посетителей.
— Вы просили встречи со священником, — произнес адвокат. — Перед отбытием в колонию закон даёт такое право. Заключённые могут исповедаться и причаститься плотью Христовой. К извинению, тюремное начальство не нашло ни одного священника вашей… — юрист запнулся, щёлкнул пальцами, — кон… конф… вашей веры. Прислало католического аббата. Как вы к этому относитесь?
— Спасибо, — искренне сказал врач. — Я очень рад буду исповедаться и причаститься.
— Аббат говорит только по-английски, — сообщил защитник. — Я выступлю вашим переводчиком.
— Э-э, я хотел бы поговорить с аббатом наедине, — заявил врач. — Вы понимаете, я ведь буду исповедоваться… я немного знаю английский.
— ОК, — согласился адвокат, — я буду за дверью. Если возникнут трудности, позовёте.
Юрист вышел, прикрыв дверь.
— Слушаю тебя, сын мой, — мелодично произнёс священник на чистейшем американском языке.
Он сложил руки на животе и приготовился внимать.
— …Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого! — возгласил аббат, осеняя Андрюху крестным знамением на католический манер. — Отпускаются грехи твои! — Священник порылся в кармане пиджака, достал облатку, протянул. — Тело Христово.
Бутербродов раскрыл рот, смиренно высунул язык… И вдруг схватил протянутую руку с грязными ногтями и изо всех сил вцепился зубами в мизинец. Святой отец дёрнул рукой, облатка выпала. Священник вылупил глаза, тонко, по-детски, вскрикнул:
— А!
Андрюха яростно терзал волосатый палец, трещала кожа, ручьём лилась кровь. Странно, но только когда палец был почти откушен, аббат дал, наконец, волю мощному крику. У врача зазвенело в ушах от его дикого вопля. Он сделал последнее усилие, зубами рванул руку на себя и окончательно отгрыз палец. Святой отец упал на колени, схватился за искалеченную конечность. Гинеколог едва успел кинуть палец под лежанку, как в камеру вбежали три негра-охранника и адвокат. Доктор встретил их спокойной улыбкой, стоя над жертвой.
— Что случилось, аббат? — адвокат бросился к служителю, помогая подняться.
— Fucking shit! — в благородном гневе вскричал церковник. — Этот сукин сын мне палец откусил!
— Пойдёмте, пойдёмте, аббат, — юрист с помощью одного из тюремщиков, боком, опасливо косясь на узника, повёл священника к выходу.
— Пусть он мне вернёт мой палец! — вопил Божий человек.
— OK, ОК, вы идите, я сейчас.
Постанывая и бормоча ругательства, аббат удалился в сопровождении надзирателя.
— Эй, ты спятил!? — крикнул защитник из-за спины охранников. — Где палец аббата?
— В желудке, — осклабился Андрюха, гладя себя по животу. — Я людоед. Хочешь, тебя попробую?
Бутербродов сделал шаг навстречу адвокату.
— Чокнутый! — выкрикнул по-английски адвокат и пулей вылетел из камеры.
Вернулся надзиратель, помогавший священнику, что-то шепнул охране, кивая на врача.
Охранники, не спеша, приблизились к агрессору. Один взмахнул кулаком, и гинеколог упал на пол. Также неспешно, охрана заработала ногами.
Попинав буйного узника, негры удалились.
Врач поднялся, кряхтя, присел на топчан:
— Вот козлы, — проворчал он беззлобно, трогая разбитую губу.
29. Реалии прошлого
«У Татарина» было многолюдно. Аникита Иванович Репнин — главврач городской поликлиники, взял со стойки пиво и тарелочку с сушёной рыбой, огляделся, решая, куда опустить тучное тело. За угловым столиком он приметил пару знакомых лиц.
— Разрешите?
Барин и Халюкин, пившие пиво, вскинули головы.
— Пожалуйста, — разрешил бизнесмен.
Главврач сел, отхлебнул пива, бросил в рот кусочек рыбы.
— Кажется, вы друзья Андрея Васильевича? — спросил Репнин. — Как он теперь поживает?
Антон с Артёмом переглянулись.
— Он ведь в Питере, вроде? — продолжал расспросы Аникита Иванович. — И женат на вашей родственнице, — врач посмотрел на Барина.
— В Питере, — подтвердил последний. — Женат на сестре моей жены.
— Как он, вообще? — лицо экс-начальника Бутербродова лучилось благодушием.
— Мы с ним больше не контактируем, — вставил очкарик. — Он предал нашу дружбу.
Главный врач перевёл недоумённый взгляд с одного на другого.
— Да, наш бывший друг зажрался, — кивнул Артём. — И не хочет нас знать.
— Как же так? — помотал головой Репнин. — От кого — от кого, а от Андрея Васильевича я не ожидал… — Он хлебнул пенной влаги. — Хотя, вспоминаю, перед отъездом он стал каким-то шалым. Всё время бормотал что-то под нос, задавал странные вопросы… купил живого гусака… или гусыню? Зачем ему гусь, если он всё равно уже собрался переезжать? — врач ещё выпил.
Друзья внимательно слушали монолог.
— А ведь Андрей Васильевич — хороший специалист, я намечал послать его за границу для обмена опытом. — Репнин ударился в воспоминания. — Неожиданно он подал заявление об уходе, ничего не объясняя. Что с ним случилось тогда?
— Мы сами не знаем толком, — ответил за двоих Барин. — Андрюха уехал молча, даже не попрощавшись. Где-то раздобыл кучу денег, купил квартиру в Питере, в окрестностях города всего за шесть месяцев построил женскую клинику. Лечит только богатых и знаменитых. Свояченица рассказывала, купил самолёт и месяц назад улетел отдыхать в Африку…
30. Срок годности рубля
Когда всё улеглось, Бутербродов достал из-под лежака палец аббата, тщательно обмыл, обтёр полотенцем.
Немного поколебавшись, засунул мизинец в рот и стал мужественно пережёвывать. Палец был толстый и скользкий, острый ноготь карябал язык, зубы вязли в сладковатом мясе. Гинеколог набрал питьевой воды, глотнул. Слышался хруст косточек, Андрюха посекундно пил воду. Наконец, доктор, зажмурившись, сделал последнее глотательное движение, допил остатки прозрачной жидкости, шумно выдохнул:
— Фу!
Куском штукатурки нарисовал на бетонном полу пятиконечную звезду с кружком посредине. Потом взял со стола полусгнивший апельсин — то, чем в этой африканской стране кормили свиней и заключенных, жестоко разломал, достал несколько косточек. Их высыпал в круг. Достал из-под тюфяка гвоздь. Оскалившись, со всего маха, ткнул им в указательный палец, на пол заструились красные капли.
Гинеколог накапал в каждый луч звезды понемногу крови, схватил книжку, присел на топчан и
