... И затихнет земля. Взгляд небес окровавленный
Понемногу уймет
Пыл дымящих границ
И восстанет народ – в скорби, но не подавленный
В ожидании Чуда
На исходе зарниц
Встретить чаянный миг он готов. Лунным заревом
Обрамленный, стоит, чуть дыша, еле жив...
... И навстречу ему выйдут
Девушка с парнем
И неспешно пройдут пред народом своим
В форме пыльной, в грязи, в тяжелеющих ботах
Молчаливо пройдут по пути в новый день
Не сменивши одежд, не умывшись от пота,
Что несет след забот и боев ночных тень
Бесконечна усталость, о покое забыто,
А еврейская юность с них стекает росой.
Молча оба шагнут
И замрут, как убитые –
Без движенья, без жизни – как на посту часовой.
Восхитится народ горемычного жребия,
Спросит: Кто вы?. И двое, чья речь вдруг хмельна,
Скажут: Мы... мы и есть то блюдо серебрянное,
На котором дается евреям страна.
Скажут так – и падут, завернувшись в тень-марево.
Остальное войдет в анналы Израиля.
Перевод: Т.Зальцман
Не призывай меня отчаяньем клятвой, не призывай меня обильем слов.
Стремясь к тебе, вхожу на твой порог со всех извилин всех моих дорог.
Усталый путь мой беден и тосклив. Не призывай меня обильем слов.
Затихнет все и сгинет все, и только ты да ночь еще живут.
Шумя толпится на пороге сердца суета.
А ночь – во всю. Гудят леса. Из труб дымится черным валом тьма.
Когда глаза твои останутся одни, бессоницей подчеркнутые синью,
И три струны, что в имени твоем, вдруг прозвенят, сметая пыль,
Скажи, скажи тиши, убийце слез, поведай грусти утомленной,
Что, помня все, к ним возвращаются опустошенными из города, созревшего в борьбе,
Чтоб раз, еще хотя бы раз обнять их.
Как велики мгновения конца! Гаси свечу. И свету нужен отдых.
Молчание развей. Плывут просторы. В безумной выси я вдыхаю воздух.
Ты! – Никогда еще не жил тобою я,
Ты мое море! Соленый запах родины моей!
Как счастье бурное с обломанным крылом,
О, если бы пронзить меня могла ты памятью своей!
Ведь знал я, знал – ты ждешь меня, в тени кусая дрогнувшие губы.
Мне чудился твой шепот бредовой в пролетах улиц, в шумах городских.
И одинокий в праздничном чаду, не раз роняя голову на стол,
Я видел – ты выходишь из угла. Все разошлись. И в темноте осталась ты,
Чтоб заковать меня в прохладу своих рук.
Спокойные промчались годы под твоим окном.
В шкатулке позабыты серьги – память прошлых дней.
Твое лицо худое высечено из грусти.
Мелькнув мечтою предо мной, ты сберегла мне самый ценный дар – Расплату за любовь, печали черствый хлеб
И луч улыбки первой, падающий ниц.
Перевод: О. Файнгольд
Еще слышится песня, что пелась тобой,
И открыта дорога в далекие страны.
Тучка в небе, деревья в воде дождевой
Еще помнят тебя, милый странник.
Но поднимется ветер, и молний хвостом
Раскачается все, что с тобой было раньше.
И расскажут овца и барашек о том,
Что погладил ты их и отправился дальше,
Что пусты твои руки и дом твой далек,
И тебе не однажды дано поклониться
Смеху женщины, ветке, чей зелен листок
И в дождинках побеги-ресницы.
Перевод: Я. Либерман
Вот шепчет о чем-то деревьев листва,
Вот ветер кружится, взмывая в небо...
Опишут их разве
Мои слова?
Сердец их коснуться мне бы.
Взять хлеба и соли, воды запасти,
И только иссякнет лето,
Припасы в отцовы поля отнести
