– Ей ничего не жалко, даже себя. С ней никогда не потеряешь.
– А ты на чьей стороне?
Такой наглости Мухаммед не ожидал.
– Я – консерватор, – протянул он.
– И?
– На стороне Буратино, конечно.
Ханна встала и подошла.
– Мы сможем что-нибудь заработать? – Она заглянула в его блестящие глаза.
– Рассказывай, беби, – сказал, но, несмотря на два миллиметра, разделявших их лица, не пошевелился. Ощутил, правда, дыхание африканской львицы, вышедшей на охоту.
– Я знаю, у кого Золотой ключик, – тихо прошептала она ему в ухо.
– Разве Мальвина была в бизнесе? – удивленным шепотом ответил вопросом Мухаммед.
– Она была звезда и жила в отдельном неплохом особнячке, в цветах и поклонниках, если помнишь, – отшутилась Ханна и вернулась на прежнее место.
– А почему ты думаешь, что ты знаешь, а другие нет? – спросил Мухаммед.
– А я этого не говорила. Умных, красивых и догадливых много, а богатых – единицы.
– Не повторяй чужих глупостей. – Его лицо было спокойным и опять чуть снисходительным. – Откуда у тебя уверенность, что я твой союзник?
– Значит, есть. – В ее голосе звучали уверенность и нахальство или даже готовность идти напролом, сшибая своей круглой задницей сомнения и хорошие манеры.
– У нас большая фракция? – спросил он и сам же ответил: – Виолетта, наверное. Ты с нее, кажется, начала?
– Когда Саломея организовывала бизнес, с индусом ее познакомил Никита. Скромный такой индус, то ли химик, то ли фармацевт, то ли биолог, как он сам. Потомок махараджей Капуталы или Патиалы.
– А что ему было нужно от Саломеи?
– Ее связи и ее башка. Я тоже признаю кое-какие ее качества в отношениях с людьми… Она бесстрашная и спокойная.
– Ты так хорошо ее знаешь? – удивился Мухаммед.
– Знаю немного и знаю тех, кто знает ее достаточно хорошо.
– Дальше говори. – Учитывая женский характер своей собеседницы, Мухаммед не хотел очень-то показывать свое любопытство по отношению к Саломее.
– Никита был другом ее второго мужа. Она вдова, ты знаешь? – спросила утвердительно Ханна.
– Он тоже был ученым?
– Кажется, нет. Или был когда-то, но потом занимался бриллиантами. Я не понимаю в этом очень уж хорошо, как он их продавал, кому, но фирма у него была в Швейцарии и счета соответственно. И банкир Сева был в доле. Он тоже вдовец.
– А ты? – Мухаммед сел к ней на диван близко, почти касаясь.
– Я – нет. – Она удивилась и даже не поняла: он шутил или не шутил, когда спросил про долю или про ее семейное положение? – Я тут ни при чем.
– А вдруг они опять пустят газ ночью? – Теперь он уже ее касался, и было ясно, что она не против, но что-то их удерживало.
– Только ночью и только в нашей каюте, – прошептала Ханна.
– Я помню, – ответил Мухаммед губами, без голоса.
– Никита, помоги мне, – тихо попросила Виолетта.
Они спрятались от всех в мягких молочного цвета диванах салона. На самом деле она панически боялась солнца: из-за обязательной и неизбежной аллергии, новых родинок и внушаемого со страниц всего глянца мира преждевременного старения кожи.
Если быть точнее, то после того, как Саломея достаточно вызывающе встала и ушла наверх, а за ней последовал Олег, все, как по команде, разбрелись по парам. Виолетта подумала, что Саломея таким образом вызвала его на аудиенцию, или он сам ждал, когда же наконец поговорит с ней начистоту. Видно было, он сделал колоссальное усилие, отсидев минут пять на месте, чтобы сразу за ней не сорваться. Потом все бросились врассыпную, и никто не пошел наверх. «Молча оставили их там сражаться, хозяев», – решила Виолетта.
Она давно знала, что Ирина страдала от этой любви и мстила Олегу с Севой. Как хитрющий и проницательный Копейкин их не раскусил, она не понимала. Катя тоже знала, но Катя не была сентиментальной мечтательницей и четко прояснила, что прочной семьи с Олегом не создать и внимательного отца из него не сделать, по крайней мере в ближайшие лет пятнадцать. Он будет откупаться своими деньжищами и видеть супругу от случая к случаю, даже если она нарожает ему троих детей. Уютному дому и саду с цветами и собачкой он всегда предпочтет номер в отеле в очередном месте его интересов, где всегда найдется рядом симпатичная сотрудница, помощница, коллега и т. д. А если не найдется, он может и потерпеть. Но Ирина Катю не слушала. Она влюбилась в ее бойфренда с первого знакомства. Кто знает, может быть, Катя была и не права…
Ире было тридцать четыре.
Мы сами делаем свою судьбу, спотыкаясь на самом главном: слушать разум или душу?
– Я не могу смотреть Севе в глаза, как будто я ее сообщница, – продолжила Виолетта.
– Чья, милая? Саломеи? – спросил участливо Никита. Она казалась такой хрупкой, растерянной, виноватой, неравнодушной. – Саломея старалась не только понять Ирину, но и заставить ее принять решение, я так думаю. У нее у самой непростой жизненный опыт за плечами.
– Она отговаривала Ирину от Олега, я знаю. Она ему не доверяла. Она терпеть его не могла. А сейчас смотри, что происходит!
– Что происходит? Не опережай события, чемпионка, – Он обнял ее за плечи. Приятная девчушка, хотя и чуть диковатая. Она как будто дарила ему новые ощущения, разве это не счастливый случай? Опять вдруг проявляешь к кому-то интерес, а не бежишь в свое одиночество. – Знаешь, насчет Севы совершенно не надо себя терзать. Любое чувство вины пускает глубокие корни, перемешивая прошлое и будущее и создавая страх перед обстоятельствами. Это проблема Ирины. Была, – медленно сказал Никита. – Так и просится небезызвестная цитата: «Нет человека – нет проблемы».
– Я думаю, любовь – всегда треугольник, в большей или меньшей степени – ты прав. Саломея тоже это знает, но молчит же.
– Она с тобой молчит.
В салоне появился парень из команды.
– Слушайте, молодой человек, если мы попросим принести холодного лимонада – реально? – высказал свое желание Никита, заодно спрашивая Виолетту, не против ли она.
– Ты ведь знал мужа Саломеи, Пита? – спросила Виолетта. Она как будто начала успокаиваться. Она почувствовала в себе женщину, на которую тихо, может быть, но пошел лов.
– Да, знал. Еще до того, как они поженились.
– Он ведь был американец?
– Да. Мать, правда, была настоящая итальянка.
– Ты тоже был с ней знаком? – удивилась Виолетта.
– Конечно. В девяностые я стал увлекаться ювелиркой. Почему так получилось, долго рассказывать. А если честно, я не люблю вспоминать девяностые. Лихая пора.
– Нужная, – серьезно вставила Виолетта. – Вы расплачивались за своего Ленина.
– Ну, болгарам-то как раз от Ленина досталось меньше всех.
– Что водка, что баклава, – заметила она.
– Что свастика, – дополнил Никита.
– Ну да, мы как турецко-русско-германский отель.
– Баница скорее, – пошутил Никита. Ей не понравилось.
– Интересно, – протянула Виолетта, – вы же лидеры по запасам алмазов.
– Интересно, как быстро ты вспомнила русский. Очень интересно, – перевел Никита разговор.
Может быть, он все-таки ее недооценивал? Олимпийскими чемпионками не все становятся. Скорее
