разрыва -
И гляди:
Из тельца стало двое.
Жуть и дрожь проходят по амебе –
